Ирина Степановская - Круговая подтяжка
Нонна Петровна накинула шаль и побежала советоваться к соседке.
– Так позвони ему! – нашла та самый простой выход.
– А если он денег потребует?
– Тогда не знаю.
Нонна Петровна все же решилась позвонить, но когда где-то там в пространстве послышался треск и потом пошли гудки соединений, она растерялась, не зная, с чего ей начать.
В последний день старого года в комнате Азарцева, как всегда теперь, было темно.
Азарцев все эти дни спал или временами не спал, но все равно, не зажигая света, лежал в одном и том же положении на диване. Идти было некуда, при мысли о работе в животе раскатывался тягучий шар пустоты.
«Какой же я неудачник! Дерьмо, никчемный человечишка! – думал он в редкие минуты бодрствования. – Вообразил себя великим хирургом! Не замечал, что меня держат за примитивную марионетку, за мальчишку с нездоровыми амбициями, за идиота, за слепого крота…» Он придумывал себе сотни обидных прозвищ. Но тяжелее всего были его мысли о Тине.
«Каким мерзким, отвратительным эгоистом я выглядел в ее глазах! Не хотел слышать правду из-за банального стремления разбогатеть. И ведь не просто разбогатеть, я хотел… – бичевал он себя, – …я хотел подтвердить свою репутацию необыкновенного специалиста! Создать новое имя в науке… Господи, какое же я дерьмо, если не понимал, что прогоняю от себя единственного, может быть, человека, способного видеть и говорить правду…» – Временами он вставал и расхаживал по темной комнате. – …Но Юля! Как она могла? Предательница! – Он раздумывал, не стоит ли ему убить ее. Своя судьба после этого его не пугала, но судьба Оли… Или, может быть, лучше убить Лысую Голову? – Он вздыхал и снова валился на смятую до отвращения теплую постель. – Я все равно не смогу никого убить. У меня нет ни оружия, ни сил, ни умения в этом деле. Я никчемный человек. В сущности, Юлия права. А если она права, – гнал он свои мысли по новому и новому витку, – тогда в чем ее вина? – И сам себе отвечал: – В подлости. Она поступила подло. Тина никогда бы так не поступила, но Тины теперь здесь нет. И в этом я тоже виноват. Я тоже ее предал». Эта мысль резала Азарцева больнее всего.
В такую минуту и позвонил телефон.
– С наступающим вас, Владимир Сергеевич! – сказали вкрадчиво на том конце провода. Азарцев не узнал этот голос, ему было все равно, кто звонил. Он подумал, что обрадовался бы только одному звонку – если бы вдруг позвонила Тина.
Но голос был, без сомнения, не ее.
– Вы меня простите, доктор! Я виновата, очень виновата…
Он отодвинул трубку подальше от уха. «Еще немного, и можно будет отключиться», – подумал он. Но женщина вдруг стала говорить про какие-то деньги, которые он не брал.
Он вспомнил. Это была мать Вероники. Чего она опять хочет от него? У него больше ничего нет.
– Доктор, вы только не сердитесь! Дочка отдала все деньги своему парню. Если хотите, если нужно, я могу это подтвердить… – Никина мать явно волновалась, но ему теперь все было безразлично.
– Ничего не нужно. – Он опустил трубку. И снова зазвонил телефон. Он помедлил. «Если снова она – сразу отключусь». Но теперь звонила Анна Большакова. Ее Азарцев вспомнил сразу. Вернее, не ее саму, а ее нос – порядочно пришлось с ним попотеть. Анна Большакова поздравляла знакомых и полезных людей с наступающим Новым годом.
– Дорогой вы мой человек! – пропела она профессионально поставленным голосом и рассказала Азарцеву, что он не просто великий хирург, а почти сам господь бог, ибо может сделать из ничего такие распрекрасные носы, глаза и уши.
– Вы изменили всю мою жизнь! – дальше бывшая пациентка говорила в пустоту, ибо Азарцев положил мобильный на подушку возле себя, а сам равнодушно разглядывал потолок. – Только благодаря вашему прекрасному мастерству я теперь работаю, играю премьеру… – Анна была сама любезность. – Приглашаю вас от всей души! Алло! Алло! Вы слышите меня, – закричала она, и Азарцев, слегка повернув к телефону голову, тихо сказал:
– Я вас слушаю… – Он совершенно забыл, что уже здоровался с ней.
– А знаете, доктор, – Анна вдруг кокетливо понизила голос. – Ведь у нас с вами есть общие знакомые… – Она с утра уже пригубила бокал шампанского, и по мере того как уменьшался список знакомых, голос ее становился все более кокетливым, а память работала хуже. Сейчас она напрочь забыла об обещании, когда-то данном Тине, ничего не говорить о ней Азарцеву. – И вот что интересно, и вашу знакомую, и меня оперировали в один и тот же день!
– Вы о ком? – совершенно без всякого интереса спросил Азарцев.
– Так, о Валентине же Толмачёвой! Вы разве не знали?
– Тину? – недоверчиво спросил Азарцев. – Ее оперировали?
– Ну да! Она была ведь буквально при смерти! – Аня пришла в восторг от того, что сообщает доктору такую сногсшибательную новость.
– Мне сказали, она уехала к мужу… – пробормотал Азарцев.
– Да что вы! – заверещала Анна. – Это просто так говорили родственники, чтобы лишние люди не таскались в больницу, не утомляли ее!
Азарцев нажал на кнопку отбоя.
«Какой я идиот! – подумал он. – Она исчезла, и мне это стало удобно. Я ведь был так занят. А она оказалась больна, ничего не сказала. Конечно! Она ведь гордая… Это Юлия прожужжала бы мне все уши о каком-нибудь банальнейшем насморке…» – Он вскочил, зажег свет и прошел в кухню. Пустые бутылки угрожающей батареей стояли у раковины. «А я еще осуждал ее за то же самое!» Азарцев накинул куртку прямо на тонкую майку и без шапки вышел из дома.
«Если выпить сразу три бутылки водки, – сказал он себе, – то можно отравиться наверняка. И это очень удобно».
Теоретически Азарцев все рассудил правильно, кроме одного. Он не мог себе представить, до какой же степени вид человека в майке с тремя бутылками водки под мышкой в предновогодний день будирует некоторую часть населения. Первую бутылку ему пришлось выпить с каким-то типом в подворотне прямо возле винного магазина; потом припоминалась ему какая-то легкая невсамделишная потасовка, потом, как он кому-то на что-то горько жаловался и его куда-то посылали и он куда-то ехал, кажется, в метро. Все, что случилось дальше, было затянуто каким-то мраком.
До наступления Нового года оставалось пятнадцать минут. Тинины животные мирно спали. Сама Тина постелила новое постельное белье и надела свою новую замечательную пижаму. В хрустальный бокал она налила сока, порезала апельсин, яблоко, насыпала крупы Ризкину, дала косточку Сене и стала ждать, когда стрелки часов застынут на времени «Ч». Тут опять раздался звонок в дверь.
«Барашков напился и приволок Людмилу встречать Новый год», – решила она и пошла открывать, накинув поверх пижамы платок.
Привалившись к дверному проему, перед ней стоял с самым идиотским видом, с развеселой улыбкой на лице, переваливаясь с носка на пятку и придерживаясь за косяк, Владимир Азарцев. Тина так удивилась, что на некоторое время оцепенела.
– Последнюю бутылку украли! Не знаю кто! Полная была еще почти наполовину. Сволочи! – Азарцев растерянно развел руками и стал выворачивать карманы, показывая, что действительно, бутылок с водкой у него нет.
Тина все еще молчала, не зная, что сказать.
– Ну нету! – жалобно пояснил положение Азарцев.
Тина молчала.
– Без водки не пустишь? – спросил он жалобно. – Тогда каюк. Обратно к магазину мне уже не добраться.
– Входи, – наконец смогла сглотнуть Тина и втащила его в коридор. Куртка у него была не застегнута, и она увидела, что когда-то белая майка теперь порвана на груди. – Ты откуда?
– Из дома. Мне было плохо, а потом кто-то позвонил и сказал, что ты жива.
– Я и не умирала.
– И не уезжала?
– Не уезжала.
– Давай это отметим.
Она помолчала, посмотрела на него испытующе.
– Послушай, а как же насчет фермента алкогольдегидрогеназы? Мне помнится, ты когда-то ставил мне недостаток этого фермента в вину.
– Тина! – с пьяной бравадой воскликнул Азарцев. – Ты интеллигентный человек?
– Наверное, да, – задумалась она.
– Тогда не надо! Ничего не надо вспоминать! Когда я вспоминаю, мне хочется умереть. – Он горестно покачал головой и вдруг, потеряв равновесие, быстро подался вперед, так, что она еле смогла его задержать в падении. Остановился он уже посередине комнаты. Сеня недовольно привстал на передних лапах, оскалив клыки.
– О – о! Собачка! Прости, что потревожил!
Сеня угрожающе заворчал.
– Тина, можно я с ним рядом посплю? – вдруг попросил Азарцев. – Вот здесь, на коврике. Подвинься, собачка, а?
Сеня, как все собаки, не любил пьяных. Но, во-первых, прежний хозяин довольно часто приходил под утро навеселе, и тогда от него так же пахло, как и от этого человека, а во-вторых, Сеня понимал, что совсем недавно он и сам был здесь в гостях. Он отвернул морду в сторону и Азарцеву ничего не сделал.
– Володя! – Тина посмотрела на часы. – Уже наступил Новый год! Я тебя поздравляю! И давай ты разденешься и ляжешь на диване, как человек.
