Нагиб Махфуз - Дети нашей улицы
Он очнулся от приятного голоса:
— Кофе, уважаемый Касем!
Обернувшись, Касем увидел Бадрию, протягивающую ему чашку.
Он взял кофе:
— Зачем ты утруждаешь себя?!
— Я рада услужить вам, господин.
Он вспомнил Камар и стал медленно пить кофе. Между глотками их глаза встретились, и они улыбнулись друг другу. Каким же вкусным кажется кофе на краю обрыва над пустыней!
— Сколько тебе лет, Бадрия?
Сжав губы, она пробормотала:
— Не знаю.
— А знаешь ли ты, почему мы пришли на эту гору?
Она смутилась, но после ответила:
— Из-за тебя!
— Из-за меня?!
— Ты хочешь прогнать управляющего и надсмотрщиков и отдать нам имение. Так говорит мой отец.
Касем улыбнулся и заметил, что его чашка уже пуста. Он отдал ее Бадрии:
— Не знаю, как тебя благодарить.
Она улыбнулась, покраснела и повернулась, чтобы идти.
Он проводил ее словами:
— Ступай с миром!
85
Вечернее время отводилось упражнениям, мужчины собирались для того, чтобы совершенствоваться в борьбе на палках. Занятия начинались сразу после возвращения с заработков: после тяжелого и долгого рабочего дня их хватало лишь на скромную еду. Касем начинал первым и радовался, видя, как люди воодушевлены и как ждут они решающего дня. Даже самые сильные мужчины преклонялись перед Касемом, испытывая к нему любовь и почтение, которые были неизвестны раздираемой ненавистью улице. Дубинки поднимались и опускались, скрещиваясь с оглушительным грохотом. Мальчишки смотрели и подражали. Женщины в это время отдыхали или готовили ужин. Ряды хижин множились, так как все больше и больше людей прибывало на новое место. Садек, Хасан и Абу Фисада доказали, что они способны повести людей за собой. Они находили на улице обездоленных и убеждали примкнуть к ним, пока те не оставляли свой квартал, движимые надеждой, впервые зародившейся у них в душе.
— Мы действуем так активно, что наши враги могут решить напасть на нас прямо здесь, — сказал Касему Садек.
— К нам ведет лишь узкая тропа. Так что если они и придут, то встретят здесь свою смерть.
Единственной его радостью оставалась Ихсан, он любил возиться с ней, нянчил ее и убаюкивал. Однако он испытывал совсем другие чувства, когда видел, что она напоминает ему покойную Камар. Тогда его охватывало одиночество и мучила тоска. Всякий раз, когда он оставался наедине с собой, его терзало душевная боль, а иногда он чувствовал раскаяние, как тогда у обрыва с чашкой кофе. Или когда они с Бадрией обменивались ласковыми, как дуновение ветра, взглядами. Той ночью он не смог сомкнуть глаз в темноте своей хижины. Он поднялся, вышел на улицу и под светом неспящих звезд побрел по площади среди лачуг, вдыхая свежий горный воздух летней ночи. Вдруг его позвали:
— Куда это ты так поздно?
Он обернулся и увидел рядом Садека.
— Ты еще не спишь? — спросил Касем.
— Я прилег возле дома, но увидел тебя. А ты мне дороже всякого сна.
Бок о бок они дошли до обрыва. Как только они остановились, Касем сказал:
— Порой одиночество невыносимо.
— Надо изгнать его навсегда.
Они всматривались в горизонт. Небо, казалось, играло жемчужным блеском, а земля была погружена в темноту.
— Почти все женаты, имеют семьи, им незнакомо одиночество, — произнес Садек.
— Что ты хочешь сказать? — ответил Касем с возмущением.
— Такой, как ты, не должен оставаться без женщины.
Почувствовав, что Садек прав, Касем еще больше рассердился:
— Как я могу жениться после Камар?!
— Если бы она нас слышала, то сказала бы тебе то же самое, — уверенно заявил Садек.
Касем смутился, не в силах побороть волнение.
— После ее любви и заботы не будет ли это похоже на измену? — сказал он, будто обращаясь к самому себе.
— Думаешь, мертвым нужна наша верность?
Что он говорит, этот человек? Истину или просто хочет оправдать друга? Иногда правда оказывается слишком горькой. Ты сам не способен смотреть правде в глаза, когда это касается тебя самого, а не улицы. Тот, кто рассыпал эти звезды на небесном своде, сотворил и твой внутренний мир. И ты должен признаться себе, что сердце твое трепещет так же, как и в первый раз. Касем громко вздохнул.
— Тебе действительно нужна спутница жизни, — подтвердил Садек.
Когда Касем вернулся в хижину, на пороге его ждала Сакина. Она вопросительно посмотрела на него и с тревогой сказала:
— Я думала, ты крепко спишь, но увидела, что ты куда-то пошел.
Касем был настолько поглощен своими мыслями, что без предисловий выпалил:
— Подумать только, Садек уговаривает меня жениться!
— Я давно хотела поговорить с тобой об этом! — воскликнула Сакина, которая только и ждала подходящего момента.
— Ты?!
— Да, господин. Не могу я видеть, как ты сидишь в одиночестве, предаваясь грустным мыслям.
Он указал на хижины вокруг, погруженные в сон:
— Все они со мной.
— Да. Но дома ты одинок. А я уже старая, одной ногой в могиле.
Он молчал и чувствовал, что это молчание свидетельствует о его согласии, но, войдя в хижину, с горечью произнес:
— Такой жены, как Камар, больше нет!
— Это правда, но есть девушки, с которыми ты можешь быть счастлив.
Они посмотрели друг на друга в полутьме, и после минутного молчания она невнятно добавила:
— Бадрия… Такая хорошая девушка!
Его сердце затрепетало, однако он подменил волнение удивлением:
— Но она еще ребенок!
Сакина хитро улыбнулась:
— А чтобы подавать еду и кофе, она уже созрела?!
Он отвернулся от нее, проговорив:
— Шайтан! Ты бесовского племени, Сакина!
Узнав новость, все на горе возликовали. Садек пустился на радостях в пляс. А счастливые возгласы его матери были слышны и в пустыне. Касема осыпали поздравлениями. Свадьба в новом квартале проходила без профессиональных устроителей. Женщины, в том числе и мать Бадрии, танцевали, а Абу Фисада пел сладким голосом:
Рыбак я был, но сам попался в сети.
Освещенная лишь светом звезд свадебная процессия прошла вокруг лачуг. Сакина с Ихсан перебрались в хижину Хасана, а молодожены стали жить в доме Касема.
86
Сидя на меховой подстилке у входа в дом, Касем любовался, наблюдая, как Бадрия замешивает тесто. Она, бесспорно, еще мала, но справляется с делами проворнее многих женщин. Она так старается, то и дело поправляя тыльной стороной ладони спадающие на лоб волосы! Своим обаянием она растопила его сердце. Щеки ее зарделись, когда она почувствовала, что Касем следит за ней взглядом. Бадрия нарочито прекратила месить. Он рассмеялся, наклонился к ней, взял ее за косу, несколько раз поцеловал и вернулся на свое место. В те редкие моменты, когда он отстранялся от друзей и размышлений, он был счастлив и ни о чем не думал. Неподалеку под присмотром Сакины, присевшей на камень, играла Ихсан. Вдруг со стороны тропы донесся шум, и Касем увидел Садека, Хасана и еще нескольких своих сторонников, спешащих к нему и ведущих за собой мусорщика из квартала Рифаа. Касем привстал им навстречу, а женщины, как принято, приветствовали вновь присоединившегося к ним радостными возгласами. Касем обнял мусорщика.
— Я с вами. И дубинку прихватил, — сказал тот.
— Добро пожаловать, Хорда! Мы не видим различий между улицами, одним кварталом и другим. Имение принадлежит всем.
Хорда улыбнулся.
— Всех допрашивают, где вы укрылись. Они ждут нападения с вашей стороны. Но большинство всем сердцем желают вам победы.
Хорда осмотрелся вокруг, обвел взглядом хижины и людей, удивленно воскликнув:
— Они все с тобой?!
— Хорда принес важную новость, — сказал Садек.
Касем вопросительно посмотрел на него.
— Сегодня Саварис женится в пятый раз, — ответил Хорда. — Будет свадебное шествие.
— Другого такого случая расправиться с ним не представится, — сказал Хасан.
Все оживились.
— Рано или поздно мы нападем на улицу. Если разделаться с надсмотрщиками, сделать это будет легче, — сказал Садек.
Подумав, Касем решил:
— Мы нападем на свадебную процессию, как это делают сами надсмотрщики. Но запомните: мы так поступаем, чтобы навсегда покончить с ними.
Незадолго до полуночи они собрались у обрыва и двинулись гуськом за Касемом, сжимая в руках дубинки. Небо было чистое, прямо над ними плыла полная луна, и ее свет придавал всему вокруг ощущение нереальности. Спустившись, они повернули на север за рынок аль-Мукаттам и пошли вдоль подножия, чтобы не потерять дорогу. Когда они достигли скалы Хинд, к ним вышел человек, посланный разведать новости.
— Свадебная процессия направится к Баб-аль-Наср, — сообщил он.
— Но обычно ведь шествуют до аль-Гамалии, — удивился Касем.
