Империя света - Енха Ким
— Успокойся.
— Только не надо опять строить из себя сдержанного и рассудительного. Не до этого сейчас.
— Ладно, не буду.
Она громко вздохнула. Киен потер лицо руками. Кожа на ладонях была сухой и грубой. Голос Мари стал немного спокойнее:
— Что ты теперь собираешься делать?
— Не знаю.
— Ты ведь наверняка уже думал об этом, пока жил здесь и обманывал всех пятнадцать лет подряд.
— Нет, ни разу. Я не думал, что это когда-нибудь случится.
— Ты вернешься туда?
Киен молчал. Она медленно покачала головой и сама ответила на свой вопрос:
— Если бы ты собирался вернуться, ты бы не стал поджидать меня здесь, а просто молча бы исчез. Так ведь?
— Да, — согласился Киен. Только теперь он сам ясно понял, почему он тут оказался.
— Ты не хочешь возвращаться, да? Теперь тебе намного привычнее здесь? Конечно, ты ведь здесь больше двадцати лет прожил. Тогда ты должен сдаться полиции?
— Ну да.
Мари шмыгала носом.
— Ты только не обижайся на то, что я сейчас скажу. Я уже пришла в себя. Я переварила все, что ты мне сказал, и понимаю, почему ты со мной так поступил. Ты ведь тогда тоже был молод. Разве ты мог ослушаться приказа сверху?
— Жениться мне Партия не приказывала. Я сам тебя выбрал.
— Но с их разрешения?
Киен кивнул. Мари не останавливалась:
— Это потому что я была с чучхеистами? Ты, наверное, думал: «Если повезет, можно будет даже переманить ее к нам». А твое руководство?
— Может, они так и думали.
— Как бы там ни было, я хочу, чтобы ты знал, — продолжала Мари, — я сейчас абсолютно спокойна и полностью отдаю себе отчет в своих словах. Во мне говорит вовсе не злость и не мрачный пессимизм. Не смотри, что у меня еще сопли текут, я уже не плачу.
— Да, я вижу.
— В сложных ситуациях я часто думаю о том, что бы сделал на моем месте отец. У него все всегда было ясно и понятно. Наверное, это было что-то вроде животного инстинкта, который помогал ему выжить в том мире, где он крутился.
— Наверное.
Киен вспомнил своего тестя. Тот никогда его особенно не любил. Он изо всех сил пытался ему понравиться, но старый торговец алкоголем, кажется, усмотрел в зяте нечто такое, о чем было известно лишь ему одному, и в конце концов умер, так и не приняв его полностью. Он с самого начала был против выбора дочери, и даже после свадьбы сблизиться им не удалось. Мари знала об этом и старалась никогда не говорить с Киеном об отце.
Она встала, выбросила в урну промокшую салфетку и вернулась на скамейку.
— Уезжай.
— Что? — Киен не мог поверить своим ушам.
— Поезжай туда, откуда приехал. Это мой ответ. Прости. Меня устраивает моя жизнь сейчас. Если ты останешься, они могут кого-нибудь за тобой прислать.
— Я не какой-нибудь племянник жены Ким Ченира, чтобы ради меня сюда кого-то присылали.
— Тогда зачем тебя вызывают?
— Откуда я знаю. Скорее всего, кто-то там сверху откопал мое дело.
Мари почесала руку над гипсом.
— Черт, как же чешется. Но ты ведь не сможешь узнать это наверняка, пока не вернешься туда?
Киен молча кивнул.
— Я знаю, тебе больно это слышать, но бросать сейчас все и жить в незнакомом месте под чужим именем я не хочу.
— О чем это ты?
— Если ты сдашься властям, к нам заявятся агенты из НРС или еще откуда-нибудь и перевезут в совершенно чужой город. А как же Хенми? О ней ты подумал? Она только-только взялась за учебу, после того как бросила свой падук, — как мы объясним ей, почему нам надо переехать? Я хочу уберечь ее от всего этого. Сам подумай, если ты уедешь, все остальные будут счастливы. И там сверху тоже успокоятся, а если повезет, то пришлют тебя обратно. Тогда ты сможешь спокойно появиться опять, как будто после долгой командировки. Никто не станет подсылать сюда убийц, а нам не придется прятаться под чужими именами в каком-нибудь провинциальном захолустье. Ты разве газет не читаешь? Все отцы в мире идут на самые отчаянные жертвы ради своей семьи. А сколько вокруг мужчин, которые отправляют жену с детьми в Штаты, а сами работают тут с утра до ночи и посылают им все деиьгм? Да и вообще, там же твоя родина? И родители твои, наверное, там живут?
— У меня остался там отец.
— И друзья у тебя наверняка там остались. Разве нет? Почему мы должны из-за тебя, из-за твоей дурацкой… Нет, с меня хватит, почему мы должны жить в постоянном страхе, менять имя и адрес? Ну уж нет. Мне слишком больших трудов все это стоило. Ты помнишь, как я не могла найти работу после декрета? Куда бы я ни подавалась, мне везде отказывали. Мне приходилось втюхивать мелкие страховки домохозяйкам и заниматься еще бог знает чем, пока я не смогла наконец пробиться туда, куда хочу, и теперь, когда мне уже рукой подать до цели, ты хочешь…
— Ладно, ладно, я понял тебя. — уныло согласился Киен.
— Прости. Но ты должен подумать о Хенми, о ее будущем. Ты только представь, что ее ждет, если…
— Ладно. Но знаешь, я надеялся, что ты хотя бы раз, пусть даже только на словах, попытаешься удержать меня, попросишь остаться.
Мари дотронулась до холодной руки Киена.
— Прости меня. Но любая мать поступила бы точно так же. Я сейчас как никогда почувствовала это: я не просто женщина, я в первую очередь мать.
— Да, ты права. — Киен закивал головой и добавил: — Но я все равно останусь.
— Что?! Ты с ума сошел? — Мари в ужасе отдернула руку.
— Я много думал сегодня. Бродил весь день по городу и думал обо всем этом. Даже к гадателю ходил. А ты же сама знаешь, я в такие вещи не верю. Мне страшно. Там тоже за это время многое изменилось. Отец, наверное, еще жив, но уже сильно состарился, а мою судьбу будут решать те, кто даже не знает, для чего меня сюда заслали. Даже если меня оставят в живых, вполне возможно, что весь остаток жизни мне придется возиться в подземном туннеле с молодыми разведчиками, которых потом зашлют на Юг, а это хуже самого страшного кошмара. Ты и представить себе не можешь, что это такое. Провести всю жизнь где-то глубоко под землей в этом жутком месте, якобы изображающем Сеул… Я сам все это видел. Но знаешь, мне еще повезет, если меня отправят именно туда. Со мной может случиться нечто куда более страшное. Но ничего этого не будет, если ты поможешь мне. Мы же с тобой прожили вместе пятнадцать лет. И прошлое все равно уже не вернешь.
— Нет, — твердо отрезала Мари. — Ты можешь считать меня кем угодно, но ты должен уехать. Это единственный верный ответ. Сам посуди, если ты действительно, как ты говоришь, ничего не сделал, то партии незачем тебя наказывать.
— Я не знал, что ты так жестока.
— Мне тоже хочется сказать тебе что-нибудь утешительное, но у нас нет на это времени.
— Ты мне мстишь?
— Нет. Я всего лишь хочу сделать так, как будет лучше всем. И тебе не о чем так сожалеть. Мы неплохо пожили эти пятнадцать лет. И ты наверняка не раз испытывал разочарование из-за меня, ведь я не самая чуткая и нежная жена. К чему тогда эти колебания, когда можно уехать и начать там новую жизнь?
— Последний раз спрашиваю тебя. Ты не можешь пойти на одну маленькую жертву? Пожалуйста. Я все сделаю, как ты захочешь. Конечно, после того, как я сдамся добровольно, и после всей этой волокиты мне придется отсидеть несколько лет в тюрьме. Но потом, как только меня освободят, я сделаю все, чтобы стать самым лучшим мужем, самым лучшим отцом…
— Я уже ответила тебе, это невозможно. Ты же сам это понимаешь. Зачем все это?
— Хочешь ты того или нет, у меня есть полное право жить вон в той квартире вместе с тобой.
Мари глубоко вздохнула и достала перед ним свой последний козырь:
— Ладно, я расскажу тебе еще об одной причине, почему это невозможно. Расскажу о том, где и с кем я сегодня побывала. Когда ты узнаешь это, ты уже никогда не сможешь со мной жить.
От самой Мари, в буквальном смысле из первых уст, Киен узнал о юном почитателе Мао и Че, о заике по кличке Панда, об их друге, так и не добравшемся до места действия, и собственно о том, что произошло в мотеле «Богемия». Ему пришлось выслушать все это от начала до конца, во всех подробностях. Но, как ни странно, рассказ этот казался ему похожим скорее на какую-нибудь сказку братьев Гримм — такой же неправдоподобный и фантастический — или же на записанный доктором Фрейдом сон одного из пациентов. Хотя повествование велось от первого лица, Киену никак не верилось, что все это было с Мари, с его собственной женой. Одна женщина встречает молодого человека и падает жертвой соблазна. Затем ее похищают и заточают в каменной башне; она ждет спасения, но положение становится лишь все хуже и хуже… С болью в голосе он спросил:
