Тимур Зульфикаров - Земные и небесные странствия поэта
На земле люди забыли Аллаха и не дают нищим а в небесах их внезапно настигает рука протянутая моя…
Иль здесь на небесных путях ближе слышней всемилостивый Аллах?..
Но скоро голод придет и в небеса и я уйду к звездам…
Дервиш Ходжа Зульфикар брат я устал от земли от человеков…
И вот брожу по небесным путям и собираю милостыню чтоб уйти навек к аллаховым звездам…
И он засмеялся лучезарно молодо.
…Гляди дервиш как устали люди жить на земле — и вот нежданно входит нищий в самолет на высоте десяти километров и в белом звездистом льду борода его — а никто не дивится его явленью…
А я обнял его и зарыдал:
— Мой блаженный великий тысячелетний брат Ходжа На-среддин!..
Ужель ужель ужель я вижу тебя в последний раз?..
Ужель на земле нет места гнезда даже нищим нам?..
Ужель уходишь к невозвратным ледяным неприступным звездам?..
Не дай Аллах!
Лед в бороде небесного нищего Ходжи Насреддина талой слезой водой что ли стал?..
Иль слеза великого бродяги напоследок пала на меня?..
…Иль в войну в душе моей выпал вечный альпийский снег и лед ледников памирских стал?..
Иль окрест одинокой согбенной сиротской варзобской кибитки моей зима навек пришла?..
И уже никогда не будет талого веселого снега текучего курчавого льда которого более всего алчет солончаковая гортань моя?..
А?..
Глава XXVI
МОРОЗ
…А ночью декабрьской внезапно навзничь вкопанно намертво пришел мороз…
И утром варзобское ущелье все было в косматом блескучем трескучем инее и нагорные курчавые ручьи и потоки застыли…
И река Варзоб-дарья у брегов дымчато дико люто удивленно застыла и сизые наледи дымчатые по всему ущелью стыли слизи пелены ледяные…
И малые потоки насквозь до дна серебряно игольчато застыли и стали льдом…
И река не текла плыла а до дна застыла…
И река была водой, а стала льдом…
И малые потоки до дна застыли а большие сильные потоки живой испуганной водою едва на дне ледовом ложе теплились струились шевелились…
И там остаточно дышали жили рыбы…
Тогда дервиш вышел из кибитки с ведром и топором чтоб нарубить речного свежего целебного льда и вырубил топором кусок лазоревой ледяной реки…
И нежно целомудренно положил лед в ведро и принес в кибитку…
И поставил ведро с куском дымчатого лазоревого сизого льда на печь чтоб острый лед стал доброй круглой водой для чая…
…И тут дервиш увидел что во льду дымчатом замерзли замерли соломинки травы и корешки и листья дерев…
И тут дервиш вздрогнул потому что в сиреневой глубине льда смиренно покоилась не шевелилась застыла застряла маленькая жемчужная рыбка-маринка…
И беспробудно погруженная в лед она светло светила жемчужной лучистой живой переливчатой перламутровой чешуей чрез толщу дымчатую льда который медленно млея тлея таял полз рушился оседал в ведре претворяясь в воду…
Аллах Аллах Господь Господь мой!..
Ты всемогущ!..
Застуди навек мою древнюю всеми забытую никому не нужную траченую мученую жизнь в моей чахлой рухлой никому не нужной кибитке среди льдов необъятных дымчатых!..
Только обогрей облелей растопи одыши верни эту безвинную во льду текучем рыбку…
Пусть я умру — но оживёт рыбка…
А?..
…А пришла зима
Первая зима войны
Первые нетронутые целебные снега войны…
Воитель!..
В снегах руки кровяные навек окуни остуди!..
Так тоскливо одиноко зимой в горах…
Но по первым снегам грядут первые гости…
Блажен и свят в горах первогость в первоснегах!..
Жду гостя я — и вот приходит сын мой Касымджон что забыл меня но в войну вспомнил меня…
И на первых снегах близка и самая дальная гора…
И вот мы пьем зеленый чай но я чую что первогости грядут к кибитке моей по первоснегам…
Да!..
Глава XXVII
ГОСТИ ПЕРВОГО СНЕГА
Выпал вышел первый целебный девственный первоиспечен-ный ягнячий снег окрест нашей одинокой кибитки…
Нетронуто девственно бело бело бело стало от пуха снежного…
Но кто-то стучит в дверь хотя уже близок горный пустынный первоснежный вечер…
— Отец кто-то стучит в одинокую нашу дверь…
Кто-то пришел по первому снегу кто-то заблудился в снежном нашем варзобском ущелье…
— Касымджон сын открой им…
…И два путника в косматых чапанах чабанов входят в нашу утлую кибитку…
И сразу тесно душно стало в нищей кибитке нашей…
И путники улыбаются и говорят «Ассалом Алейкум» и другие слова на ином непонятном языке…
Локайцы или ургуты или карлуки что ли?…
А их язык гортанный не знаем мы…
А они не знают таджикского но улыбки нежные на скуластых лицах их — слова их…
…Тогда дервиш Ходжа Зульфикар и сын его Касымджон расстилают праздничный дастархан…
И все фрукты каймак и горячий плов закутанный в одеяло на завтра и сладости бухарские — все что есть в кибитке ставят пред гостями заснеженными нечаянными…
И винятся маются хозяева что мал дастархан в войну гражданскую…
И последнюю бутылку бухарского вина сокровенного припрятанного разливают в пиалы…
И гости пьют едят и улыбаются…
…Ах в первый свежий нежный январский снег так сладко плещется клубится старинное алое бухарское вино в пиалах!..
Ах по древнему бухарскому обычаю надо выпить пиалу алого огненного вина…
А потом заесть запить его первым талым снегом!.. чтоб в горле что ли было свежо бело ледово огненно ало ало ало!..
А гости были голодны как все люди в гражданскую войну…
И ели алчно и руки их дрожали от глада…
И они благодарили хозяев глазами а не словами ибо язык их был глух и непонятен…
А потом дервиш и сын его постелили для гостей самые нетронутые девственные расписные одеяла приготовленные для
грядущей свадьбы Касымджона хотя одеял было мало…
Но гости помолились после обильной еды и вина и чая и попрощались потому что дорога их кочевая дальняя и извилистая шла дальше…
И в кибитке дорога эта не останавливалась не сворачивалась как змея целебная на зиму под камнем…
Тогда дервиш и сын его завернули гостям в два больших платка на дорогу два новых чапана-халата и два свадебных одеяла и халву с последними конфетами самаркандскими…
Всё что было у них отдали они гостям…
…И уже была ночь за дверью кибитки…
И метель первых снегов стала утихла уже не билась как хвост-обрубок собаки волкодава при виде долгостранствующего возлюбленного хозяина…
А метель первая смущенно лежала на горах…
Окрест одинокой кибитки бело было от девственных снегов и нежно было и хрустально струился колебался дивными волнами холодами кружевами воздух гор.
И Касымджон проводил немых улыбчивых локайцев и вернулся в кибитку где дервиш уже улыбчиво удоволенно спал на дряхлом одеяле…
Тот кто отдал всё людям — тот блаженно пустынно счастлив…
И тот говорит с Аллахом…
И тот готов к Великому Странствию не отягощённый земными дарами…
…Сынок теперь мы отдали твои блаженные свадебные одея-ла-курпачи — теперь отложим твою свадьбу…
Но Аллах даст новые одеяла — раз он дал тебе спелый зебб-фаллос!..
Айхха!..
— Отец, отец! там на свежем нетронутом снегу нет следов от наших гостей!..
Они ушли не оставив следов на снегу!..
Они не позволили мне проводить их…
Но я тайно вышел вслед за ними из кибитки — и вот на нетронутых снегах свадебных невестиных снежных одеялах простынях нет следов от ног гостей наших!..
Словно от невесты которая не девственница!..
Ейхха!..
Они приехали на машине? но нет следов машины…
Они на конях? но нет следов коней на снегу…
Отец кто они?..
— Сын никому не говори! тут божья тайна!..
Иль тут вино ало старинное ало бухарское ало дурманное наши головы расплескало затуманило?..
Иль мы блаженно терпко пианы?..
— Отец я не пил вина!..
Моя пиала нетронута как снега окрест кибитки!..
Но я видел! видел! видел — когда один из локайцев ел
плов — он неосторожно распахнул несметный власатый чапан чабана и я увидел белоснежное смятое тугое крыло…
И по крылу полз смоляной муравей тля что ли…
И локаец быстро смахнул рукой кусачего жалящего муравья тлю и мгновенно сокрыл крыло тайное но я видел…
