Колыбельная для брата (сборник) - Крапивин Владислав Петрович
Балки эти и в самом деле всюду поднимались из воды, словно позвонки и кости вымерших китов. Несладко пришлось здесь самоходке в ту штормовую ночь.
Пока устраивались, мастерили палатку, пришел настоящий вечер. Правда, не было еще звезд, но солнце, крадучись, уползло за дальний пологий мыс, а на середине реки засветился алый фонарь бакена. И небо над головой стало ртутно-серым, а листья почти черными.
Это значило, что приходит время костров. На том берегу они зажигались один за другим.
Комары не свирепствовали. Они лишь изредка устраивали бандитские налеты и уносились от яростных Илькиных контратак.
Повеселевший Илька натаскал кучу дров.
Костер занялся моментально. Выплеснул огонь сквозь хворост и загудел, как самолетный двигатель. И сразу гудение это и свет примагнитили к себе путешественников. Даже Илька снова притих. Встал рядом с Владиком, загляделся на пламя. И, освещенный порывистым огнем, сделался весь оранжевым. У Владика тоже светилось лицо.
И опять Генку кольнула ревнивая мысль: если бы его, Генки, здесь не было, Владик с Илькой все равно стояли бы вот так же вместе и радовались бы огню…
Однако молчали недолго. Илька пошарил в кармане и загадочно сказал:
– У меня что-то есть…
– Ириска «Кис-кис», – хмыкнул Генка.
– Сам ты кис-кис. Патрон от малопульки. Заряженный. Валерка подарил.
– Хорош подарочек, – сказал Иван Сергеевич.
– А что будет, если его в костер бросить?
– Трудно сказать, – ответил Иван Сергеевич. – Но одно будет обязательно: уши тебе мы надерем.
– Тогда я лучше не буду.
– Лучше не надо.
Иван Сергеевич вытащил из рюкзака чайник, потерял в траве крышку, чертыхнулся и наконец выкликнул добровольцев идти за водой. Добровольцем был, конечно, Илька.
– У берега не черпай, – предупредил Иван Сергеевич. – Зайди чуть подальше, там вода чище.
– Зайду.
– Только чайник не утопи. И сам не утопись… А ты не боишься?
Илька смешно захлопал ресницами.
– Чего?
– Ну, все-таки… Место незнакомое. Лес, вечер…
– А в реке чудище какое-нибудь, – лениво сказал Генка. – Подкрадется под водой и за ногу – хап! – И он скрюченными пальцами показал, как чудище хапнет Ильку.
Илька снисходительно вздохнул, как бы говоря: «Ничего умного от тебя не дождешься».
Генка изобразил удивление:
– Смотрите-ка! Не боится чудища.
– Я ничего не боюсь, – сказал Илька не то всерьез, не то назло Генке.
– Совсем ничего?
– Совсем, – спокойно сказал Илька, покачивая большой чайник.
– А волков? – спросил Владик.
– Ха… Волки летом трусливые. Как врежу чайником по морде, сразу смоются.
– А зимой? – не отступал Владик.
– Зимой? – Илька сделал скучное лицо. – Зимой какая разница? Бойся не бойся, все равно сожрут.
– А пчел ты тоже не боишься? – язвительно спросил Генка.
– Нет, – нахально сказал Илька.
– А мертвецов?
Илька плюнул в костер.
– Самый безобидный народ.
Конечно, это были не его слова. Но как на них возразишь?
– Я знаю, чего он боится! – вдруг обрадовался Генка. – Уколов!
Илька фыркнул, как уставшая лошадь.
– Вспомнил! Это в прошлом году было!
– В прошлом году не считается, – поддержал его Иван Сергеевич.
– А ядовитых змей тоже не боишься? – поинтересовался Владик.
Илька подумал:
– Тоже.
– А контрольных по арифметике?.. Акул?.. Темноты?.. Наводнения?..
Илька, освещенный пламенем, стоял, улыбался, поддавал коленками чайник и покачивал головой. Два маленьких костра бешено плясали у него в глазах.
– А смерти? – спросил Генка.
Самое обидное, что Илька даже не моргнул. Улыбаться не перестал. Еще раз брякнул коленкой по чайнику и весело сказал:
– Не-е…
– Ну иди, иди, – мрачно предложил Генка. – Повесь на шею камень и прыгни в воду.
– А зачем?
– Ты же не боишься.
– Дурак я, что ли, зря прыгать?
– А не зря сможешь?
– Надо будет – смогу, – со спокойствием пообещал Илька.
– А не врешь?
Илька зачем-то перевернул над костром чайник и потряс его. Потом сказал:
– Не вру.
– Ладно, иди за водой. И не забудь про чудище.
Илька неумело засвистел и пошел от костра.
На краю поляны, у осинок, он остановился и вдруг крикнул:
– Яшка смог, а мы, что ли, хуже?
– Козел! – обрадовался Генка. – Думаешь, Яшка знал, что погибнет, когда полез малышей вытаскивать?
– Сам козел! Он все равно рисковал!
– Одно дело – рисковать, а другое – когда на верную смерть! Понял?!
– Без тебя знаю! – яростно крикнул Илька и бегом бросился сквозь ветки.
Генка, Иван Сергеевич и Владик прислушивались, пока за деревьями не затихло звяканье чайника. Иван Сергеевич усмехнулся:
– Расходилось сине море… – И вдруг сказал Генке: – Знаешь, а все-таки зря ты так…
– Как?
– Зря завел такой разговор. Нечестно как-то. Ты ему будто подножку ставишь.
– Он, по-моему, сам начал, – насупившись, сказал Генка.
– Начал-то все равно кто…
– Правда, нехорошо, – сказал Владик. – При таком разговоре хоть кто захвастается. Если раздразнить.
«Ладно, целуйтесь со своим Илькой», – подумал Генка. Но зла на Ильку он не чувствовал. И он нашел ответ, который Ильку защищал, а его, Генку, оправдывал:
– А он не хвастает. Он в самом деле ничего не боится… Нет, я знаю, чего боится.
– Скажи, – попросил Владик.
– Придет – скажу.
Илька, пыхтя, притащил чайник.
– Привет от морского чудища, – бросил он Генке.
– Знаю, чего боишься, – сказал Генка.
– Чего?
– Боишься, что мать бегать не пустит, если натворишь чего-нибудь.
– Подумаешь! Этого кто хочешь забоится, – уверенно сказал Илька.
Он, видимо, не ожидал, что все так развеселятся. Посмотрел, как хохочут, и хмуро заметил:
– Лучше бы рогатину сделали. Чайник вешать некуда.
Генка встал и пошел к палатке за топориком.
Когда он вернулся, все опять молчали. Илька с Иваном Сергеевичем колдовали над чайником, сыпали из пачки заварку. А Владик снова стоял у костра и смотрел на пламя.
…Все-таки Генка многого не знал о Владике. Он не догадывался, что пламя костра напоминает что-то Владику. И конечно, он не понял, почему вдруг Владька с размаху ударил ногой по обгоревшим сучьям.
От удара с хрустом рассыпалась головешка, скорострельно затрещали горящие ветки, а искры взлетели выше Владькиной головы. Владик быстро прикрыл лицо и шагнул назад, прямо в кучу хвороста и мелких кругляков, которые натаскал Илька. Там он вдруг покачнулся, неловко сел и удивленно сказал:
– Ух ты… Вот это фокус.
Владькин отец раньше всех понял, что случилось неладное.
– Глаз? – крикнул он. – Который?
– Да нет, – сердито сказал Владик. – Нога застряла.
– Будь ты неладен… Я думал, глаза обжег. Пляшешь у костра как бес.
– Кажется, доплясался, – откликнулся Владик.
Иван Сергеевич и Генка торопливо раскидали хворост.
Владькина нога застряла в развилке березового обрубка, похожего на большущую рогатку. Генка потянул эту рогатку, мысленно ругая ее на все корки.
– Ой, осторожней ты! – поспешно сказал Владик.
– Я тихо, – ответил Генка и снова потащил обрубок. Так осторожно, словно это была мина со взрывателем. Владькина нога вышла из развилки.
– Встань, – сказал Иван Сергеевич.
Владик шевельнулся и остался сидеть.
– Ну, в чем дело?
– Если б я мог… – виновато сказал Владик.
– Ну вот… Этого еще нам не хватало… Гена, дай фонарь.
Илька опередил Генку и кинулся в палатку за фонарем.
На щиколотке у Владика темнели две короткие ссадины: словно собака хватанула.
Нога выше ступни прямо на глазах заплывала мягкой опухолью.
– Очень больно? – шепотом спросил Илька.
– Даже в затылке отдается, – с кривой улыбкой сказал Владик.
Иван Сергеевич осторожно взял его ступню в ладони. Илька зажмурился. Он знал, что сейчас случится: будет рывок. Владик взметнется от боли. Но потом сразу станет легче, это уж точно.
