Сергей Герасимов - Шаги за спиной
– Попробуй.
Он переключил и услышал довольно интересную музыку. Музыка была интересной только для него. Женщины начали изнывать.
– Иду спать, я больше не могу, – сказала мать.
– Но подождите, я могу объяснить, это очень интересно.
– Что объяснить?
– Эту музыку.
И он начал объяснять. Уже в начале объяснения мать заснула в кресле.
Тамара испугалась:
– Что с ней?
– Устала.
– Отчего устала? Она ничего не делала весь день! Эй!
Но мать спала.
– Пусть спит, не стоит ей мешать, – сказал Валерий, – мы уже четыре дня не были вместе. Тебе понравился мой сюрприз?
– А камень настоящий?
– Конечно.
– Тогда не понравился. За такие деньги можно полгода кормить маленький дом престарелых.
– Тогда продай кольцо и корми престарелых. Я тебе разрешаю. Так мы идем?
– Она проснется.
– Мы закроемся на крючок.
– Она все равно поймет! – настаивала Тамара, – ты же видишь, что ты ей не нравишься.
– А тебе?
– Мне ты тоже не нравишься. Но в тебе есть что-то – сила, которая не дает мне вырваться. Если бы отпустил меня, я бы ушла.
– А помнишь предсказание, когда мы разбили шарики?
– Да. Мы будем любить друг друга до смерти. Только вот я не знаю о чьей смерти там говорилась. Если так пойдет, я умру намного раньше.
– Я не позволю тебе умереть. Пошли.
Они включили зеленую лампу и Валерий припомнил все те фокусы, которым учила его Людмила. Они начали в спальне, а закончили в зале, прямо на ковре, у ног матери.
Потом они выключили свет.
– Я не прощу себе этого, – сказала Тамара.
– А мне?
– А тебе – как с гуся вода. Ты мог бы заниматься этим даже на Эйфелевой башне, под кинокамерами всего мира.
– Хорошая идея.
– Для тебя хорошая идея. А у меня есть чувство чести. Что ты из меня делаешь, в конце концов! Я же не кукла, у меня сердце есть!
– Я все хотел тебя спросить, – скаазал Валерий, – что ты сделала с тем типом, которого заели пиявки. Ты его спасла?
– Я его спасла, перевязала и тащила целый километр к безопасному месту пока ты развлекался.
– Я не развлекался, меня чуть не убили.
– Это твое любимое развлечение. Ты же уверен, что тебя никто убить не может. Зато я могу тебя бросить, например.
– Нет, не можешь, – сказал Валерий.
– Да, не могу.
Они заснули.
122
Утром в окно заглянуло солнце; Валерий встал, отдернул занавеку. Тамара блаженно улыбалась. Никто дважды не поднимается на пик счастья? – чепуха, милая Людочка, чепуха.
– Как тебе понравилась сегодняшняя ночь?
– Понравилась.
– Я спросил, как понравилась?
– Очень понравилась. У меня никогда не было такого. Ты был прямо как зверь. Что на тебя нашло?
– Так просто. Избыток чувств. Теперь ты веришь, что мы будем с тобой счастливы всегда?
– Теперь верю. Но ведь это неправда? Ты опять что-то затеешь и станешь плохим.
– Плохо – хорошо – это категории для детей, – сказал Валерий, – нам пора мыслить более разумно. Одевайся.
Они оделись и вышли в зал. Мать лежала в той же позе, только глаза были чуть приоткрыты. Тамара сразу начала кричать. Потом бросилась к телефону.
Позвонив, она проверила пульс. Пульс был слабым и неровным.
– Срочно нужно что-нибудь возбуждающее, – сказала Тамара, – у нас в доме есть лекарства? Где то, что ты принимал вчера?
Что это было?.. Да, что это было?!!
Она метнулась в спальню и стала выворачивать все ящики. В одном была пустая упаковка. Она села на пол и заплакала.
Валерий подошел.
– Ты убийца! – сказала она.
– Не вижу ничего плохого.
– Ты же ее отравил.
– Я просто дал снотворного.
– Сколько? Всю упаковку!
– Десять таблеток – предельно допустимая суточная норма для взрослого.
– Суточная! Десять!
– Я не понял, – сказал Валерий.
– Суточная норма – десять миллиграмм, предельная норма, а в этих таблетках было по два с половиной миллиграмма! И суточная норма – это не значит все выпить сразу! Ты дал ей пять предельных норм!
– Я не хотел.
– Я сейчас убью тебя вот этой вазой и скажу что не хотела.
– Убей.
– Не могу.
Минут через сорок заявились санитары. Тамара уехала с ними. Солнечное утро переходило в солнечный день, только на горизонте пробирались намеки на облака. Шевелились верхушки деревьев, приплюснутые неровностью оконного стекла. У мальчика в соседней квартире умер попугай – попугаю было уже семь лет, это много для попугая. День разгорался, все спешили на пляж. Мухи наматывали круги вокруг ламп.
После обеда позвонила Тамара.
– Все в порядке, – сказала она.
– Значит, зря волновались?
– Нет, не зря. Зачем ты это сделал?
– Я не хочу говорить тебе правду, – сказал Валерий.
– Я хочу услышать.
– Этой весной, при точно таких же обстоятельствах, я встретился с Людмилой. Мне стыдно в этом признаться, но тогда я был еще мальчиком. Я думал, что так всю жизнь и проживу.
Она помогла мне. Она усыпила своего гостя десятью таблетками и показала мне все, что умела. Это была единственная ночь, единственная такая ночь в моей жизни. Я тебя люблю, но с тобой я не переживал и доли того.
– И ты решил повторить?
– Да.
– Тебе удалось?
– Почти. Это было иначе, но почти так же хорошо.
Тамара помолчала.
– Ты меня слушаешь?
– Да. Не приезжай в больницу.
– Я приеду не к ней, а к тебе.
– Не приезжай ко мне, – сказала Тамара. Я не хочу тебя видеть. Если я увижу тебя еще раз, я пропала. Я ухожу от тебя. Прощай.
– Подожди!
– Что еще?
– Ты уходишь из-за матери?
– Нет.
– Тогда почему?
– Потому что ты сумасшедший. Ты был сумасшедшим еще тогда, когда я увидела тебя в первый раз. Ты сидел в больничном кресле, на тебе была больничная пмжама, вся грязная. У тебя была борода – ты не брился. А твои глаза были совсем сумасшедшие. Ты сжимал кулаки и разговаривал сам с собой.
Все, что случилось дальше, было только продолжением этого. У тебя постоянный бред, ты вечно слышишь шаги, ты видишь привидений. И ты такой жестокий, что я не могу этого терпеть!
– Но ведь ты сама их видела и слышала!
– Нет, я только подыгрывала тебе. Я думала, что это пройдет. Пойми, тебе надо лечиться. То, что ты сделал сегодня ночью – это…
– Это что? Ты все же уходишь?
– Да.
– Ты меня жутко обидела сейчас, ты знаешь? Ты знаешь, что я не прощаю обид? Ты знаешь, если каждая стерва…
– Прощай. – Она повесила трубку.
123
Валерий прошел по комнате, вслушиваясь в шаги. Шаги звучали отчетливо. Он включил магнитофон на запись и прошел снова. На записи были слышны только его собственные шаги. Он попробовал еще раз – тот же результат. Тогда он спустился в подвал и вошел в бывшее бомбоубежище. Массивная дверь все еще держалась двумя зелеными ручками. Все было загажено местной молодежью. Молодежь определенного сорта обожает гадить на видных местах – удалым движением спускает штаны и, нагадив, чувствует себя Стенькою Разиным, не меньше. Он закрыл за собой дверь и постоял в полной темноте. Призраки не появлялись.
Он позвонил в дверь мальчика – того, у которого умер попугай. Мальчик сидел с красным носом.
– Можно тебя попросить?
– Пожалуйста.
– Я сейчас пройду по комнате, а ты послушай. Сколько ты услышишь шагов?
– Пожалуйста.
Валерий прошел, громко топая.
– Ну что?
– Только ваши шаги. А разве могут быть другие?
Валерий вернулся к себе. Значит, я сумасшелший, подумал он. Простой, банальный сумасшедший. И моя болезнь усиливается. Сначала одни шаги, потом много. Потом появляются призраки. А Тамарка все врала, гадина. Но что же теперь.
Верить врачам? Тогда мне осталось совсем недолго. Я ведь думал, что я особенный, что я не болен, что врачи ничего не поняли. Значит, мне скоро умирать?
Он выскочил на улицу и стал останавливать машину. Машины не останавливались. Он вышел на дорогу и остановил одну грудью.
– В больницу! Срочно!
Тамары уже не было. Она уехала и не было никакой возможности узнать куда. Вот и все. Вот и все кончилось.
Теперь ты такой же умник, как и тот, что орал громовым голосом про войну и бегал, задирая колени. Потом десятилетний мальчишка бил его ногами по голове. Это еще лучшее, что тебя ждет. Потом ты станешь развалиной, которая не умеет говорить, ходить и умно улыбаться – умеет только мочиться под себя, вздыхать и выпускать газы. Потом ты не сможешь даже этого и просто умрешь никому не нужный.
– Сумки, прочные сумки! – кричала женщина.
– Мне нужна такая сумка, чтобы выдержала четырнадцать бутылок водки, – сказал Валерий.
– Эта и двадцать выдержит! – обрадовалась женщина покупателю.
– Мне не нужно двадцать, мне нужно четырнадцать.
– Так вы берете или нет?
– Беру.
– Возьмите две.
– Мне одной хватит на всю жизнь, – пошутил Валерий.
124
Бутылки в ряд, немного полукругом, чтоб лучше поместиться на столе. Вот так их, стихами. Не на столе, а на столике.
