Тимур Зульфикаров - Земные и небесные странствия поэта
И капли от перезрелой томящейся грозди летят мне в уста…
И вначале они медовы медовы медовы тягучи как горные пчелиные соты Рамита…
А потом потом потом солоны как пастушечий сыр-панир как аральский солончак…
Тогда я радостно отворяю глаза и замыкаю уста:
— Эшниез как ты сумел взрастить виноград где смешались мед и соль?..
Рай и ад?..
Многоводный Рамит и иссохший Арал?..
…Эшниез-Аллауддин я радостно гляжу на тебя…
Ты уже уж лежишь спишь раскидавшись споткнувшись наповал по всему винограднику весь виноградник сонно руками объяв…
Уже ты уже ушел отошел споткнулся замкнулся навек Эшниез мой возлюбленный брат…
Эшниез откуда такая высокая кривая небесная пуля пришла и убила тебя?..
И вначале была кровь лозы а потом соляная кровь твоя…
Иль того кто по вечерам бродит в лазоревых небесах — того однажды навек забирает оставляет в небесах Аллах?..
Айя!..
Да?..
Кто теперь вскормит вспоит взлелеет твой виноградник виноградарь божий брат?..
Чьи две цепкие мудрые кисти сотворят повесят над махаллей притихшей моей тысячи кистей гроздей «тайфи» и «козьих сосцов»?..
И уже с высокого лазурного виноградника свисает блаженная лазоревая кисть рубиновая гроздь несрезанная моя…
И две палые кисти бездыханные глубоковспаханные морщинистые кисти твоих родных рук тяжко полощутся надо мной…
…И уже сумерки стали ночью и уже лазурь виноградника стала агатом…
Блажен вечереющий виноградарь напоследок насмерть как девственник ночную пылкую подушку обнявший разметавшись виноградник свой…
Но!..
Аллах!..
Лазурь сумерек перешла в ночи агат…
Господь!..
И я явно увидел как блаженный усопший Эшниез с родного виноградника встал неслышно…
И переметнулся перешел на соседний виноградник а от него как горлица метнулся перелетел на другие лозы…
А от них ушел высоко на Твои виноградники
вечные Аллах!..
Вот он шествует с виноградника на виноградник в небесах!..
Аллах!..
Пусть святой виноградарь идет по виноградникам блаженным в рай в рай в рай…
По несметным лозам…
Кишлачные самодельные мудрецы говорят что рай — это бесконечный виноградник с которого в уста капает бесконечное вино…
Айххх!..
А я в пыли муравьиной остаюсь…
Аллах!..
А где мой лазоревый вечереющий высокий виноградник уходящий в небеса?..
А где пуля блаженная долгожданная моя?..
Доколь ждать…
Устал ждать…
…Эшниез брат отчего? с собой? не взял? меня?…
…Дервиш склонился опечалился и сказал:
— Любовь на земле — это рыба мечущаяся средь бешеной кривой вешней реки — и кто знает пути ее?..
Только Аллах…
Но Он молчит потому что в душе у Него всех пустынь песок!.. И всех океанов вода!.. И всех виноградников виноград!.. И всех человеков рай!..
Да!..
Но вот пришла весна…
И гора сошла талая в реку…
И река стала смолисто-глиняной…
И рыба в реке задыхается мается и жабры ее полны исполнены глины вязкой удушающей…
А что любовь средь войны?..
Рыба в глине с задыхающимися жабрами?..
Но!..
Есть есть истинно влюбленные святые блаженные человеки и средь пуль всевидящих последних…
Вот Вика и Джава!..
Глава ХХХIII
ВИКА И ДЖАВА
Дервиш сказал:
— Моя матушка Людмила — русская, мой отец Касым — таджик…
Семьдесят лет на Руси шла гражданская война и русские избивали смертно люто друг друга…
И рыдает необъятно новгородская матушка моя Людмила о Руси своей о и народе своем…
А теперь после разрушенья русской имперьи таджики избивают друг друга в гражданской семейной лютой слепой войне бойне резне…
И рыдает необъятно давно убитый отец мой Касым о народе своем…
А потом будет и уже есть война между русскими и таджиками…
И что же моя мать и отец будут убивать друг друга?..
А народ изгоняющий избивающий безвинных инородцев гостей живущих под кровом его изгнав чужеликих обречен убивать травить сам себя творить самоубийство…
И вот я обречен пережить три лютых самоедских войны за одну мою ломкую хрупкую жизнь?..
Господь не много ль?..
Иль не Ты сказал что всякий человек обречен перенести столько страданий сколько может вынести душа его?..
И вешняя глиняная слепая разъяренная река не может поместиться в чахлом кишлачном арыке…
…А мудрец говорит равнодушно: «Мусульманские ночные многоплодные матери породили изобилие избыточных сыновей и земля не может прокормить удержать их и война возвращает их назад в землю через убийства… И они удобряют землю из которой произрастают… Прах растёт из праха… И мужи растут из мужей а жены из жен…»
Но я не равнодушный мудрец не от мира сего а суетный бренный страдалец мира сего…
И вот во дворе моем вечер осенний златопадный…
И по златопаду идет грядет отроковица моя соседка немка Виктория-Вика…
И веет первозданной первосвежестью девственного тела ее в белом невестином платье…
Всегда от нее веет прохладой девственной кожи и тела…
И она идет в облаке свежести…
И в летнюю исступленную душанбинскую жару прохладно и свежо отрадно в облаке девьего нетронутого тела ее…
И я спасался в жару в облаке этом прохожем…
…И вот вечер гражданской войны семейной братской резни в родном пустынном городе моем Душанбе
И я вышел с мусорным ведром на помойку забытую заметенную златым обильным опадным неистовым листом…
И тут услышал запах девственной кожи и увидел белое облако белого невестиного платья и Вику отроковицу в альпийском облаке первозданного первоснежного тела ее…
И в облаке ее стоял курчавый отрок Джавохир-Джава в изумрудном чапане-халате созревшего жениха
И они тесно переплелись перемешались перепутались руками и ногами и сладостно томительно мяли терзали друг друга перстами губами зубами…
И ее веселый арбузный алый язычок похожий на афганский узкий безумный стручок перца с его ярким языком похожим на мгновенный нож во рту его переплетался и полоскался…
И сладил… И пьяно бередил… до кости…
Женщина в любви всегда забывчиво слепа темна…
Но муж чует опасность даже пребывая в гонной пенной страсти…
И Джава муча полоща во рту алый язычок бешеноалый стручок перца Вики слышал как танк загрохотал по улочке узкой а потом зловеще вкопанно встал у нашего замершего двора…
Тогда Джава боясь спугнуть лепесток язычок островок Вики сладчайший осторожно содвинул возлюбленную Вику и прикрыл ее от танка изумрудной спиной жениха…
…А я стоял блаженно с мусорным ведром куда златые листья тихо упадали и златом лиственным палым сырым ведро покрывали…
А я стоял и не чуял ничего кроме запаха златопалой листвы и родникового запаха девственного тела Вики…
Тогда сыпануло метнуло плеснуло пулеметной слепой очередью с танка…
И стая пуль прошла над моей головой и задела златопадную мою чинару…
И тогда стайка довременных еще не золотых листьев опала осыпалась на мое ведро и на голову…
Тут по двору неслышно в палых листьях просквозил метнулся мусульманский вкрадчивый неслышный кошачий автоматчик с белой повязкой правоверного на голове…
И он встал за чинару мою и дал очередь по танку…
А потом неслышно по скользкой утлой листве скользя перелез через дувал моего двора и скрылся затерялся бесследно в листопаде…
Но Вика и Джава переплетясь перепутавшись руками ногами языками не слышали ни танка ни автоматчика…
Но Джава прикрывал изумрудной безвинной спиной Вику от танка…
Как будто спиной можно уберечься от танка…
Тогда опять коротко но обильно метнуло сыпануло огнями рдяными летучими углями от танка…
И танк восстал загрохотал потащил по узкой улочке тело рептилии свое…
И долго долго его водопадный чужеродный замогильный ползучий зубчатый рев отдавался в мертвенных переулках и домах сотрясая испуганные насмерть жизни и души спящих детей и старцев…
…Вика и Джава лежали рядом на златоопадной мягкой усыпляющей листве голова к голове бережно неразлучно неотделимо неотвратимо неудержимо…
Джава заграждал Вику спиной поэтому его первого нашли пули…
