Кингсли Эмис - Старые черти
— Чарли, — произнес Питер, пока они с Чарли стояли на верхней ступеньке. — Я просто…
— Знаю. Слушай, я слишком пьян, чтобы вести машину, и ты тоже. На углу, где мы поворачивали, есть паб. Каким бы он ни был убогим, там наверняка продают выпивку. Пока ты займешься большущим стаканом виски, я мобилизую Виктора. Затем сандвичи и еще бутылочка в квартире рядом с «Глендоуэром», твою машину туда подгонят. Как тебе план, майор?
— О… хорошо. Я хочу сказать: в довершение всего…
— Конечно. Расскажешь позже. У ворот налево, потом ярдов восемьдесят до угла. Не больше.
9 — Питер
1
— Это Уильям, — сообщил Питер. — Он еще не оделся. Говорит, чтобы мы ехали сами, встретимся в церкви.
— Тоже мне новость. — Мюриэль примеряла перед зеркалом шляпку и двигала ее туда-сюда. — По-моему, я не доставала эту штуковину из шкафа с того дня, как Уильям окончил университет. — Она медленно повернулась, изучая свое отражение. — Как тебе?
Питер подумал, что большинство людей, увидев их с Мюриэль, задастся вопросом: какой злой рок соединил еще вполне привлекательную женщину, довольно стройную и ухоженную, с таким обрюзгшим и помятым старым недотепой? Конкретно по поводу шляпки он думал, что из-за едва различимой морщинки на тулье она выглядит так, словно на ней сидели. Впрочем, это сообщать было не обязательно. Питер сосредоточился.
— Хорошо, — произнес он, расширив глаза и несколько раз кивнув. — Очень хорошо!
— О, вот еще одна. Я ее вообще ни разу не надевала.
Бледно-розовый головной убор напоминал приземистый торт, украшенный накрахмаленной марлей или сеткой. Не найдя нужных слов, Питер кивнул медленно и оценивающе.
— Какая лучше?
Секунду он, как обычно, пытался угадать требуемый ответ, затем в голову пришла мысль, что, возможно, вопреки всей истории их отношений, Мюриэль сейчас и впрямь хочет узнать его мнение. Не помогло. Стараясь не ухмыляться при мысли о собственном коварстве, Питер произнес:
— Полагаю, некоторые женщины будут в шляпах, не так ли? Вообще-то я думал, что этот обычай несколько устарел, даже для свадеб. Конечно, я не слишком…
— В Англии уже давно не носят шляпки. В Лондоне их вообще не увидишь.
— Ну тогда…
— Да, но мы же не в Англии.
— Уверен, что все пройдет замечательно. Никто не будет против.
— Я не хочу оскорблять чувства аборигенок, попирая наследственные табу.
Давным-давно, во времена Суэцкого кризиса, он находил эту реплику забавной, особенно кода услышал в первый раз.
— Думаю, ты зря беспокоишься.
К его сожалению, Мюриэль сняла шляпку в виде торта и положила на туалетный стол.
— А как я выгляжу без шляпы? Давай говори.
— Хорошо, — спокойно ответил Питер. — Ты выглядишь хорошо.
Да, сдается, она с самого начала не хотела надевать шляпу.
— Отлично. Значит, решено. Кстати, пора выходить.
— У нас еще есть немного времени.
— Это тот самый случай, когда нельзя опаздывать.
Питер немного удивился, услышав такое от Мюриэль, но не подал виду и сдержанно произнес:
— Ладно, я пошел за машиной. Спускайся, когда будешь готова.
Почти сбежав по ступенькам, он убедился, что главное сейчас — взять себя в руки. Если продолжать в том же духе и пуститься во все тяжкие, изображая мужа, который искренне хочет, чтобы его супруга выглядела лучшим образом, то как бы потом не пожалеть. Некоторое время назад, когда Уильям объявил, что женится на Розмари Уивер, Питер словно родился заново. При одной мысли об их помолвке ему казалось, что он читает официальную реляцию о сокрушительном разгроме невезения в своей жизни.
Внизу, двигаясь с удивительной для человека с его весом и возрастом скоростью, Питер залез на поддельный чиппендейловский стул рядом с телефоном, повернулся и раскатисто пернул в огромное, нарисованное смесью краски и грязи зелено-лиловое лицо сбоку от лестницы. Слезая, он с радостью заметил на кухонном шкафу бутылку виски «Феймос Граус». То, что нужно. Питер сделал маленький глоток, затем еще один маленький глоток, даже не пытаясь себя уговаривать, что сегодня лучше воздержаться. Чарли утверждал, что шотландские горцы каждый божий день опрокидывают по стаканчику виски с утра пораньше. По крайней мере так Чарли говорил, заливая в себя примерно столько же, чтобы вытерпеть двадцатиминутное автомобильное путешествие на пьянку в Сент-Хиларис.
Стояло солнечное мартовское утро из тех, что в здешних краях вспоминаются чаще, чем бывают на самом деле. Воздух над побережьем был тих и спокоен. В такие дни лондонские садовники (и не только они), вспоминая родной Уэльс, говорят, что там все растет быстрее: нарциссы, рододендроны, азалии, даже липкие почки на каштановых деревьях набухают на две-три недели раньше, чем в столичных парках и скверах. Солнце еще не поднялось высоко, и тени были длинными, а свет — ясным, но не ярким, как будто летним вечером. К маю от этой мягкости не останется и следа. Кумгуирт нежно мерцал в лучах солнца, и Питер подумал, что жить здесь не так уж и паршиво. Он размышлял об этом целых несколько секунд, пока заходил в гараж.
— Как я выгляжу? — спросил он у Мюриэль, когда та спустилась вниз.
— Вполне уместно для данного случая.
— Вообще-то я имел в виду пятна от крема или шоколада. Предпринимать что-либо существенное уже поздно.
— Нет, все чисто. Можно подтянуть галстук.
Затягивая узел галстука, Питер взглянул на жену и сказал:
— Да, без шляпы гораздо лучше.
Они сели в машину и поехали к городу. Питер думал о том, как они с Мюриэль обменивались репликами сегодня утром: в прихожей и еще раньше в спальне. Последние несколько недель они разговаривали довольно часто, с напускной нормальностью, словно супруги-англичане в соцстране, которые из страха, что их подслушают, сговорились быть скучными. Но за показухой явно что-то скрывалось. Когда Мюриэль спрашивала его о шляпках, то почти не глядела в его сторону, и он тоже на нее не смотрел. Сам Питер получал искреннее удовольствие от некоторых моментов всего этого фарса, однако в удовольствии проглядывало что-то истерическое. Надо быть осторожнее, решил он.
— Им повезло с погодой, — заметила Мюриэль. — Дождей до завтра не обещают.
— Тепло, можно сидеть на улице.
И так всю дорогу, разговоры ни о чем, подумал Питер. И тут до него дошло: репетиция. Подготовка к статусу свекра и свекрови, превращение в скромных, добропорядочных и совершенно заурядных мужа и жену, которые всю жизнь ссорились, а под старость поладили. Конечно, было бы опасно в нужный момент просто притвориться примерными родителями жениха; требовалось нечто более серьезное. Если сравнивать с супружеской парой англичан в Восточной Европе, это был период перед заброской. На мысленном телеэкране в мозгу Питера возник человек из внешней разведки, по-модному отчужденный, но с горящими глазами, который требовал, чтобы они с Мюриэль думали, чувствовали, видели сны как Дарби и Джоан.[59] И впрямь, эта новая манера разговора стала заметной, когда Уильям сообщил, что они с Розмари хотят пожениться.
— Надо же, кажется, что все случилось неожиданно, — сказала Мюриэль.
— В известном смысле — да.
— Удивительно, что мы даже ничего не обсуждали.
— Тут и обсуждать-то особенно нечего.
— А теперь уже слишком поздно, к какому бы решению мы ни пришли.
Питер понял, что для нее сегодняшний день значительно важнее всех предыдущих, тем не менее не удержался и, забыв о своем намерении быть осторожней, спросил:
— Откуда такая уверенность? Согласись, что мы еще в Уэльсе!
— О чем это ты?
— В Кайраисе жило одно семейство, Ингойд-Томас, по-моему, родственники отцова двоюродного брата. Так вот, у них была дочь по имени Глэдис, года на два старше меня. И она подцепила американца, уж не знаю, как это у нее получилось в те годы — примерно в тридцать седьмом. Дело дошло до того, что они решили пожениться, и все уже было готово к свадьбе. Я тебе не рассказывал эту историю, нет? В общем, накануне бракосочетания Глэдис позвонила моим родителям, и они тотчас сели на поезд и помчались в Кайраис. Тогда с этим было просто. Жаль, что я не поехал. Им пришлось употребить все свое влияние, чтобы мать Глэдис не сорвала свадьбу.
— У них получилось?
— Да, как ни удивительно, эти двое поддержали прогрессивную…
— И что бы старуха сделала? Как бы она сорвала свадьбу?
— Согласен, даже в Кайраисе в тридцать седьмом году никто не мог бы запретить дочери выйти замуж, но с матери Глэдис сталось бы устроить большие неприятности вместо маленьких. Самое интересное — причина, из-за которой она была против американца. Он был американцем.
— Я не глухая.
