Фиона Макинтош - Хранитель лаванды
— Ты сильно рисковала.
— А что было делать?
— Значит, когда фон Шлейгель спросил твоего крестного обо мне…
— Разумеется, Вальтер за тебя поручился.
Люк изумленно посмотрел на нее.
— Почему?
— Он с первого же мгновения проникся к фон Шлейгелю неприязнью. Впрочем, это неудивительно.
— И что было дальше?
— Фон Шлейгель уехал в Польшу — судя по всему, удовольствовавшись ответом. У него там какой-то новый пост в концлагере.
Люк мрачно кивнул.
— Лизетта, если я только уцелею в этой войне, непременно его найду… либо плюну на его могилу, либо сам его туда уложу.
— Люк, он не такая уж важная птица.
— Для тебя — наверное. Но у меня с ним отдельные счеты.
Девушка недоуменно сощурилась, но, сдержав любопытство, продолжила свой рассказ:
— К несчастью, Вальтер упомянул о моем знакомстве с Килианом.
— И что? Думаешь, фон Шлейгель отправился к Килиану?
— Это выяснится только завтра. А завтра может быть уже слишком поздно.
До Люка внезапно дошло все значение нового задания, полученного им от Килиана.
— Слушай, мне тоже есть что тебе рассказать. Похоже, мои новости связаны с твоими.
Он описал, как возил полковника к Штюльпнагелю и какой приказ получил после этого. Лизетта слушала, точно пораженная громом.
— Он установил за мной наблюдение?
— А ты следишь за ним. — Люк криво улыбнулся. — Лизетта, нам очень повезло. Я могу рассказывать ему о тебе что угодно, а мы тем временем вывезем тебя в безопасное место.
— Поздно, Люк. Наверное, ему уже все известно, поэтому он и велел тебе следить за каждым моим шагом.
— Нет, он сказал, что недавно пришел такой приказ из Берлина.
— И ты поверил?
— Если бы он решил, что ты шпионка, тебя бы уже арестовали. Ты бы еще в банке услышала топот сапог тех, кто идет за тобой. Или гестапо поджидало бы тебя дома.
Лизетта испуганно заморгала. Ее колотило от страха, она с трудом понимала Люка.
— Да, наверное, ты прав.
— По-моему, он всего лишь принимает меры предосторожности — весьма мудро с его стороны.
— Но…
— Если он и в самом деле участвует в заговоре с целью свержения правительства Германии, то не кажется ли тебе, что он в первую очередь будет защищать именно этот план? Представляй ты для него хотя бы слабую угрозу, он бы без колебаний передал тебя в руки властям. Ему надо хранить свою тайну, а не репутацию. Тебе надо уходить, но очень осторожно.
— Ни в коем случае.
— Почему?
— Когда я сегодня вернулась домой, под дверью меня ждал Плейбой.
— Радист?
Она кивнула.
— Мы с ним прежде никогда не встречались. Я отправляла донесения через тайник.
— И что же изменилось?
— Вот. — Она показала ему листок бумаги. — Срочная депеша из Лондона в ответ на мое зашифрованное послание. Плейбою пришлось пойти на риск и самому доставить мне письмо.
— И что там говорится? — Люк затаил дыхание.
— Мне приказано вызнать все: действительно ли существует заговор, когда план будет приведен в исполнение, кто организаторы.
— Они с ума сошли. Килиан слишком далеко от места событий — как он может быть замешан в таком заговоре?
— Приказ получен с высочайшего уровня — от самого Черчилля. Плейбой сказал, что мое задание основывается на информации, поступившей от каких-то пленных немецких генералов. Похоже, в вермахте очень сильны антигитлеровские настроения. Кстати, зачем бы еще Штюльпнагелю встречаться с Килианом? Все сходится.
— Лизетта, это слишком опасно.
— Я снова встречусь с Маркусом Килианом. Если Шлейгель не упомянул ему о своих подозрениях, то я постараюсь выяснить о заговоре все, что только можно. Это мой долг.
— Я не оставлю тебя, Лизетта. Мы связаны, хотим мы того или нет. Вдобавок я получил приказ от Килиана.
— Так делай, что должен.
Люк смотрел на нее, утратив дар речи.
Она перевела дыхание.
— В этой записке он приглашает меня не в свой кабинет и даже не в отель. Предлагает выпить кофе у реки. Не очень похоже на человека, обеспокоенного какой-то угрозой. Может, ему интересен мой взгляд на случившееся.
Люк нервно расхаживал по комнате. Лизетта решительно сжала губы: ее не переубедить, нечего и пытаться. В Любероне он однажды спросил ее, каково это — жить в Лондоне, под постоянными бомбежками. Она отвечала ему буднично, без тени страха: «Мы каждый день чуточку умираем». Да, те, кто ее завербовал, сделали хороший выбор — одинокая, ни с кем не связанная, ни от кого не зависящая. Идеальный вариант. Она обладала умом и очарованием, способностью вливаться в любое окружение — истинным талантом разведчика. Лизетта умела быть выдержанной и хладнокровной, но Люк полюбил серьезную и романтичную девушку, охваченную радостью на лавандовых полях, наслаждающуюся возможностью снова говорить по-французски и признавшуюся ему, что обожает роман о вспыльчивом влюбленном безумце — Хитклиффе.
Люк понимал: Лизетте важно задание, собственная безопасность ее не волнует. В Л’Иль-сюр-ла-Сорг ею двигал страх, что она не сумеет выполнить миссию, на которую ее отправил Лондон. Вот и теперь ее твердая решимость встретиться завтра с Килианом объяснялась верностью приказу. Уговорить ее выйти из игры возможно только на ее же условиях. Пусть считает, что задание и впрямь очень важно.
— Как ты это проделаешь? — спросил он.
Лизетта разгладила лоб кончиками пальцев.
— Буду откровенна. Расскажу ему о Л’Иль-сюр-ла-Сорг. Если я опережу его и во всем признаюсь, то как ему меня в чем-то подозревать?
— Что ж, это один из вариантов.
Она грустно улыбнулась.
— У меня нет выбора. Знаю, ты бы рад спорить, но, честное слово, бросить все и уйти — очень глупо. Будет выглядеть еще подозрительнее. Ты же и сам понимаешь…
Сейчас Люк ненавидел ее за логичность и рассудительность.
— Ты права, — понурился он.
— Ты согласен? — удивленно спросила Лизетта. Люк едва не рассмеялся. Голос девушки зазвучал нежнее. — Знаешь, вот только что, на миг, суровый партизан исчез, остался только романтичный любитель лаванды, покоривший мое сердце.
Все сопротивление Люка растаяло.
Он протянул руки к возлюбленной.
— Мне невыносима мысль потерять тебя, — прошептал он.
Прошло долгое время, прежде чем Лизетта мягко высвободилась из его объятий.
— Мне надо сохранить ясность мысли. Я любовница Килиана, а ты — приставленный ко мне шпион.
Люк кивнул. Он справится, вынесет эту муку, даст Лизетте прожить эту часть ее жизни так, как она считает нужным. А потом, если они оба выживут, он соберет воедино все разрозненные куски, сложит все заново.
— Adieu, — сказал он. А что тут еще-то скажешь.
Лизетта кивнула.
— Adieu .
Люк поцеловал ее в обе щеки, легонько коснулся поцелуем губ — и шагнул за порог.
Выходя из дома Лизетты, он не знал и не мог знать, что немецкий турист на другой стороне улицы, вроде бы фотографирующий жену на Монмартре, на самом деле навел объектив на Люка. И даже успел сфотографировать его второй раз, на переходе, прежде чем Люк затерялся в сумерках парижского вечера.
30
На следующий день Килиан ждал Лизетту на мосту Понт-Неф. Еще вчера он стоял тут, гадая, уж не шпионка ли она. Но сегодня, глядя, как она улыбается ему, пробираясь через толпу, он слегка устыдился, что ему это пришло в голову.
Леве подтвердил, что вчера вечером Лизетта вернулась домой одна, поужинала и в восемь часов выключила свет. Утром она отправилась на работу, а во время ланча ненадолго выскочила за покупками.
Выжидая на переходе, она помахала полковнику, и тот не сдержал ответной улыбки. Она так юна, так красива, в равной степени немка и француженка. С какой стати ей работать против него? Нынче утром он осторожно проверил ее, воспользовавшись полезными связями и попросив знакомых о некоторых одолжениях. Несколько телефонных звонков подтвердили историю Лизетты: она жила в Страсбурге, в семнадцать лет осталась сиротой — родители погибли в автокатастрофе. Подняли даже школьные записи. Главным свидетельством благонадежности, разумеется, оставался Вальтер. Нет, Лизетта не сотрудничает с врагом!
Глядя на приближающуюся девушку, Килиан пожалел о вчерашней импульсивной встрече со Штюльпнагелем. Конечно, он поступил правильно — но не разворошил ли тем самым осиное гнездо? Надо было подождать. К сожалению, уже ничего не поделаешь. Что ж, возможно, новый план поможет ему избавиться от тревог.
— Привет, Маркус, — запыхавшись, выдохнула Лизетта. Без тени смущения она обхватила его руками за шею, крепко обняла, три раза поцеловала в щеки и снова прижалась всем телом. — Ты какой-то грустный сегодня.
— Правда? Прости. Я мечтал, как бы было замечательно встретить тебя, когда мне было тридцать.
