Фиона Макинтош - Хранитель лаванды
— Поезжай со мной, — выпалил Килиан. Все вокруг них словно бы исчезло, пропало, потеряло значение.
Глаза Лизетты расширились от изумления.
— Что? Но как?
— Как моя секретарша. Мне нужен переводчик — дружелюбный и обаятельный. Ты идеально подходишь.
— Но банк… Я же…
— Я поговорю с Вальтером. Если понадобится, у меня есть полномочия тебя реквизировать, но, думаю, до этого не дойдет. По-моему, он охотно согласится.
Глаза девушки сияли радостью.
— Ты серьезно?
Он кивнул.
— Я хочу, чтобы ты была рядом… Ты мне нужна.
В ответ на эти слова Лизетта поцеловала его, прямо на публике, над столом, нежно и страстно. К удивлению полковника, его самого это нисколько не смутило — напротив, он лишь притянул ее ближе к себе. Он был околдован, порабощен, окончательно и бесповоротно.
— Давай вернемся в отель, Маркус, — прошептала Лизетта.
Килиан кивнул, заплатил по счету, и они молча, взявшись под руки, направились к отелю «Рафаэль». Маркусу хотелось, чтобы этот волшебный миг никогда не кончался: никогда еще он не был счастливее, никогда не любил сильнее и крепче. Он признался себе, что любит Лизетту. Никогда прежде он не чувствовал такой поразительной легкости в сердце, невыносимой, утонченной, всепоглощающей муки желания и нежности.
Если это любовь, он никогда не устанет от нее. Неудивительно, что ей посвящено столько стихов и романов. Килиан отвел Лизетту в свой номер и, едва закрыв дверь, принялся срывать с себя одежду.
Позже, сонно нежась в теплых объятиях Килиана, Лизетта легонько поцеловала его руку. Пальцы их были переплетены.
— Вот так хотелось бы мне провести всю войну.
— Обнаженной? — поддразнил он.
— Нет. Счастливой и довольной. Здесь, в твоих объятиях, в твоей комнате, я ощущаю себя в безопасности. Как будто в мире больше ничего не существует.
— В поездке по Франции будет тоже неплохо. И мы будем друг с другом каждую ночь.
— Ты заставляешь меня чувствовать себя виноватой, — вдруг сказала Лизетта. Откинув с ее лица разметавшиеся локоны, полковник вопросительно заглянул ей в глаза. — Ну, в смысле — мне так незаслуженно везет. Я ни в чем не знаю бед, а мои сверстники выживают с превеликим трудом.
— Таких, как ты, больше нет, Лизетта. Ты — единственная, особенно теперь, когда я знаю, на что способны твои губы…
Она ахнула и зажала ему рот рукой. Килиан засмеялся. Лизетта стыдливо улыбнулась.
— Это наш секрет, — шепнула она.
— Давай, поднимайся. Умираю от голода. Ты высосала из меня все силы.
Лизетта расхохоталась, и они, неохотно отстранившись друг от друга, начали одеваться.
— Кстати, — спохватилась она. — Мы ведь поедем на машине, не на поезде?
— Да.
— А можно, нас повезет другой шофер, а не этот Леве?
Килиан удивленно взглянул на нее.
— В чем дело?
Она пожала плечами.
— Мне не нравится, как он на меня смотрит.
— Как именно?
— Ой, ну я не знаю. Мне иногда кажется, он за мной следит.
Килиан растерянно заморгал.
— Ты фантазерка.
Она покачала головой.
— А вот и нет. Мне с ним очень неловко.
— Ладно, не переживай. Я попрошу послать со мной Клауса. Он дряхлый старик… ему не меньше сорока. Так лучше? — весело спросил Килиан.
— Спасибо. Только не увольняй Леве, пожалуйста! Не хочу, чтобы он из-за меня потерял работу.
— Ладно, я распоряжусь, чтобы на время моего отсутствия его перевели в другой отдел. Только и всего.
Приехав за полковником в тот же вечер, Люк оказался совершенно не готов к тому, что тот ему сообщил.
— Я рад, что в слежке за мадемуазель Форестье нет необходимости, полковник. Позвольте поинтересоваться, почему вы решили меня заменить? Мне нравится быть вашим шофером.
— Да, но вы не нравитесь мадемуазель Форестье. Как-то не так на нее глядите. Должно быть, она почуяла, что вы следите за ней.
Люк понимал, что задумала Лизетта — и понимал, почему. Однако ее поездка с Килианом грозила всевозможными опасностями.
— Да я же едва обменялся с ней и двумя словами, если не считать обычных учтивых приветствий и прощаний.
— Леве, как только мы вернемся, я сразу же попрошу прислать вас обратно.
Люк решил не испытывать судьбу, не рисковать своей легендой. Кроме того, он ведь пообещал себе не вмешиваться в планы Лизетты. Ему надо выжить, отыскать семью, растить лаванду. А главное — любить Лизетту… если она позволит. Их любовь — в ее руках. Он больше не будет пытаться спасти ее от нее самой.
— Слушаюсь, полковник. Как долго вы пробудете в отъезде?
— Около месяца.
Люк ничем не выдал себя, однако его страхи за Лизетту все нарастали.
— Благополучной вам поездки, полковник.
— Спасибо. Да, и кстати, Леве?
Люк обернулся.
— Лизетта при вас упоминала некоего Лукаса Равенсбурга?
Люк покачал головой. Сердце его пронзил острый страх.
— Нет, полковник. А я должен был его заметить?
— Вряд ли.
— Откуда он?
Много ли известно Килиану?
— Не из Парижа. Судя по всему, южанин.
Люк пожал плечами. Страх разгорался в нем все сильнее и сильнее. Лизетта назвала полковнику это имя — или фон Шлейгель?
— Немецкое имя.
— Он и есть немец. Почему я его и упомянул. Как бы там ни было, держите глаза и уши нараспашку.
Люк снова кивнул.
— Auf wiedersehen, полковник.
Он отправился прямиком на квартиру Лизетты, надеясь расспросить ее про Лукаса Равенсбурга, но наступил комендантский час, по дороге Люка постоянно задерживали патрули. Он опоздал, квартира Лизетты опустела. Он неохотно постучался к Сильвии, но ее дома не оказалось. Последней надеждой оставался почтовый ящик, где они с Сильвией нередко оставляли друг другу послания. Там обнаружилась адресованная ему записка:
«Лизетта сообщила, что уезжает на месяц. Она извинилась за все, что было между нами, пожелала мне всего самого хорошего. Только что за ней заехала машина. За рулем сидел кто-то старше тебя, так что, сдается мне, ты сейчас не с ней. Она просила передать тебе, чтобы ты был осторожен и берег семена (что бы это ни значило).
Я скоро перееду, так что наши пути вряд ли пересекутся. На всякий случай я оставлю новый адрес у „Спиритуалистов“. Прости, что не сдержала слова, но, по-моему, ты привык к тому, что женщины в тебя влюбляются. А та, в кого влюбился ты, любит другого. Обидно, да?
Прощай. С.»
Люк смял листок в кулаке и застонал.
Часть 4
31
Перед тем как уехать с Килианом, Лизетта оставила в условленном кафе шифрованное послание для Плейбоя. Она уезжает с полковником, примерно на месяц, на связь выйдет при первой возможности. Она неохотно признала, что ее легенда слегка скомпрометирована, но заверила, что в целом все в порядке.
Килиан поговорил с Вальтером и все уладил. Они с Лизеттой покинули Париж в середине мая. Казалось, с тех пор прошел лишь короткий миг — но на дворе уже стоял июнь. Куда же пропало время? Кануло в недели благословенного бегства от реальности. Отправляясь в долину Луары, Лизетта не сумела попрощаться с Люком. Впрочем, наверное, это было к лучшему.
Между ними с Люком все произошло стремительно, зато теперь, оказавшись вдали от него и физически, и морально, она сумела всецело сосредоточиться на задании. Однако рассудительности мешало смятение чувств, как будто бы в ней одновременно уживались две совершенно разные Лизетты. Одна любила Люка, зато другая без тени сожаления попросила Килиана взять другого водителя и даже в самые спокойные минуты не позволяла себе думать о молодом подпольщике. Она отвела ему уголок в самой глубине сердца, сама же исправно играла при Килиане роль переводчицы днем и любовницы — ночью.
По меркам Лондона, она идеально исполняла задание: успешно внедрилась в жизнь полковника. Но правда состояла в том, что она самым постыдным образом провалилась, подвела всех, кто на нее рассчитывал. За эти недели она так и не узнала, существует ли заговор, не говоря уж о том, замешан ли в нем Килиан. Чутье подсказывало: заговор существует, полковник в нем замешан, — но одного чутья было мало. Добыть сведения быстрее не представлялось возможным: сперва надо было отдалиться от подозрений гестапо, от потенциальных связей со шпионажем, а особенно — от Лукаса Равенсбурга.
Маркус являл собой другую, ничуть не менее серьезную проблему. Чем ближе Лизетта узнавала его, тем отчетливее понимала: опасность, о которой твердил Люк, грозит не столько ей самой, сколько ее сердцу. С каждым прошедшим днем, с каждой сладостной ночью она все сильнее и сильнее привязывалась к полковнику — и ничего не могла с этим поделать.
Дни сливались в недели. Работая бок о бок с Килианом, деля с ним кров и постель, Лизетта ощущала, как он постепенно расслабляется, начинает ей доверять. Чтобы успокоить былые подозрения, она говорила с ним обо всем на свете, кроме работы.
