Арсений Данилов - Adrenalin trash
Сумма — даже поделенная на два — оказалась довольно приличной. Закон предусматривал два способа выплаты — единовременный и с вычетом из официальных доходов ответчика. Официальные доходы Андрея были весьма незначительны. Сбережений родителей для разового погашения задолженности тоже не хватало. Между тем в приватной беседе сразу по завершении тяжбы женщина из французского автомобиля намекнула Андрею и его родителям на то, что ждать не намерена, после чего поинтересовалась их жилищными условиями. Мама в тот же вечер позвонила Илье, у которого имелись обширные связи в Северной столице, и долго плакала в трубку. Брат помог. Теперь Андрей два раза в месяц отправлял телеграфные переводы в Петербург, а квитанции отдавал родителям. На это уходило почти все, что удавалось заработать. Даже с учетом крайне благоприятной конъюнктуры рынка климатического оборудования до окончательного расчета с братом оставалось не меньше года.
Андрей подумал, что, если он и дальше, вместо того чтобы работать, будет пялиться во двор, проводя инвентаризацию ворон, срок расплаты едва ли сократится. Однако мысль эта не подвигла его на трудовые подвиги. Поневоле лишившись существенной части лишнего времени и неучтенных денег, он, как ни странно, чувствовал себя намного свободнее — теперь не нужно было каждый вечер выбирать одну из миллионов кривых дорожек, расстилавшихся перед городской молодежью. Мир стал прямым и четким. Двигаться вперед было намного проще.
Во дворе что-то громко ухнуло — дворник открыл один из мусорных контейнеров, — и Андрей наконец повернулся к факсу, снял трубку, нашел в каталоге не отмеченный еще номер и выбил семь цифр на пластмассовой скрижали клавиатуры.
Еще несколько минут жизни были потрачены на деловой разговор. Андрей представился, коротко объяснил суть своего предложения секретарше, переключился на компетентного в вопросах приобретения оборудования человека, изложил ему свое предложение более подробно. Полгода практики привели к тому, что все это он делал совершенно механически, практически не задумываясь над совершаемыми языком и губами движениями — так же, как солдат стройбата не задумывается над процессом выполнения своих служебных обязанностей.
Разговор оказался умеренно успешным. Технический директор адвокатской конторы, выбранной в качестве цели, согласился принять факс с прайс-листом. Андрей выполнил еще одно таинство, после чего достал из кармана телефон, обнаружил, что миновало уже две трети суток, сообщил об этом Костылю. Пошли курить.
Апрель проник даже на лестницу. Бежавший по ступенькам сквозняк стал как-то свежее. Повеселел и худенький свет, проползавший через грязные оконные стекла.
Курили молча. В последнее время интенсивность общения с Костылем снизилась. После Нового года Андрей почти не пил. В супермаркеты не заходил. В итоге пропала одна из точек соприкосновения. Профессиональные же обязанности стали привычными, Андрей и Костыль постигли все секреты мастерства и обмен опытом больше не имел смысла. Других общих тем не было.
Сотовый телефон зазвонил в шесть. То есть он, конечно, не зазвонил, а исполнил Брамса. Пригрезившаяся когда-то гению мелодия с помощью нескольких полупроводников и миниатюрного динамика теперь сообщала Андрею о том, что кто-то хочет с ним пообщаться. Если бы Брамс знал, что спустя века после его смерти сочиненная им музыка будет соединять людей, он смеялся бы от счастья даже в последние секунды своей жизни. Впрочем, возможно, так оно и было на самом деле.
— Алло, — сказал Андрей, приложив телефон к уху и ковыряя свободной рукой угол телефонного каталога.
— Привет, — сказал Олег.
— Привет, — сказал Андрей.
— А я вот тоже телефон купил, — сказал Олег.
— С получки? — спросил Андрей.
— Ну да, — сказал Олег.
Он как-то ловко выкрутился с деньгами. То ли родители помогли, то ли еще кто — Андрей толком не знал. А недавно Олег устроился на работу в аптеку. Провизором. По специальности.
— Молодец, — сказал Андрей.
— А то, — сказал Олег. — Короче, среда. Идем?
— К Ваське? — спросил Андрей.
— А куда еще, — сказал Олег.
Андрей скупо улыбнулся.
— Можно, — сказал он. — В семь.
— В семь? — переспросил Олег.
— Да, — сказал Андрей.
— Ладно, — сказал Олег. — Ну давай.
— Давай.
Станция метро, на которой теперь регулярно встречались, перед тем как идти к Василисе, представляла собой некий среднестатистический вариант всех станций Московского метрополитена. Усреднено было все: и название — неброское, оно никогда не менялось при обострениях политической обстановки; и богатство интерьера — колонны увивал гипсовый плющ, но на сводчатых потолках не было мозаичных полотен; и интенсивность движения — людей на станции всегда было немного, но вполне достаточно для того, чтобы, задумавшись, удариться о твердое встречное плечо. Впрочем, Андрей в последнее время редко задумывался и о встречные плечи не бился.
Олег опоздал на десять минут. Выйдя из поезда, он быстро отыскал глазами Андрея и направился к нему.
— Привет, — сказал Андрей.
— Привет, — сказал Олег.
Пожали руки.
— Пойдем? — спросил Андрей.
— Пойдем, — сказал Олег.
Направились к эскалатору.
— Все-таки Васька молодец, — сказал Олег, когда забрались на движущуюся лестницу. — А то баланду бы жрали сейчас. Да?
— Да, — сказал Андрей. — Молодец.
Это был уже стандартный эскалаторный диалог, помогавший уловить динамику надвигавшегося вечера. Менялись только штампы, которыми Олег обозначал вероятную альтернативу их жизненного пути. Помимо баланды он упоминал еще небо в клеточку, жизнь в полосочку и петушиные крики.
До больницы добрались за двадцать минут — половину этого временного отрезка провели в маршрутном такси, стартовавшем от метро, потом шли пешком вдоль кирпичных пятиэтажек и длинного бетонного забора.
Всю дорогу молчали. Андрей хотел было попросить Олега показать телефон, но потом передумал. Это было обычное для последнего времени явление. Мысли и стремления возникали в его душе с той же интенсивностью, что и раньше, но большинство из них сразу погибало в атмосфере, отравленной безразличием, вырвавшимся три с половиной месяца назад из каких-то лопнувших резервуаров. Единственным серьезным умственным упражнением теперь как раз и был анализ этого безразличия.
На одной из институтских лекций по философии, куда Андрей попал совершенно случайно — в офисе в тот день морили тараканов, — рассказывали об экзистенциализме. Андрей слушал невнимательно, размышляя о намечавшейся установке кондиционера в помещении какого-то мелкого банка. Однако когда лектор — лысый толстый мужчина с кавказской фамилией — дошел до «пограничной ситуации», Андрей насторожился. Точнее, насторожился он не в тот момент, когда прозвучал этот ключевой термин, а после того, как услышал слово «смерть». Лектор даже написал его на доске, после чего обвел в кружок и соединил линией с другим меловым пузырем, в котором плавал «субъект (чел.)». Выяснилось, что под «пограничной ситуацией» понималась ситуация, когда человек оказывается перед угрозой гибели и впервые полностью осознает конечность своего существования. После этого в душе субъекта (человека) происходит фундаментальный сдвиг, благодаря которому он наконец-то начинает жить полной жизнью, наполняя смыслом каждую секунду своего существования, занимаясь по-настоящему важными вещами и отбрасывая будничную шелуху, погребающую под собой миллионы обычных судеб.
Андрей не знал, считается ли его случай «пограничной ситуацией». Самому ему ведь ничто не угрожало, однако конечность бытия была им осознана в полной мере — на следующее утро, когда он протрезвел в вонючем «обезьяннике». Впрочем, слово «осознание» не казалось ему достаточно точным. Потому что на самом деле он ничего не осознавал, то есть в голове его не возникла соответствующая случаю фраза. Конечность бытия он ощутил и передать это словами был совершенно не в состоянии. Кроме того, он ощутил еще и конечность свободного бытия — Василиса умудрилась уговорить родителей замять дело только через две недели, и все это время Андрей готовился сушить сухари (более современный Олег тогда же купил пару книг по тюремному этикету).
В общем, выходило, что шведский философ с античной фамилией Кьеркегор прав. Андрей действительно в последнее время регулярно отбрасывал будничную шелуху. Однако Кьеркегор — или, по крайней мере, донесший его учение до Андрея лектор — никак не объяснил критерии отбора по-настоящему важных дел. В итоге с наполнением каждой минуты смыслом возникли проблемы. Андрей всей душой желал сделать что-то большое, емкое, попросту говоря, конкретно реальное. Но не видел ничего, что могло бы подойти под это описание. Он пару раз разговаривал на эту тему с Олегом. Олег испытывал аналогичные эмоции. И еще он сказал, что пока не знает, но чувствует, что скоро он это самое найдет. А когда найдет, поделится с Андреем. Это утешало, но не сильно.
