Инна Александрова - Свинг
Конечно, Сергей Александрович по качеству творчества очень отличался от калининградских собратьев, и ему завидовали. А еще — КГБ. Каждую сдаваемую в издательство рукопись директор Лавренко должен был нести в обком, а там держали по несколько месяцев: читали не только сами, но и давали на прочтение в органы. Издательский процесс растягивался на многие месяцы и, если бы Вьюгина не начали параллельно печатать в Москве, семья пошла бы по миру. Жена — Галя — день и ночь сидела за машинкой. Двое маленьких детей и больная теща хотели есть.
В последние годы — умер Сергей Александрович в девяностом — ушел в фантастику, и дела пошли лучше: его очень хорошо принимали и в Москве, и в Питере.
VI
— Катя, ты социолог, а потому объясни, почему люди у нас так сильно мрут? Почему население сокращается так быстро, что через десять лет и работать-то некому будет?
— Главная причина, Лина, шок от экономических реформ. Люди просто не выдерживают нынешней беспросветной жизни. Конечно, убивают и водка, и сигареты, и наркомания, и окружающая среда, но главное — экономическая политика такая, что честно прокормиться на издевательски низкую зарплату невозможно, и эта зарплата лишает человека всякого стимула. Люди не дорожат местом, а потому плохо работают.
— Но, может, потому плохо живут, что плохо работают?
— Понимаешь, сегодня россиянин потому плохо работает, что беден, а не наоборот. Этот затяжной стресс убивает его в самом дееспособном возрасте. Правители недооценивают глубину и последствия социальной напряженности, обещая что-то изменить лишь через годы. Вымерло то поколение, которое само на себя полагалось, те, кто был элементарно честен, имел твердую нравственность. Теперь честность и нравственность почти начисто отсутствуют: хапнул, цапнул, убежал… А при таком устройстве общество жить не может. Нельзя жить, когда всем на все наплевать. Вот и разрушаемся, распадаемся. Это плохо понимают те, кому сегодня живется сладко. Но их тепленький мирок тоже ведь будет разрушен. В октябре семнадцатого, когда произошел переворот, многим зажиточным казалось, что жизнь Ивана-плотника и Петра-шорника их не касается. А коснулась!.. Да еще как! И когда под влиянием всяких агитаторов все полетело вверх тормашками, плохо пришлось и тем, кто до того жил припеваючи. Так бывает всегда. Везде, во всем нужна сбалансированность. Любой перекос дает взрыв.
— Кать, наверно, студенты часто спрашивают, в чем суть происходящего и что делать?
— Такие вопросы задают не часто, потому что больше заняты собственными проблемами, но если спрашивают, отвечаю приблизительно так.
Крах экономики дал старт разрушению всей системы. Армия, милиция, суды, прокуратура, сама власть, мораль, общественное мнение — все посыпалось, потому что все тесно связано, и не может быть, чтобы во власти был полный порядок, а в армии или милиции его не было. Когда макросистема терпит сбой, вразнос идут все подсистемы. И антисоциальное поведение, и аморальность, которые видим в обществе, — болезненная реакция на бандитский передел собственности, на появление богатых и сверхбогатых, ставших таковыми за народный счет, реакция на коррупцию власти и нищенское положение тех, кто еще вчера считался цветом нации, стяжал славу стране, науке, технике, культуре, кто служил опорой государству. Видишь, как высокопарно выражаюсь.
— Наверно, роковым в судьбе России было и то, что Ельцин и его окружение начали строить капитализм, ориентируясь на американскую модель? Смотри, как сделали китайцы. Коренным образом стали преобразовывать экономику, не трогая всю политическую систему. Это дало возможность не производить передела богатства, созданного прошлыми поколениями, а создавать новое, оставляя на потом массовую приватизацию госсобственности. А система их по мере социально-экономического прогресса сама умрет. Уже умирает.
— Лина, но ведь то китайцы! Разве можно по менталитету их сравнивать с нами? Когда в Китае задумывали реформы, консультировались с нобелевским лауреатом Кеннетом Эрроу. Может, и нам стоило бы прислушаться к нобелевскому лауреату 2001 года по экономике Джозефу Стиглицу, который сказал: «По уровню неравенства Россия сравнима с самыми худшими латиноамериканскими обществами с полуфеодальной системой». Понимаешь, если бы с самого начала власть четко заявила, что новая Россия решительно отказывается от устоев коммунистического режима, но не хочет взамен создавать жесткий капитализм, а будет ориентироваться, например, на скандинавскую модель, все давно бы стало на свои места. Развились бы и демократия, и рыночные отношения, но была бы принципиально другая социально-нравственная атмосфера. Она не способствовала бы растаскиванию общенародной собственности, коррупции и казнокрадству, а, следовательно, и росту криминала.
Вот в двадцатые годы, когда ввели НЭП, все начало устаканиваться. Но потом, после смерти Ленина, Сталин и его помощники так все повернули, что реформа была предана анафеме, и началась свистопляска с ГУЛагом. В стране уже не было сил остановить разгул. Так и теперь: в стране нет тех сил, которые могли бы направить ее по оптимальному пути.
— Катюш, но что же делать?
— Менять систему, замкнутую на самое себя. Разомкнуть ее, сделать прозрачной…
Этот «научный» разговор ведем с Катей утром, а погода прекрасная — двадцать шесть градусов. Очень тихо. Опять воскресенье. Ремонтники попросили отгул: вкалывали по-настоящему всю неделю. Сегодня пятнадцатое августа. Через две недели Кате приступать к занятиям. Надо переезжать в город, а дел еще невпроворот. Вся надежда на извечный «авось». Идем на море. Марс собрался уже давно. Шкурка его блестит. С утра раз двадцать «намыливал» лапку и мылся. Травмированный позвоночник не моет — не достает. Не дает и нам дотронуться. Где, как, под чьей машиной это произошло — остается загадкой. Кот ничего не может рассказать, хоть и имеет человеческие глаза.
На море — несмотря на погоду, которая располагает к безделью и праздности, все-таки продолжаем начатую беседу.
— Главная цель любой власти, — говорит Катя, — всемерное обеспечение прав, свобод, интересов каждого и его семьи. Мы же — в омуте каких-то случайностей, какого-то иррационального смысла. Никто никого не контролирует, никто ни за что не отвечает, всем на все наплевать. Страна стоит на грани морального дефолта, дефолта доверия между властью и обществом, а это пострашней материального.
Можно относиться к Америке как угодно: раздражаться, гневаться, даже ненавидеть, но у них обычный средний человек воспитан так, что знает, какие ценности должен защищать, за что умирать. Наша же власть, отняв у нас одни идеалы, не дала взамен ничего. А свято место не бывает пусто. Взамен имеем то, что имеем…
Конечно, если бы по-настоящему стал развиваться средний бизнес, он бы сгладил грядущую безработицу и поднял бы экономику, но чиновники душат его. Надменное, хитрое, коварное чиновничество стоит на стреме, подняв, как при прыжке, когтистые лапы. И в старину, при царе-батюшке, министерства служили не человеку, а «движению бумаг». Чтобы двигалась бумага, нужно было подмазать, «позолотить ручку», а попросту — дать взятку. Нынешняя чиновничья система — дитя предыдущей, несмотря на все революции. Как и прежде, чиновник служит не человеку, и главный его постулат — «не пущать». Настоящий закон никогда не был нужен: мешал обделывать делишки. А ведь только тогда, когда чиновник прекратит презирать того, кому обязан служить, только тогда, когда невежество начнет исчезать, может что-то сдвинуться.
Формула успеха любого государства базируется на трех китах: сильной эффективной власти, частной экономике и индивидуальной свободе. Эффективная власть — это законные, а не продажные! выборы, это независимый суд, устойчивый федерализм, это безопасность граждан, это эффективная социальная политика, профессиональные армия и правоохранительная система. Конкурентная экономика — это отсутствие «сырьевой иглы», это развитые технологии, это конкурентоспособная продукция. И, наконец, свобода. Свобода — не вседозволенность, а еще и ответственность. Да, мы можем теперь трепать языком, но что от этого меняется? Как только обычному человеку нужна какая-то малость, он должен тысячу раз поклониться чиновнику, который обязан, именно обязан без всяких в его сторону поклонов обслужить человека. Значит, вывод один: нет у нас этих трех китов, на которых держится нормальное государство.
VII
Марс — кот не драчливый. Уходит от всяких склок. Это ниже его достоинства. Вот и с Чарликом, соседским псом, никогда не задирается, хотя у Чарлика эта тенденция замечена. Когда что-то назревает, Марс молчаливо удаляется. И сейчас ушел, хотя Чарлик имел явное намерение «разобраться».
Теперь Марс нашел какую-то нужную ему травку и яростно ее поглощает. Позвала — даже голову не повернул: явно увлечен принятием витаминов и еще чего-то, что очень нужно его кошачьему организму.
