Инна Зинченко - Жизнь без правил

Инча

Жизнь без правил

ГЛАВА 1

Умирать не страшно

Кого ещё человек может ненавидеть так же сильно, как самого себя? Не знаю. Я смотрю на своё отражение в зеркале и ненавижу своё отражение. Что тут ещё скажешь? Я ещё молод, но у меня уже нет никакого будущего — я урод и калека. Я — недочеловек.

После того пожара, который разделил мою жизнь на «до» и «после», я живу в бесконечной темноте. Нет, со зрением у меня всё в порядке, но лучше бы было, если бы я тогда ослеп! И не видел бы я не видел своего обезображенного лица. Получилось странно и страшно — я обгорел ровно наполовину. Левая часть моего тела осталась прежней, а правая…

На работу меня не берут — кому нужен такой кошмар перед глазами. Вежливо объясняют, что я им не подхожу, и быстро отводят взгляд. Но к этому я уже привык. Не могу привыкнуть только к одному, к тому, что такие, как я никому не нужны! Иногда мне кажется, что я не нужен даже родной матери, которая поспешила разменять квартиру и таким образом избавила себя от необходимости видеть каждый день моё обезображенное лицо. Я её не виню — кому приятно жить с таким гоблином? Она честно выхаживала меня, когда я лежал в больнице. Помогает мне и сейчас, но жить вместе не хочет, хотя прямо мне это и не говорит. Я её не осуждаю — у неё теперь молодой муж, который старше меня всего — то на восемь лет и взрослый сын, да к тому же ещё и урод — это женщину не красит. А ей сейчас хочется быть молодой и красивой.

Один, совсем один. Многочисленные друзья непонятно куда испарились, любимая девушка бросила… Жизнь прекрасна! Бывает, конечно, и хуже, но реже. Наверное, я слишком слаб — вот уж чего я о себе никогда не думал! Зато исчезла необходимость смотреть на себя каждое утро в зеркало, теперь зеркала — мои личные враги.

Когда у меня на работе случился этот пожар, я оказался в самом неподходящем месте — вокруг сплошные краски, растворитель и прочая горючая муть. Я — художник. Да ещё и выхода из моего кабинета практически никакого нет. Выход был — через огонь. И мне удалось бы выбраться, если бы на голову не упала обгоревшая балка. Странно, что кроме меня никто больше не пострадал. Даже не угорел никто. Как будто этот пожар был устроен специально для меня. От судьбы не уёдёшь! Сначала, пока я боролся за жизнь, у меня не было времени и желания отчаиваться — безумно хотелось жить! Даже отсутствие ноги меня не особенно тревожило — живут и без ног. Всё было нормально, пока я не увидел себя в зеркале. Жуть! Сразу же навалилось отчаянье. Чудовищное существо, смотревшее из зеркальной глади — это и был я! От ужаса разбил зеркало и долго, потом рыдал, закрывшись у себя в комнате. Давненько мне не приходилось плакать, с самого детства, и теперь слёзы лились без остановки. Хорошо ещё, что этого никто не видел. Если бы я был старым, то моё нынешнее положение меня нисколько бы не смущало, но мне ведь всего двадцать шесть лет! Сколько я ещё выдержу? А, может быть, и не надо ничего терпеть, ведь можно прямо сейчас всё это прекратить!

Хромая, вышел на балкон. Ночь оказалась тёплой и ясной. Уже почти во всех окнах погас свет — люди спят, и никто не сможет мне помешать. Я рассмеялся грустно — ведь и днём никто не стал бы мне мешать — не смог бы и не захотел.

Я с трудом перевалился через перила и упал вниз, с девятого этажа! Прощай, жизнь, мне надоело играть по твоим правилам. Я даже предсмертной записки не оставил. Да и кому нужны эти объясненья? Конечно, мама огорчится, но, наверное, где-то в глубине души, она почувствует облегчение. Она будет плакать, но, скорее всего, именно она — то всё и поймёт. Прости меня, мама! Я не хотел этого, но сил больше нет! Мне некому сказать своё последнее слово. Не нужны никому эти последние слова — пустая формальность и не более того.

Земля приближалась с катастрофической скоростью, но страха не было, хотелось только одного, чтобы поскорее всё это закончилось! Испугаться я так и не смог. Страх растворился ещё до того, как я решил это сделать. А точнее, он выгорел тогда, в том пожаре, дотла. Вот уже металлическая ограда палисадника, на которую я должен упасть…

Но ничего не произошло. Этого не может быть! Падение замедлилось, и я плавно опустился на асфальт. Удивительно, но даже сама смерть отказалась иметь со мной дело! С трудом поднялся с земли, отряхнулся и вошёл в свой подъезд. Лифт, как всегда, не работал, и подниматься на свой девятый этаж мне придётся на своих двоих, вернее — на одной с половиной… Да, чего уж там, в огне я лишился самого себя!

Подниматься было трудно, ведь я даже не взял трость, и опираться мне было не на что. Протез был неудобным и постоянно натирал до кровавых мозолей мою культю. Никогда я к нему не привыкну! Я полз к своей двери, как улитка, но вот, наконец — то дома! Свой Эверест на сегодня мне удалось покорить. Хорошо ещё, что я традиционно не захлопнул дверь. Держу её открытой в надежде, что кто — нибудь всё — таки вспомнит обо мне. Моя дверь открыта всегда, но меня не посещают даже воры.

Очутившись у себя дома, я обессилено упал на пороге. И только сейчас до меня стало доходить, что со мной произошло! Я упал с девятого этажа и даже не поцарапался! Моё падение почему — то замедлилось, хотя этого никак не могло быть, ведь закон всемирного притяжения по — прежнему в силе. Я опёрся спиной о дверь и задумался. Никакие мало-мальски приемлемые объяснения на ум не приходили. Я отказался играть по правилам и вот — на тебе, так оно и случилось! Но на такое я не рассчитывал.

В моей комнате было прохладно — я не закрыл балкон. Сквозняк гонял по всему дому мои последние рисунки. Рисунки — это то, что всё это время хоть как — то успокаивало меня. Но, если бы кто — нибудь увидел эти рисунки, вряд ли ему они понравились. Я ведь рисовал то, что чувствовал.

Я ползал по комнате и собирал разбросанные листы, и всё это время меня не покидала мысль, что то, что произошло сегодня со мной должно иметь продолжение. Я был уверен, что это только начало. Умирать мне расхотелось. Наконец — то в моей жизни, появился хоть какой — то смысл! Теперь я хочу разгадать эту загадку! Я должен в этом разобраться!

Ко мне подошла Муха — единственное существо на Земле, которое любит меня, не смотря ни на что, её не смущает мой вид. Муха — это моя кошка. Недавно она у меня болела и почти ничего не ела, у неё воспалились дёсны. Теперь, когда болезнь ушла, она ест за семерых. Вот и теперь она лижет меня в щёку, преданно заглядывает мне в глаза и просит есть.

— Муха, нельзя столько есть, ты же лопнешь! У тебя, что, булимия? "Если бы я разбился, то кто — бы позаботился о моей кошке?" — подумал я. Муха нетерпеливо мяукнула, тихо и настойчиво.