Тим Лотт - Штормовое предупреждение
— А у меня для тебя сюрприз, детка. Угадай какой.
— Какой?
— Я закончил, Морин. Правда закончил.
Морин улыбается. Чарли уже в который раз замечает, что в последнее время даже ее улыбка стала другой. Улыбается Мо гораздо реже, но сама улыбка стала намного счастливее. В ней больше жизнелюбия и щедрости.
— Поздравляю, Чарли.
— Несмотря на все мои теперешние проблемы, я чувствую… чертовски рад.
Она, улыбнувшись, чмокает его в щеку, после чего, сложив руки на груди, начинает изучать творение своего мужа. И то, что она видит, действительно чудесно. Она чувствует искреннюю гордость. Чарли, довольный, кивает головой. Морин давно не видела его таким счастливым.
— Теперь наш дом будет стоить на десять, а то и на все пятнадцать тысяч дороже.
— Думаю, ты прав.
— Ты никогда не догадаешься, за сколько продали тот дом, сразу за перекрестком.
— Это какой же?
— Кажется, у него номер семь. Домик так себе. Окна одинарные. Нет навеса для машины. Наверняка на одну спальню меньше, чем у нас. Отдельной кухни нет. Там пакистанцы жили.
— Они не пакистанцы, Чарли. Они сикхи.
— Одним словом, индийцы. Какая разница. Угадай, сколько они получили?
— Не знаю.
— А ты подумай.
— Понятия не имею.
Чарли вдруг чувствует досаду, Морин своим упрямством портит ему настроение.
— А ты все-таки подумай. Назови цифру наугад, самую дикую.
— Тысяч восемьдесят?
Чарли разочарованно поджимает губы:
— Точно.
Наступает пауза, и все-таки радость обладания новой собственностью затмевает досаду Чарли, не ожидавшего от Морин столь точного попадания.
— А что имеем мы, Морин? У нас на одну спальню больше. А теперь еще и чудесный зимний сад. Теперь наш домик потянет тыщ на сто. Нет, ты только вдумайся! Изначальная цена была тридцать тысяч. Сейчас стоимость дома уже не меньше семидесяти. А цены на недвижимость растут как на дрожжах. Каждую неделю. Каждый день!
Морин улыбается. Она тоже успела произвести кое-какие расчеты, но она не просто складывала, она еще и делила пополам.
— И кто бы мог подумать?
— Кто бы вообще стал об этом думать?
— Я полагаю, это событие надо отметить, правда? Бокалом шипучки.
— Кока-колой или "Тайзером"?[103] — кротко спрашивает Чарли.
Морин все еще не подпускает его к выпивке. В разговорах с Томми Чарли обычно называет приказ Морин "фетва"[104].
— Думаю, сегодня мы можем позволить себе напиток более благородный. Я выскочу в магазин, что-нибудь куплю.
— Серьезно?
— Но ты ведь заслужил.
— Тебе не нужно никуда идти.
— Это почему же?
— Когда мы сюда приехали, у меня было несколько бутылок. Я их спрятал, от греха подальше.
— Ну, иди доставай, сэр архитектор.
— Оно мигом охладится.
Чарли следом за Морин направляется в дом. Наконец-то он чувствует себя человеком. Нормальным мужчиной.
— Ну и где же ты их припрятал, трусишка, хитрый бельчонок? — говорит Морин с капризной гримаской, которую обычно приберегает для Питера.
Чарли, широко улыбнувшись, выходит из гостиной.
— На чердаке.
Чарли не видит, как побледнело вдруг лицо Морин. Она бросается за ним вслед.
— Чарли…
Но он уже поднимается наверх. А через несколько секунд слышно, как он направляется к чердачной лестнице, закрепленной на стене. Он снимает со стальных крючков петли. Морин уже здесь, за его спиной, она скороговоркой выпаливает:
— Я думала, мы выпьем что-нибудь особенное. Может быть, настоящее "Моэ".
— А у меня настоящий "Маккой". Отличной выдержки. Это мне Томми подарил. Давно уже. Шикарное шампанское.
Морин лихорадочно обдумывает, что еще предпринять, как спастись от опасности. Она даже готова изобразить обморок, но тут же понимает, что это смешно. А Чарли уже открыл чердачный люк, и через пару секунд он уже там, на чердаке. Морин пытается взять себя в руки. Вовсе не факт, что он наткнется на то, из-за чего она так паникует… Ее язык старается по старой привычке нащупать язвочку, но их нет, ни одной. Язвочки во рту исчезли, как и бородавки, она избавилась и от той, и от другой напасти благодаря своей новой жизни.
— Надо же, эти жлобы, прежние хозяева, и здесь выкрутили лампочку. Темнотища, как в преисподней. Господи ты боже мой.
Глаза Чарли постепенно привыкают к мраку, света, проникающего через люк, достаточно, чтобы ползти вперед. Он уже не помнит, где спрятал бутылки, помнит только, что где-то в дальнем конце. Он чиркает спичкой, и чердачная утроба наполняется мерцающим желтоватым светом. В дальнем конце, у наклонного подстропильного бруса он видит полиэтиленовую сумку с надписью "Асда", бутылки должны быть там.
Наклонный потолок очень низок. Чарли делает маленькие шаги, балансируя на потолочных балках, не хватало только пробить штукатурку в холле… От внезапно потянувшего сквозняка спичка гаснет. Он лезет в карман за коробком, спотыкается и — падает.
— Дьявольщина!
Не вставая, он нащупывает в кармане коробок. Снова зажигает спичку, решив, что дальше лучше передвигаться на всех четырех, вернее, на трех. Рядом с полиэтиленовой сумкой он замечает в том же углу кусок доски, прислоненной к ребрам мелких балок. Он подползает как можно ближе, потом, вытянув руку, как следует прихватывает его пальцами и опрокидывает. Спичка снова гаснет. Он снова нашаривает коробок, но нечаянно его роняет. Чарли чувствует сухость во рту. Ему вдруг отчаянно хочется выпить, он ощущает, как сильно истосковался по чуть обжигающему язык напитку, по нежащему теплу, разливающемуся по жилам.
— Господи ты боже мой.
Теперь ему приходится шарить вокруг, он пытается ощупью отыскать коробок. Кусок доски прикрывал дыру в стене, Чарли опасается, что коробок упал именно в нее. Он протягивает руку к дыре, его ладонь, словно юркий зверек, проскальзывает внутрь. Но вместо засохшей грязи, шершавых стружек и опилок он ощущает что-то шелковистое. И мало того, до его ноздрей доносится слабый запах духов. Он подцепляет краешек этой субстанции и разминает его между большим и указательным пальцами, какая-то одежда, догадывается он. Он засовывает руку глубже и обнаруживает, что вещей в этой норе очень много. Секунд через тридцать он все-таки находит коробок. Чиркает спичкой.
В тусклом желтом свете он не сразу может разобрать, что же спрятано в этой норе. Какие-то полиэтиленовые пакеты, туго набитые тканями. Присмотревшись, он различает на краях кусков материи ярлыки фирменных магазинов: "Некст", "Принсиплз", "Маркс энд Спенсер". Эти квадраты с названиями напоминают обломки кораблей на поверхности моря из разноцветных матерчатых волн. Тканей очень много, десятки кусков. А потом даже при этом слабом неровном свете ему удается рассмотреть, что это не просто ткани, это готовые вещи, причем модные и совершенно новые. Спичка догорает, обжигая пальцы. Чарли вытаскивает очередную, чиркает. Теперь рука его слегка дрожит. Цвета тусклые и блеклые, трудно понять, какие они на самом деле, но, распотрошив аккуратные кипы, он хорошо видит, что это за вещи. Здесь и платья, и брюки, и пиджаки, нижнее белье, колготки, юбки, блузки. Три пары кожаных перчаток, две пары высоких, до колена, сапожек. Шарфики, свитера, кардиганы. Целая коллекция. Рот Чарли непроизвольно приоткрывается, и туда тут же набивается пыль. Он сглатывает, ощущая в горле липкий комок. Жажда усиливается, становится нестерпимой. Он пытается понять, что означает эта находка. Но не может найти никакого объяснения. Он закрывает рот, стиснув губы, потом снова открывает, чтобы крикнуть, и погромче. Но крик получается сиплым и глухим:
— Морин!
Никакого ответа.
— Морин! Что это там за чертовщина…
Чарли, пятясь, слезает с лестницы, весь перепачканный в пыли, с перекошенным лицом, крепко сжимая в левой руке пакет со злополучным шампанским… Обернувшись, он обнаруживает, что Морин ушла.
--
Чарли сидит на диване и тупо смотрит в окно. Морин не появляется уже пять часов. Солнечный свет уже тускнеет, отливает бронзой. Чарли ерзает, чувствуя под собой что-то жесткое. Молоток, догадывается он, молоток, которым он сегодня доводил пристройку до идеальной кондиции. Он вытаскивает его из-под подушечки, кладет рядом на пол, снова усаживается. Из второй бутылки он бухает в бокал остаток шампанского и раскуривает сигарету, десятую за час. Перед ним стоит пепельница, полная окурков. Гостиная вся сизая от едкого дыма.
На столике перед Чарли расстелена газета, на ней расставлены баночки с краской. Нетвердой рукой он наносит последние мазки на корпус модели американского локомотива "Могол 2-6-0 Тендер", паровой двигатель, главнейшее достижение века, да, переворот в технике.
Из-за выпитого шампанского все перед глазами Чарли слегка расплывается, он пытается сосредоточиться. Но красная краска стекает каплями, наползая на черный цвет через ровненькую ограничительную линию. Вид у паровоза кошмарный. Однако Чарли продолжает красить, все чаще попадая кисточкой не туда. Красные капли попали даже на серебристый металл колеса, однако Чарли не удосужился их стереть.
