Александр Проханов - Господин Гексоген
Белосельцев толкнул тяжелые дубовые двери, которые открылись и пахнули на него теплым хлопком тьмы. В смуглом сумраке, на постаменте, накрытый хрустальным колпаком, освещенный красноватым светом, лежал Сталин. Золотые пуговицы мерцали на военном мундире. Желтоватая кисть руки, выступая из широкого рукава, покоилась на груди. Седые усы были подстрижены и расчесаны. Пепельные волосы аккуратно уложены. В глазных впадинах, где были крепко сомкнуты веки, скопились коричневые тени. Он казался живым, спящим, с телесным цветом смуглых выбритых щек, розоватых, некрепко сжатых губ. В склепе было прохладно, работали неслышные вентиляторы, шла циркуляция воздуха. Приборы поддерживали температуру, давление, влажность. Казалось, лежащий под стеклянным куполом вождь был усыплен, подключен к искусственному дыханию, к искусственному кровообращению…
– Ты согласен помочь?.. – Лицо Гречишникова было утонченным, вдохновенным…
Сталин в стеклянной гробнице был живой. Дремал под легкий шум вентиляторов, в дуновениях прохладного воздуха, слегка освещенный рубиновым ночником. Голова его морщила подушку. Эполеты золотились на праздничном кителе. Наступит момент, когда вспыхнет яркий электрический свет, люди в белых халатах поднимут стеклянный колпак, сделают в желтоватую руку легкий укол. Сталин вздохнет, откроет глаза, начнет подниматься. И на Красную площадь, на гранитный брусок Мавзолея, приветствуя толпы новых, народившихся поколений, шеренги белоснежных спортсменов, колонны рокочущих танков, выйдет вождь, улыбаясь, помахивая рукой. И синее небо наполнится серебром голубиных стай…
Белосельцев очнулся. Накрытый стол. Свечи в стеклянных подсвечниках. Человек с оранжевыми глазами витютеня настойчиво, зло вопрошает:
– Согласен?.. Готов помочь?..
– Согласен, – сказал Белосельцев, – ведь недавно я уже был миротворцем.
Гречишников подошел к окну, рассматривая площадь, стараясь заглянуть за раму.
– Едут! – торжествующе воскликнул, приглашая жестом к окну Белосельцева.
С противоположных направлений, с Васильевского спуска и со стороны ГУМа, к «Фонду» подкатили машины, по две с обеих сторон. Два тяжеловесных «мерседеса» с фиолетовыми брызгающими мигалками и огромные, с черными окнами, джипы сопровождения, напоминавшие лакированные фургоны. Из фургонов выскочила охрана, здоровяки с бритыми головами, с растопыренными ногами, набрякшие, яростные. Рассредоточились, оставляя секторы обзора, защищая головные машины. Из обоих «мерседесов» почти одновременно вышли Буравков и Копейко. Каждый с поклоном отворил задние дверцы машин, и на свет поднялись Астрос и Зарецкий. Издалека радостно распростерли объятия, двинулись навстречу, обнялись, похлопывая друг друга по спинам. Белосельцеву из окна было видно розово-белое, сияющее лицо Астроса и костлявый, остриженный затылок Зарецкого. Оба вошли в дом, оставив снаружи часть охраны.|
Через минуту гости были в кабинете. Шумели подошвами по паркету, потирали руки, оживленно здоровались с Гречишниковым и Белосельцевым.
– Так-так, – приговаривал Астрос, растворяя розовые влажные губы, направляя на горящие свечи и хрустальные бокалы свои выпуклые сияющие глаза, – значит, встреча на нейтральной территории!.. Швейцария, кантон Женева!.. Две враждующие армии объявляют перемирие и садятся за стол переговоров!..
– Блаженны миротворцы, – похихикивал Зарецкий, ласково приобнимая Гречишникова, – ибо они будут наречены Специальными Представителями по урегулированию олигархических споров.
– Только в интересах общего дела, – смущался от похвал Гречишников, – в интересах общей устойчивости и процветания!..
Копейко и Буравков стояли поодаль, после того как сухо, отчужденно пожали друг другу руки, демонстрируя неисчезающую враждебность и предубежденность. Как и следовало руководителям службы безопасности двух враждующих олигархов, чье соперничество приобрело характер беспощадной войны. Копейко и Буравков каждый достали из карманов электронные приборчики, поводили ими по потолку и по стенам, убеждаясь, что комната экранирована от подслушивания, что в ней отсутствуют укрытые микрофоны.
– Прошу к столу, господа! – жестом добродушного московского барина пригласил Гречишников. На его едва заметный кивок быстро и грациозно вошли служители. Несли французские и итальянские вина, серебряные супницы и салатницы. Замелькали салфетки, малиновые сюртуки, упало в хрустальные рюмки черно-красное вино.
Расселись так, как рассаживаются за столом переговоров. Астрос и Зарецкий сели визави. По правую руку от каждого поместились Буравков и Копейко. В торцах стола заняли места Гречишников и Белосельцев, причем Гречишников так поставил перед собой подсвечники, салатницы, блюда с закусками, что обозначил свою роль председателя, подкрепляя ее первым тостом.
– Достопочтенные господа! – поднялся он, держа тяжелый рубиновый бокал, скомкав сильным кулаком крахмальную салфетку.
– Мой друг и я, – он взглядом указал на Белосельцева, – мы оба благодарны за то, что вы откликнулись на наше приглашение, поверили нам, оценив наше бескорыстие и наше стремление исходить из интересов общества, страны в целом, оберегая ее хрупкий политический выбор, делая все, чтобы хаос, злая воля и бессмысленное соперничество не уничтожили первые робкие плоды развития…
Оба магната одинаково склонили головы, вслушиваясь в интонации сказанного, словно старались различить фальшивую ноту.
– Мы прекрасно понимаем уровень ваших разногласий, разброс ваших интересов, различие ваших темпераментов и талантов, позволивших вам создать могущественные и процветающие корпорации, по праву именуемые империями. Каждая по-своему, они являются локомотивами нашего развития, образцами экономического, политического и личностного поведения…
Астрос и Зарецкий почти одновременно коснулись пальцами носов.
– Однако приходят времена, когда разногласия должны уступить место координации и договоренностям, распря должна ознаменоваться союзом, безудержное расходование сил должно смениться соединением усилий и складыванием возможностей. Такие времена наступили. Стремительное и во многом необъяснимое восхождение известной вам персоны внушает массу тревог. Ставит множество острых вопросов. Обсуждение этих вопросов мы бы смогли совместить с необременительным ужином, на котором я от имени руководства «Фонда» имею честь вас приветствовать! – Он чокнулся с Астросом и Зарецким, поклонился остальным, напоминая осанкой и благородством английского лорда, принимающего друзей в фамильном замке.
Некоторое время Астрос и Зарецкий с аппетитом ели, запивая вкусную еду большими глотками вина. Буравков и Копейко, как верные стражи, едва притронулись к бокалам, пренебрегая едой. Исподлобья, настороженно посматривали друг на друга, готовые схватиться насмерть, если над их хозяевами нависнет опасность.
– Как я понимаю, вы нам предлагаете заключить «пакт о ненападении». – Астрос дожевывал аппетитный кусок, обращаясь к Гречишникову. – Но ведь мы неоднократно его заключали. И видит бог, не я его нарушал. Не я посылал свои дивизии через демилитаризованную зону и совершал акт внезапной агрессии!
– Разве я? – Болезненное желтоватое лицо Зарецкого выразило высшую степень недоумения, а узкие плечи изумленно подскочили. – О моем миролюбии рассказывают анекдоты. Я предпочитаю потерять, но не развязывать войн. Россия так велика, в ней столько неосвоенных богатств, неиспользованных возможностей. Деньги можно делать прямо из воздуха. И если у тебя голова на плечах, ты всегда найдешь свою жилу, не влезая в огород к конкуренту. Сделай шаг за пределы Садового кольца и найди свое счастье!
– Ты нашел свое счастье внутри Кремлевской стены. – Голубые глаза Астроса хохотали, но в их водянистой глубине мерцала темная синь стального сердечника. – Говорят, ты настолько пользуешься расположением Дочери, что она допускает тебя к утреннему туалету. Ты знаешь марку туалетной воды, которой она освежает себя. Говорят, будто ты овладел искусством педикюра, для чего специально прошел курс во Франции.
– Татьяна Борисовна находит меня более привлекательным, чем тебя, – мелко засмеялся Зарецкий. Его продолговатая лысеющая голова, покрытая темными волосяными волокнами, дергалась на тонкой шее, и весь он был худосочный, вымороченный и жалкий, если бы не страстные, умные глаза.
– Не сомневаюсь, что внешность твоя обманчива и ты обладаешь какими-то внутренними несравненными достоинствами, без которых не может обходиться Дочь, – язвительно, с превосходством баловня и красавца заметил Астрос. – Иначе как объяснить ее действия, благодаря которым меня оттеснили от аукциона и к тебе за бесценок перешла львиная доля коммуникационных технологий? Чем таким особенным, невидимым сквозь одежду, мог ты ее пленить, если она через МИД заблокировала для меня аренду американского спутника, и я на целый год опоздал с развертыванием телевещания на Сибирь. И разве не ты науськал ее папашу, который сместил моего друга министра финансов, в результате чего мои банки и мои корпорации были поставлены на грань банкротства. И теперь мне предлагают заключить очередной мир «на вечные времена»! – Будем справедливы, – взволновался Зарецкий. – Кто после неудачного для тебя аукциона взорвал бомбу под моим «мерседесом» и я, чудом уцелев, держал на коленях оторванную голову моего шофера? Кто после провала твоей аферы с американским спутником застрелил телеведущего моей главной программы, после чего к тебе перешел основной поток дорогостоящей телерекламы? Кто после отставки коррумпированного министра финансов развернул в российских, израильских и американских газетах травлю на меня? Поэтому у меня еще меньше резонов серьезно воспринимать пальму мира, которой ты маскируешь позиции своих информационных пушек.
