Дарья Асламова - Приключения дрянной девчонки
Последние слова я особенно подчеркнула. Он дернулся как от удара и проговорил бесцветным голосом: "Посмотри в тумбочке". Я выгребла из ящиков залежи испанских монет и отправилась в город.
Было воскресенье. Я стояла у телефона-автомата на шумной улице, заполненной гуляющими людьми, и дрожащей рукой набирала свой домашний номер. Сама возможность поговорить с Андреем казалась нереальной. Что-то из области снов. И вдруг неожиданно ясно и четко я услышала в трубке его голос, спокойный, как всегда. Не помня себя от восторга, я закричала на всю улицу: "Это я, я!" На меня оглядывались, я чересчур шумно выплескивала свою радость. Мне казалось, что надо кричать очень громко – только так мой голос донесется из Барселоны в Москву. Тем более все равно никто не понимает моих слов. Тут мимо прошла пылкая испанская демонстрация, заглушая любовные признания, летящие из России. Я говорила без умолку, пока автомат не сожрал последнюю монетку, потом, совершенно обессиленная, прислонилась к будке и подумала, что есть все основания назвать меня страстно влюбленной. За это дело надо выпить до дна стаканчик чистого горьковатого кампари.
Отметив праздник души в маленьком кафе, я вернулась на корабль и поняла, что нуждаюсь в утешении. В гости ко мне пришел Гена, милый, славный, ласковый человек, давно по мне сохнущий, и я совершенно безвольно, по слабости характера, скучая по чужому теплу, отдалась ему. И ничего при этом не почувствовала. Когда он ушел, я попыталась понять, что же произошло? Десять дней я блюла верность, а затем, сразу же после телефонного разговора с любимым человеком, переспала с "круизным" мужчиной? Фи, как пошло. Парадокс? Развращение нравов? Нет, пожалуй, все объяснимо. Телефонный звонок растревожил душу, подчеркнул расстояние, разделяющее нас, обострил одиночество. Гена оказался чем-то вроде болеутоляющего пластыря или листьев подорожника, приложенных к ранке.
Женщины чрезвычайно уязвимы, когда находятся в разлуке с любимыми. Они нуждаются в утешении, и обычно находится кто-нибудь, желающий взять на себя роль утешите -Но жар утих, разум прояснился, все встало на свои места. – ",.,а лпыя РТГ1ПОНа Опытные дамы этого эпизода есть еще одна сторона Женщины часто уступают из жалости, по доброте душевной или из потребности вознаградить поклонника за долгие страдания. Непременно случится благоприятное расположение звезд на небе или подует удачный ветер – и влюбленный мужчина сможет обернуть ситуацию в свою пользу. Чувству Олега не хватает неистовства, насилия, сокрушительной энергии. Может быть, ему стоило взять меня как дикую самку, и кто знает, как бы все обернулось. Но он слишком мягок и воспитан.
Тут мои размышления прервал стук в дверь, и я невольно содрогнулась, представив, как Олег, словно дикий зверь, царапает пол когтями и рычит, готовясь напасть на меня. Но потом меня разобрал смех. Я открыла дверь, непристойно хихикая, и увидела кроткого как овечка Олега. Он уже протрезвел и находился в жалком и мятом состоянии.
Мы отправились на прогулку по Барселоне и наткнулись на прелестный магазин испанских традиционных костюмов. Я тут же загорелась, увидев черную кружевную шаль, усыпанную блестками, расписной веер и заколку в виде классического испанского гребня, сверкающую фальшивыми камнями. Олег уверял меня, что это слишком дорого: "Лучше купить тебе новое платье. Ну зачем тебе шаль и гребень?
Ну что ты будешь с ними делать?" Но я настояла на своем. После приобретения этих испанских сувениров я захотела купить трусики из секс-шопа. Но тут уперся Олег:
"Извини, дорогая. Я не буду дарить тебе эту деталь туалета". Бедняга, он, наверное, представил себе, как я надеваю пикантные трусики на свидание с любимым мужчиной.
Мы зашли в маленький студенческий кабачок в старом квартале Барселоны, где за дощатыми исцарапанными столами молодые люди пили вино и ели охотничьи сосиски. Я напилась до такого состояния, когда сосед по столику становится врагом. Мы с Олегом поссорились, я дала ему пощечину и выскочила на улицу. Помню, как звонко стучали мои каблуки по мостовой. Я забежала в какое-то кафе и остановилась в растерянности. Здесь были только мужчины с раскрашенными лицами и в обтягивающих попки штанах. Они недоуменно уставились на меня. Я заказала водки и выпила ее медленными глотками. Затем воткнула в волосы гребень, обмотала голову черной шалью и стала медленно обмахиваться веером. Я произвела фурор. Вид у меня был законченной идиотки. Впрочем, у посетителей кафе не лучше. Я расплатилась и, пошатываясь, вышла на улицу. Лил дождь, и я а до нитки. Я вспомнила старую сказку, как в дверь королевства постучалась девушка, совершенно мокрая, вода бежала с ее волос и платья, и все-таки она уверяла, что она настоящая принцесса!
Стемнело. У меня стучали зубы от холода. Я долго блуждала в порту в поисках своего корабля. Когда я наконец нашла его и добралась до своей каюты, на мне не осталось ни одной сухой вещи. Даже трусы были мокрыми. Я разделась, легла в постель и уснула мгновенным сном усталого, хорошо поработавшего человека. Ночью я внезапно пробудилась от странных звуков. Кричала женщина, захлебывалась счастливым криком. Более низким голосом стонал мужчина, почти рычал. Стены между каютами картонные, я слышала даже, как ходила ходуном кровать, поскрипывая от ритмичных толчков. Я слушала эту музыку любви, испытывая острую зависть. Корабль качало, на море был шторм, ночь казалась долгой и беспросветной, и я заплакала сладкими, светлыми, облегчающими душу слезами, как будто выплакивала все свои ошибки и грехи, очищая сердце. 12 октября. Приплыли к острову Родос. Утром видела двух мужчин, мучимых похмельем. Они стояли, наклонившись над бортом, сплевывали в воду и спорили, в какой стране они сейчас находятся и в какое море плюют – в Эгейское или Средиземное.
Пьянство на корабле достигло критической точки. Люди потеряли представление о времени, алкоголь исказил реалии и закрутил все дни, страны, города в одну пеструю карусель. В этом есть какой-то гибельный шарм, полный упадок сил и Духа имеет свое обаяние. Я сама поддалась общему стремлению к падению в пропасть. Мои собутыльники – развеселая компания телевизионных операторов, здоровых, привлекательных, легкомысленных мужчин. Они меня дивно забавляют. Оператор телевидения – это не профессия, это особый склад характера, особая порода. Эти люди столько видели в жизни трагических и смешных ситуаций (причем наблюдали Их через призму камеры), что их трудно чем-либо удивить, и это придает их суждениям здоровый цинизм, шокирующий людей, далеких от мира экрана. Вместе с тем они хорошие товарищи и тайные романтики, ибо нельзя воспринимать этот мир как красочный спектакль, разыгрываемый перед камерой, без внутренней жажды красивого.
Наша компания благодушно спивается. Вечером я целуюсь с кем-нибудь из своих новых приятелей, а утром уже не могу вспомнить с кем.
Эта вакхическая путаница имен, поцелуев, взглядов чарует меня своей невинностью. Иногда кто-нибудь провожает меня в два часа ночи до двери каюты и с силой сжимает мои хрупкие плечи, я барахтаюсь в чужих руках, безупречно исполняю сцену наигранной ярости и захлопываю дверь перед носом провожатого. Посреди этого веселья меня холодит ревнивый, мрачный взгляд Олега, который не осмеливается подойти ко мне, но следит за мной издалека.
Сегодня Олег выгуливал меня на Родосе. Мы шатались по старому городу, пили коктейль "Том Коллинз", толкались в маленьких лавчонках, глазели на витрины ювелирных магазинов, где на черном бархате блистали ожерелья, достойные пещеры Аладдина, и переливались холодными лучами камни, вправленные в браслеты и кольца. Недоступная мне роскошь. На узкой улочке, где могут разойтись только два человека, мы нашли маленький ресторан с мраморными статуями греческих богов.
Потолком ему служило сумеречное небо с ранними звездами. Мы ели огромного лобстера, наслаждаясь его солоноватой морской сладостью и запивая этот вкус легким белым вином. Размягченная теплыми сумерками, пахнущими морем, я вдруг сказала:
– А знаешь, ведь все это можно описать.
– Что именно? – недоуменно спросил Олег.
– Море, плывущий корабль, женщины с золотой от солнца кожей, коктейли в неурочный час, ссоры, ревность, лобстеры и улитки в соусе, странные разговоры, праздность. Все происходящее выглядит как череда сцен из романа, последняя страница будет прочитана в Стамбуле.
– И наши отношения ты бы использовала в качестве основной интриги?
– Конечно, – сказала я убежденно. – Ведь все на свете – только подручный материал для писателя, глина, из которой он лепит свои творения.
Мы вымыли руки в большой чаше с плавающими лимонами, разрезанными пополам. Нас ожидала только что спустившаяся ночь, и мы пошли ей навстречу. Улицы обезлюдели, на небе высыпали тысячи звезд. Мы бродили по пустынным улицам до полуночи и отыскали православную церковь, находящуюся на реставрации. На ней лежала печать поэзии и мощи. Меня не остановила табличка "Стоп", и я потащила покорного Олега в церковь. Мы поднимались вверх по лесам, каким-то чудом находя дорогу в полной темноте, инстинктом угадывая опасные провалы. Я добралась до самого верха, до полуразрушенного купола. Небо было совсем близко.
