Малькольм Брэдбери - В Эрмитаж!

Она открывает дверь в стене, и мы оказываемся в маленьком кабинете, где тайно курят смотрители музея и работают реставраторы.

— Parfait! Voilà mes pèlerins! — объясняет им она. — N'oublie pas ton français[40].

— Pardon! Attention![41] — восклицает она, прокладывая дорогу сквозь огромные и хорошо вооруженные группы туристов, — и они расступаются и рассеиваются под ее натиском.

— Excusez-moi![42]

И вот она снова собирает нас вокруг большого серебряного павлина Элизабет Чедли, указывающего другим группам туристов, что настало время покидать музей. И как бы по ее приказу часы начинают бить. Механизм оживает. Топорщит перья сова, вертится, позвякивая, беличья клетка. Кукарекает петушок, а павлин поворачивается к нам, склоняет голову и распушает хвост. А рядом стоит Галина, в платье от Пуаре, и громко хлопает в ладоши, привлекая наше внимание. Туристы, проходящие мимо, беседуют о Рембрандте или Малевиче, слушают своих надменных гидов или свои плееры. На нас косятся с любопытством: ведь мы не такие, как все. В самом деле, пусть их, пускай беседуют на обычные галерейные темы; нас уже подготовили к совсем иному рассказу. Я предлагаю назвать его «Повесть Галины».

24 (прошлое)

За окнами Эрмитажа валит снег. В коридорах гуляет ветер. ОН сидит напротив нее. Между ними — довольно широкий, низкий стол. Но все равно колени их почти соприкасаются. ОН держит внушительную пачку бумаг и намерен изучить их вместе с ней.

ОН: Мне нужно знать, сколько в России леса, какие площади засеяны пшеницей и другими зерновыми, сколько выращивается льна. Сколько импортируется лошадей и масла. Сколько экспортируется мехов, металла, гончарных изделий и икры.

ОНА: Зачем вам?

ОН: Вы хотите, чтобы я составил Российскую энциклопедию. Энциклопедия — это книга обо всем.

ОНА: Всего более чем достаточно.

ОН: Для жизни — может быть. Но не для энциклопедии. Какова общая площадь вашей империи?

ОНА: Неизвестно.

ОН: Национальный доход? Государственный долг?

ОНА: Не пытайте меня. Идите и докучайте членам Академии наук. Для того я их и держу.

ОН: Я пробовал. Как ни приду, они награждают меня золотой медалью и обильными цитатами. Но по делу я от них ничего не добился.

ОНА: Они ревнуют. Думают, что я слишком привязана к вам. Или вопросы были чересчур сложные. Откуда мне знать?

ОН смотрит на нее.

ОН: Академики не могут ответить на простые вопросы? Зачем тогда Академия?

ОНА: Мне казалось, это очевидно. Академиями давно обзавелись все великие державы. Я хочу, чтобы мир знал, какое значение я придаю науке, образованию и философии. В любом случае, если даже академики отказываются отвечать на ваши вопросы, с чего вы взяли, что я соглашусь на это?

ОН тяжко вздыхает.

ОН: Хорошо, Ваше Величество. Лишь один вопрос, и совсем легкий. Каково население России?

ОНА: А вы не знаете?

ОН: Кто-то говорит — восемнадцать миллионов, кто-то — двадцать.

ОНА: Могу предоставить вам список налогоплательщиков. Девять миллионов человек. Женщины и знать налоги не платят.

ОН: Хорошо. А население Москвы?

ОНА: Постоянно меняется. То больше, то меньше. К примеру, сейчас там свирепствует чума. К счастью, до Москвы далеко.

ОН: Больше, чем в Петербурге? Или меньше?

ОНА: Давайте бросим жребий.

ОН: Покорно благодарю. Ваше Величество. Подумать только — население Москвы определяется по жребию! И это говорит мне самое авторитетное лицо государства. Ну а сколько в России евреев?

ОНА: Вот уж кого мы никогда не считали. Но могу точно назвать вам число монашествующих. В России семь тысяч монахов и пять тысяч монахинь.

ОН: Тогда я советую вам завести еще две тысячи монашек или сократить на две тысячи число монахов. Если они поженятся…

ОНА: Как это — поженятся? Они же дают обет безбрачия.

ОН: Дать-то несложно, исполнить — сложнее. Страсти проникают и за монастырские стены…

ОНА: Вы-то почем знаете?

ОН: Мне случалось карабкаться на них. Монастыри — рассадник извращений. Ни одну нормальную женщину страсти не терзают так, как бедняжку монахиню. Женские монастыри изобрели, чтобы избавить беспокойных папенек от причиняющих беспокойство дочек. И пока эта ситуация не изменится, монастыри останутся поставщиками пороков.

ОНА: Только не у нас в России. Что еще вам угодно спросить?

ОН сверяется со своими записями.

ОН: Какими еще богатствами располагает Россия? Древесина, меха, драгоценные камни, минералы?

ОНА: Да, конечно.

ОН: Конопля, тутовое дерево?

ОНА: Да, и еще раз — да. Пометьте себе — в России есть все.

ОН: Виноград? Ревень?

ОНА: Да. Да. Запишите еще дьявольскую траву.

ОН: Это что такое?

ОНА: Так называют картофель. Это я завезла его в Россию.

ОН: Вы познакомили своих подданных с картофелем? Как они это восприняли?

ОНА: Со скрипом. Теперь он растет повсюду. Я приказала употреблять его в пищу.

ОН: А что же еще с ним делать?

ОНА: А что они делают из всего на свете? Водку. Ну, надеюсь, с вопросами покончено.

ОНА зевает со скукой.

ОН: Вы же понимаете, мудрейшая из цариц, что я не просто так донимаю вас этими расспросами. Я от души желаю России всяческого процветания. Но прогресс невозможен, если государство не использует свои ресурсы. Без промышленности не будет образования. Если не развивать ремесла, не дождешься открытий. Люди, живущие без мечты и вдохновения, не смогут построить счастливое, достойное человека общество.

ОНА: Согласна.

ОН: Какое общество лучше? Царство безнадежности, где люди проживают короткую, полную невзгод и борьбы жизнь? Общество, где все грабят друг друга, где торгуют телами и душами? Или общество, где ценятся талант, труд, профессионализм? Где люди украшают свои дома, разводят сады, посещают театры и музеи, занимаются искусствами, обучаются приятному обхождению и хорошим манерам, расходуют и потребляют…

ОНА: Конечно, второе лучше.

ОН: Но за все надо платить. Вам придется перестраивать города, прокладывать новые улицы, открывать новые магазины, поощрять купцов, ремесленников, лавочников, изобретателей, ученых. Увеличится число коренных горожан. Потом горожане станут бюргерами и захотят взять управление городами в свои руки. Им потребуются гильдии и парламент. Потребуются законы, которые сами же они и будут принимать. Они захотят реформ и под конец решат, что монархия им вообще не нужна…

ОНА: Запишите, что российские конные заводы славятся на весь мир. Вам известно, что король Фридрих покупает жеребцов только у нас?

ОН: Да. Мне сказали, что вы, в свою очередь, покупаете у него породистых кобыл.

ОНА смотрит на него. ПРИДВОРНЫЕ перемигиваются.

ОНА: Дидро, сегодня вы переходите все границы.

Кажется, ОН раскаивается.

ОН: Простите, Ваше Величество. Иногда я бог знает что болтаю. Не успею подумать как следует — а с языка уже сорвалось.

ОНА: Мысли не задерживаются у вас на языке, а руки — в карманах. Вы опять ухватили меня за правое колено.

ОН: Ради бога, простите. Право, мне так неудобно…

ОНА: Теперь вы жмете мне руку. Вы что, пытаетесь флиртовать со мной, мсье?

ОН: О нет, Прекраснейшая. Я пытаюсь размышлять вместе с вами.

ОНА: А эти жесты — они что, способствуют работе мысли?

ОН: Драгоценнейшая царица, я не склонен к спокойному, пассивному созерцанию. Я всегда активен, я в вечном поиске, мысли проносятся непрерывным потоком у меня в голове, как электрические разряды, иногда с такой скоростью, что парик слетает с головы. Порой они внушают мне нескромные намерения, и я распускаю руки. Могу схватить собеседника за ляжку — а то и за грудь. Но, к чести своей скажу, как бы далеко мои мысли ни заходили, никакого вреда они не причиняют. До сих пор никто от них не пострадал. Никто не был уязвлен. Тем не менее примите мои искренние извинения, Ваше Императорское Величество, тем более что…

ОНА смеется.

ОНА: Не скромничайте со мной, мсье Библиотекарь. Я уверена, что мы с вами одного поля ягоды.

ОН: Неужели?

ОНА: Вы горячитесь — я тоже. Мы друг друга недослушиваем, прерываем и перебиваем. Мы необузданны, несдержанны на язык, но искренни и откровенны. Обоим нам случается сморозить глупость…

ОН: Но позвольте, есть все же разница. Допускать грубости в отношении Вашего Величества — непростительная с моей стороны оплошность.

ОНА: Двум честным мыслителям не пристало обижаться друг на друга. Вам кажется, я не права?