Анна Баркова - Избранное. Из гулаговского архива

«Наверно, я сухая, скучная…». — Печ. по: АГ, Б-В, л. 29.

«Мы жить не могли. Мы дрожали…». — Печ. по: АГ, Б-Д, л. I.

«На улице теплый дождик…». — Печ. по: АГ, Б-Д, л. 2 об.

«Не может прошлое нам быть примером…». — Печ. по: АГ, Б-Д, л. 5.

«Не от нас зависящая мелочь…». — Печ. по: АГ, Б-Д, л. 6.

«Это скука или отчаянье?..». — Печ. по: АГ, Б-Д, л. 6 об. — 7.

«Как назвать? Печаль или веселье?..». — Печ. по: АГ, Б-Д, л. 7 об. — 8.

«Что страшнее и что нелепей…». — Печ. по: АГ, Б-Д, л. 9.

«Здесь майские белые ночи…». — Печ. по: АГ, Б-Д, л. 10 об. — 11 об.

«Мне нравится и вихрь несытый…». — Печ. по: АГ, Б-Д, л. 11 об. — 12.

«Больно? Но ведь это было, было…». — Печ. по: АГ, Б-Д, л. 12 об. — 13.

«Бьется сердце медленней, истомней…». — Печ. по: АГ, Б-Д, л. 19.

Фильм. — Печ. по: АГ, Б-Д, л. 22–23 об.

«У Вас в глазах я вижу скуку…». — Печ. по: АГ, Б-Д, л. 24.

«Черную землю, светлое небо…». — Печ. по: АГ, Б-Д, л. 24 об.

Старенькая. — Печ. по: АГ, Б-Е, л. 18.

«Что в крови прижилось, то не минется…». — Печ. по: Возвращение, с. 161. Автограф стихотворения (АГ, Б-3, л. 21) позволяет установить точную дату создания — 4–6 октября 1954 г.

Во время прогулки. — Печ. по: АГ, IV-а, л. 42.

«Прошло семь месяцев в разлуке…». — Печ. по: АГ, IV-а, л. 39.

Стихи об Иване. — В книге отдельной подборкой публикуются все известные стихи А. Барковой об Иване, созданные в 50-е гг. Образ Ивана многогранен. В нем прослеживается своеобразная концепция русского национального характера, вместе с тем этот образ несет и автобиографические черты.

Царь Иван. — Печ. по: АГ, Б-Д, л. 9 об. — 10 об.

Похвала глупости. — Печ. по: АГ, Б-Д, л. 13 об. — 19.

Вече. — Печ. по: АГ, Б-Д, л. 20–22.

«Я не Иван-царевич. Стал шутом я…». — Печ. по: Возвращение, С. 136.

Кикиморы. — Печ. по: Возвращение, с. 137. В АГ (Б-Е, л. 24) имеется автограф.

Возвращение. — Печ. по: Возвращение, с. 145.

«Я не в русской рубашке Иван-дурак…». — Печ. по: Возвращение, с. 151.

«Шел Иванушка, приплясывал…». — Печ. по: АМ, л. 39.

Первая и вторая. Поэма о двух арестантках. — Печ. по: АГ, Б-И, л. 1–15. Поэма имеет незаконченный вид. Для публикации выбраны цельные отрывки, тематически завершенные и представляющие наибольший интерес. В персонажах поэмы узнаются Богданов и Луначарский, с которыми поэтесса встречалась в 1922–1924 гг. (см. об этом периоде ее жизни: Таганов Л. Московские зори: Главы из книги об А. Барковой // Рабочий край. 1992. 11 февр.).

Богданов (Малиновский) Александр Александрович (1873–1928) — один из теоретиков Пролеткульта, автор социально-утопических романов; расходился с Лениным по некоторым вопросам марксистской философии, был приверженцем эмпириокритицизма.

Луначарский Анатолий Васильевич (1875–1933) — первый нарком просвещения в советской России, критик, публицист, литературовед, драматург, переводчик.

О прозе А. А. Барковой 50-х гг. стало известно из АГ. В основном именно она послужила основанием для обвинения писательницы по ст. 58-а. Не случайно, что в «Заключении экспертной комиссии о рукописных материалах, принадлежащих Барковой Анне Александровне» основное внимание уделено рассмотрению повестей и рассказов. Эксперты были озабочены прежде всего тем, чтобы выявить политический подтекст, направленный против существующего строя.

Так, по мнению экспертной комиссии, повесть «Восемь глав безумия» следует признать «безусловно антисоветской, враждебной социалистическому строю». Стремясь подтвердить этот вывод, рассматривая главу за главой, члены комиссии видят самый страшный «поклеп на советскую действительность» в 7-й главе, рассказывающей о том, как героиня попадает в большую коммунистическую страну. «Только человек, всей душой ненавидящий нашу действительность, — пишут эксперты, — может так клеветать и обливать грязью наш социалистический строй». Повесть «Как делается луна», по их мнению, «представляет собой нечто подобное социальному памфлету, в котором с крайней злобой, в самых черных красках изображается советская действительность, и в частности правительство и ЦК КПСС», а рассказ «Счастье статистика Плаксюткина» является «не чем иным, как попыткой очернить советскую действительность и советских людей», так как герой рассказа, «советский Акакий Акакиевич, типичный советский служащий… забитое, испуганное существо, недоедающее и недосыпающее», «прославляя на словах революцию», «рассказывает о жизни своей семьи до революции, и получается, что эта жизнь была несравненно лучше, чем та, которую ведет сейчас Плаксюткин».

Над своей прозой А. Баркова работала на ст. Штеровка Ворошиловградской области весной — осенью 1957 г. В настоящее издание включены две повести и рассказ, которые носят сравнительно законченный характер, но именно сравнительно, так как даже в этом варианте о полной обработке прозы говорить не приходится. В рукописях часто встречаются сокращения слов, имен, не всегда соблюдаются правила орфографии и пунктуации. Составители провели определенную редакционную работу в этом плане, однако правка не затронула смысловой части произведений.

Как делается луна. — Печ. по: АГ. Рукопись — в общей тетради в клетку. Эпиграф — неточная цитата из «Записок сумасшедшего» Н. В. Гоголя: «Луна ведь обыкновенно делается в Гамбурге; и прескверно делается. Я удивляюсь, как не обратит на это внимание Англия. Делает ее хромой бочар, и видно, что дурак, никакого понятия не имеет о луне. Он положил смоляной канат и часть деревянного масла; и оттого по всей земле вонь страшная, так что нужно затыкать нос» (Гоголь Н. В. Собр. соч.: В 7 т. М., 1977. Т.3. С. 174.

Восемь глав безумия. — Печ. по АГ. Рукопись — в общей тетради в клетку.

Счастье статистика Плаксюткина. — Печ. по АГ. Рукопись находится в общей тетради в клетку после рукописи «Как делается луна».

Из дневника 1946–1947 годов. — Печ. по АГ. А. А. Баркова пела дневник с юности. Из ее записных книжек стало известно, что юношеский дневник был приложен к первому следственному делу: «В 15–16 лет я спрашивала: „Нет ли в любви инстинкта власти?“ Как жаль, что эту тетрадь у меня забрали при первом аресте» (запись от 25 января 1957 г.).

Дневник Барковой включает в себя философские размышления, суждения о прочитанных произведениях. Вместе с тем из него мы узнаем о бытовой стороне ее жизни, о людях, с которыми она встречалась, о творческих замыслах и многом другом.

Дневниковые записи 1946–1947 гг. Баркова вела в Калуге, где жила под административным надзором с 1939 по 1947 г. после освобождения из карагандинского лагеря (1934–1939). В ноябре 1947 г. Анна Александровна снова была арестована, и этот дневник стал вещественным доказательством к калужскому следственному делу; его ксерокопия хранится в литературном музее Ивановского университета. В настоящем издании подчеркнутые А. Барковой слова выделены курсивом.

Своеобразным дополнением к калужским дневниковым записям является хранящееся в АГ письмо А. А. Барковой к критику, литературоведу П. А. Кузько. Приводим его с небольшими сокращениями.

«2/VI—47 г.

Ну, дорогой Петр Авдеевич, кажется, я все-таки соберусь в Москву. Готовьте вино и елей, вино в особенности. Денег, правда, нет. Вид, правда, ужасающий.

6/VI. А когда соберусь — черт знает. Надо, надо отсюда вообще удирать. А куда и как?

Если бы ближе к Москве, если бы найти какой-ниб<удь> угол где-ниб<удь> в Малоярославце или Александрове (Сев. ж. д.).

Все только „если бы“.

А здесь две перспективы. Подохнуть с голоду или сойти с ума от катастрофического безделья. Жаль, что Вы не сможете ознакомиться хотя бы с одним экземпляром из среды местной интеллигенции. Что чеховщина, что щедринщина! Все бледнеет. Разве сологубовский Передонов устоит и не померкнет. И Передонов этот принял прелюбопытнейшую модернизированную форму, солидаризируясь, так сказать, со стилем эпохи.

<…> Сейчас читаю третий том „Истории дипломатии“ (Версальский мир и все вытекающие отсюда последствия). Что ж? История повторяется. Воистину „общество и государство держатся на людской глупости и убожестве. А в этих спорах никогда не будет недостатка“ (Ан. Франс). Прочла „Ивана Грозного“ покойного А. Н. Толстого. Сугубая реабилитация с весьма сугубой задней мыслью. Покойник (не Ив. Грозный, а Толстой) был не дурак и, несмотря на свою барственную толщину — простите за дурной каламбур, — политик очень тонкий.