Евгений Шкловский - Фата-моргана
С этой будоражащей и одновременно успокаивающей мыслью она заснула и уже во сне ощутила потрясающую легкость и энергию, какие только и возможны в молодости, когда не ходишь, а летаешь и все в жизни кажется достижимым и легкодоступным. Даже одеяние на ней совершенно не имело веса, белоснежное, как свадебное платье, и развевалось, будто на ветру.
Любовная энергия (если направить ее в правильное русло), известно, и впрямь может творить чудеса. А если еще приложить ум и некоторые знания, то результат и вообще может получиться фантастическим.
После той ночи Н. обложилась соответствующей литературой – в последние годы появилось неимоверное количество: всякие оздоровительные методики, целительные практики, восточные и западные, родные и иноземные, истории про старцев, которые прожили чуть ли не до двухсот, если не дольше, лет, а выглядели не больше, чем на сорок-пятьдесят, короче, подошла к вопросу вдумчиво и обстоятельно.
Конечно, многое из того, что она читала, а иногда просто проглядывала, оказывалось явной туфтой, даже на ее вполне дилетантский взгляд, но кое-что заслуживало и внимания. В конце концов, на скептицизме далеко не уедешь, нужна доля здорового простодушия, вера нужна, а для веры, как и для любви, – безрассудство. У нее же оно было, впрочем, иначе как?
Больше ее влекли всякие восточные практики: как-то убедительно у них, то есть у китайцев или индийцев, получалось, а главное – доступно (относительно, конечно): человек – не только часть природы, а – составная частица вселенной, космоса, и не просто, а – микрокосм, ну и так далее. Вроде элементарно, но почему-то ускользает из сознания. Что по образу и подобию – это еще нет-нет да и вспомнится, про часть природы (и что от обезьяны) – тоже, а вот космос, ну да… Аура, точки, вихри, прана, ци-энергия и прочее, но к этому еще и разные упражнения (даже не очень много), регулярное исполнение которых прямиком вело к поставленной цели – ну да, к здоровью, физическому и душевному. К вечной молодости, если угодно.
Понятно, что речь не шла о двух-трех днях, требовались время, усилия и, главным образом, терпение, но Н., кажется, готова была преодолеть все – такое воодушевление в ней вдруг вспыхнуло.
Игра, как говорится, стоила свеч. Тем более и греза о встрече ее тоже не оставляла: да, они должны непременно встретиться (имелся в виду Ф.) – так ли, как это привиделось ей той бессонной ночью, или иначе, на пороге или в каком-то таинственном встречном движении – не имело значения. Она даже не очень задумывалась, что за этим должно последовать. Просто незнакомая женщина на пороге. Молодая. Может, та самая, о какой он мечтал, когда между ними все начиналось и для чего впоследствии стал преградой ее возраст, все эти стремительно набегающие друг за другом годы, способные все превращать в пепел и тлен.
Дальше же было, хотите верьте-хотите нет, почти так, как описывалось во многих этих, весьма скромно изданных, часто на желтой газетной бумаге книжках, ставших для Н. путеводителем. Поскольку пенсионный возраст освобождал ее от кабалы каждодневной службы, а кое-какие сбережения позволяли более или менее свободно распоряжаться собой, она взяла и ничтоже сумняшеся укатила в Крым к знакомой, у которой когда-то недорого снимала комнатку. Сезон уже был не отпускной, поздняя осень, купаться в море холодновато, зато воздух пронзительно чист и свеж, как спелое яблоко поутру, йодистый щемящий запах водорослей, народу почти никого – простор и благодать, самое то для медитаций и прочего.
Н. бродила по горам и весям, делала разнообразные упражнения, сидела в позе лотоса, тосковала, погружалась в нирвану, испытывала сатори, наслаждалась крымскими ландшафтами, безлюдьем, тишиной, могла бесконечно любоваться морем, созерцать рассветы и закаты, слушать шум волн, снова делать всякие упражнения, дышать, дышать, дышать, погружаться в струи эфира, сливаться с космическими вихрями и ритмами, насыщаться праной, трансмутировать энергии, гармонизировать потоки, открывать чакры, – одним словом, проникаться совсем иной, необъятной и чудесной, мировой вселенской жизнью, которая, ясное дело, не могла не изменить ее.
Надо заметить, что почувствовала она себя по-другому довольно скоро – исчезли усталость и придавленность, так угнетавшие в городе, настроение установилось ровно-просветленное, появилась и с каждым днем стала расти энергия, а главное, появилась уверенность, что все будет хорошо…
А что, собственно, хорошо?
Ну да, то есть все вернется на круги своя: Ф., увидев в ней женщину – пусть и не молодую, но и не старую, даже и не пожилую, просто – женщину, снова испытает к ней прежние чувства. И тогда вновь вернется то, что осветило ее жизнь пусть запоздалым, пусть поздним, но таким полным женским счастьем (с материнским отчасти оттенком).
Сначала уверенность эта была связана с тем самым образом, какой ей привиделся в ту переломившую ее жизнь ночь. Порог в жилище Ф., где она, кстати, так ни разу и не побывала, Н. теперь так и понимала – как момент перелома, как грань между тем, прежним состоянием (неправильным) и состоянием нынешним (правильным). Что-то вроде вечной женственности ей чудилось, белоснежное развевающееся одеяние (вроде свадебного платья) на ветру. А какой прилив энергии она испытывала – такой, кажется, не было и в молодости – без устали, подобно антилопе, могла носиться сначала по осенним, а потом и зимним крымским просторам, взбираться на горы, прыгать по скалам, даже окунаться в холодную морскую воду.
Вечерами же она перечитывала в своей клетушке, снятой достаточно дешево и где было весьма прохладно, несколько наиболее приглянувшихся ей книжечек с методиками очищения организма, иногда пила настоянный на всяких полезных травах чай с хозяйкой-старушкой, которая относилась к ней как к столичной чудачке и которой она помогала по хозяйству. Иногда, случалось, ей становилось скучновато, иногда тоскливо, но утром, с нежным крымским рассветом это проходило и даже в пасмурные дни ее переполняла легкокрылая радость бодрости и прекрасного самочувствия.
Первое время своей новой жизни она сознательно отказывалась смотреть в зеркало – своего рода аскеза, которую она для себя избрала, но спустя месяц все-таки позволила себе заглянуть туда и была поражена: такой перемены она, если честно, не ожидала. Дело было даже не в том, что кожа на лице посмуглела, подтянулась и разгладилась, а черты словно стали тоньше. Нет, появилось еще что-то – в выражении глаз, губ, в том, как лежали волосы, а главное, еще в чем-то неуловимом – то ли свечении, то ли сиянии, – и впрямь другое лицо. И тело тоже было другое, не только в смысле исчезновения дряблости.
Н. была потрясена. Несмотря на всю жажду преображения и готовность приложить для этого максимум усилий, в ней тем не менее копошился и червячок сомнения: возможно ли?
По всему выходило: возможно.
2Решительность и воля женщины, устремленной к объекту своего чувства и готовой преодолеть все преграды, заслуживают самого подробного описания, однако в этой истории есть еще один участник – Ф.
Он был моложе Н. почти на тридцать с лишним лет, однако почти не чувствовал этого, а если и чувствовал, то исключительно с признательностью, что такая умная, красивая и зрелая женщина могла им серьезно (и даже пламенно) увлечься. В ней было все, что ему (и, наверно, каждому) нужно: жизненный опыт, а значит, и понимание, умение тонко и деликатно снимать возникающие в любых ситуациях, в том числе и в интимных отношениях проблемы, способность прощать или не замечать (делать вид, что не замечает) чужие ошибки, тонкий эстетический вкус, но вместе с тем и нетребовательность, и что существенно, желание одаривать – всем, что есть у настоящей женщины, и в первую очередь, безусловно, нежностью.
Правда, у Н. тоже были свои заморочки (кто без них?), но одна перевешивала прочие.
Возраст.
Очень уж она переживала их разницу в возрасте – отсюда и всякие несуразицы. Однажды их даже приняли за мать с сыном, и с тех пор вместе они никуда не ходили – ни в театр (хотя она любила), ни в кино, ни в кафе, хотя он ее не раз приглашал. Разве что по улице пройтись вечером, когда все кошки серы, не больше, и то она вся напрягалась. Даже в магазине, если заходили вдвоем, и то ей казалось, что на них оглядываются, хотя никто и не думал. Да если бы и оглядывались – что с того? И тем не менее. Так что остальные встречи происходили только у нее дома, в уютной однокомнатной квартирке, которая у нее осталась после давнего развода с мужем.
Было в этом что-то болезненное, жалкое и унизительное, отчего он часто чувствовал себя не в своей тарелке, особенно если она была не в настроении. Правда, вида она старалась не подавать, но он сразу чувствовал по ее чрезмерной задумчивости и даже отчужденности. Случалось, что и свидание их откладывалось по причине ее неважного самочувствия, в чем ему тут же начинали мерещиться ее совершенно беспочвенные переживания из-за возраста. То есть и вправду могла неважно себя чувствовать, но суть была в другом: она не хотела, чтобы он ее в таком состоянии видел, считала, что резко дурнеет.
