Алексей Самойлов - Давайте ничего не напишем
Она выписывала примерно следующее: «Девятьсот девяносто девять тысяч девятьсот девяносто девять долларов отдам Егору и предложу пройти психологический тест…»
В этот момент Егор разглядел на носу Даши самые обыкновенные дешёвые очки в простенькой оправе.
Человек в очках выглядит безапелляционно. Человеку в очках невозможно причинить вред, потому что он априори слабее своего оппонента. Его нельзя обидеть, потому что, обижая более слабого, обидчик выпячивает напоказ свой несчастный комплекс неполноценности. Очки погружают незавершённого человека в реку целостности, а завершённому добавляют щепотку солёного несовершенства. Через очки на мир смотрят глаза, а во Вселенной нет ничего красивее человеческих глаз. Особенно прекрасна женщина в очках… ведь женские глаза – это два Бога.
Егор вздрогнул и прогнал постыдные мысли прочь, густо покраснев до самых кончиков бровей. Чтобы Даша не заметила, он прикрыл лицо каской Полишинеля.
Прошло пятнадцать минут тридцать три секунды.
Пока Егор пытался посредством левого полушария мозга затолкать свои мысли в правое, Даша изрисовала миллион долларов меандрами. Наконец, она вернула испорченный тест на беременность Егору и вынула из сумки сиреневый очечник.
Егор прочитал и выругался про себя пятиэтажным мамонтом. Закончила Даша так:
«Один доллар я возьму себе на чай (куча смайликов)».
Его первой здравой мыслью было отписать всё то же самое: «Девятьсот девяносто девять тысяч девятьсот девяносто восемь долларов я отдам Даше…». Но это равнозначно проигрышу – и вторая здравая мысль затолкала-таки первую куда не надо. Написать так – значит, во-первых, воспользоваться идеей оппонента, во-вторых, всегда не успевать за ним на один шаг, а, в-третьих, Егор совсем не хотел отдавать миллион Даше. Что же делать?
Цугцванг – такое смешное положение фигур на доске, когда любой твой ход приведёт к ухудшению ситуации. Абсурд? Конечно, абсурд. В жизни цугцвангов не бывает – а всё потому, что жизнь, в отличие от шахмат, нелогична.
Однако Егор обожал шахматы и терпеть не мог игральные кости. Он знал, что за любым ухудшением всегда следует улучшение. Всегда можно пожертвовать королевой ради короля – но никогда наоборот.
Даша слизала всё, что нужно, с лица Егора, сияющего всеми возможными RGB-цветами. Если бы его сейчас неожиданно окунули в пруд – он бы встал, отряхнулся и продолжил партию. Вот только ходить некем, а своего коня Егор променял на счастливое детство.
– Ты даже не можешь управлять самим собой, – обронила она.
– Что ты говоришь! Это же тело, инстинкты! Ты тоже не можешь, – подобрал он.
– Но при этом я не стремлюсь компенсировать бессилие перед собой насилием над другими. Вот сейчас ты не знаешь, как быть с миллионом, и это тебя раздражает. Сейчас ты сотворишь какую-нибудь глупость, которая поможет тебе снова обрести уверенность в себе с помощью унижения меня. При этом ты всё время забываешь, что я очкарик.
– Да подавись ты своим миллионом! – Егор скомкал бумажку с меандрами и кинул в Дашу. – Сама, между прочим, только что унизила меня своим глупым пассажем про моё желание унизить тебя. Я, конечно, понимаю, что женщине логика противопоказана, ибо вызывает состояние чебурашек в ногах и тремора мозжечка, но только женщины могут всё поставить с ног на изнанку и вывернуть через одно место! И при этом всем на свете будет ужасно плохо, и только ей одной ужасно хорошо! Как же всё же замечательно, что однажды нашёлся настоящий мужик, который понял, что женщина – шишка на лбу человечества, и отобрал у неё голодного змея!
Егор шершаво зашипел. Даша защёлкала пальцами, и сделала вид, будто бы перебирает костяшки счёт. Она была настроена без камертона.
– Пару фраз назад ты утверждал, что я – не холодильник с прибабахами. Теперь ты равняешь меня с китайскими великодержавными сувенирами. Завтра ты переедешь меня эстонским катком и даже не хрюкнешь от удовольствия!
– Правильно. Я так и сделаю, доказав тебе, что моя власть – не иллюзия.
Егор медленно встал с лавочки и опять загородил собой небо, деревья, «Аннушку» и Чистый Пруд. Даша аккуратно расправила миллион долларов на коленках и даже не удостоила Егора прощальным взглядом.
– Что теперь скажешь, корова?
Даша положила лёгкий листочек-денежку на ладонь, подняла руку, как поднимают жалюзи после искусственно созданной темноты, и чиркнула спичкой. Но листок не вспыхивал.
– Ничего не скажу, – Даша смешно улыбнулась и раскрыла то, что читала.
Егор резко выхватил книгу, и, не глядя, размахнулся. Он успел заметить, что белые, даже нелинованные, листы книги не содержали никакого намёка на текст; однако пустота не стала помехой. Раздался тяжёлый всплеск, и Чистый Пруд стал более грязным ещё на один предмет, ни капельки не предназначенный для обитания в нём.
Даша наблюдала, как книга, подобно невзначай подожжённому параплану, рассекла маринованный московский воздух и плавно, будто ласточка, плюхнулась в Чистый Пруд, забрызгав единственную спасшуюся от голодных бомжей утку.
Егор уткнул руки в боки с окрепшим чувством превосходства, возникающим у чекиста, собственноручно расстрелявшего из трофейного пулемёта десять с половиной врагов Родины. Даша всё ещё держала на ладони миллионно-долларовый листок.
– Ненаписанная книга бессмертна, – сказала она, а затем, сделав паузу для тех, кто конспектирует её афоризмы, спросила: – Кого ты пытаешься убить?
Миллион мгновенно вспыхнул у неё на ладони. И в тот же миг Егор, уже отметивший свой триумф пьянкой в терновнике, задымился и запрыгал на тротуаре, будто вошь на сковородке.
Глава 4. Византийский эндшпиль
«Бесчисленное множество вещей находится в одной точке, и эта точка – человеческое сердце».
Кучка Мормышек, чешская писательница
В этой главе мы начинаем бороться с дурацкой привычкой – начинать каждую главу со слов «в этой главе». Будто бы нельзя начать главу с каких-нибудь других слов! Будто бы слов на свете мало! Однако лучше мы начнём с отсутствия слов – это, пожалуй, пооригинальнее будет. Посему глава четыре начинается с гробового молчания (это такой литературный штамп). А чтобы не использовать штампы, можно начать с грибового молчания – представим, что все грибы в лесу в одночасье потеряли дар речи. Правда, MS Word утверждает, что слова «грибовой» не существует. Но поэт – на то и поэт, чтобы полировать грани синтаксиса, раздвигать рамки лексикона и протирать кавычки грамматики великаго рускаго языка (это тоже литературный штамп). К слову, с таким количеством штампов мы обрушим любой загс!
Короче, здесь планировалось описать дальнейшие злоключения Юрика, а именно, его увольнение с работы. Юрик нахамил начальнику и сказал, что человечинка – это звучит некузяво. После чего отказался принять в подарок родительские деньги и многокомнатную квартиру, которые ему пообещали в случае женитьбы на Кире. Юрик гордо заявил маме с папой, что домой не вернётся, ткнул пальцем в небо, и тут ему неплохо так срикошетило, потому как сверху посыпались схоластические знаки, эсхатологические знамения и манна небесная. И Юрик стал чуять, что делает верный выбор, хотя далеко ещё не научился трактовать расклады Таро. И мимо рекламных плакатов он по-прежнему проходил, матерясь недовольной ухмылкой.
Но, увы, ничего этого не будет – и не уговаривайте! Лучше продолжим унылую сагу нечленораздельных препирательств Егора и Даши, не имеющих никакого смысла на фоне вечности. Однако лавочка, на которой они галдят, может оказаться свежепокрашенной, а значит, в конце книги нас ждут две изумлённые физиономии двух наступивших на традиционные грабли садовников.
И пока Даша с видом узнавшей о воскрешении мужа вдовы наслаждалась видом сгорающего на рабочем месте Егора, с растущей неподалёку липы спустилась лохматая синица. Она внимательно посмотрела на пышущую смехом Дашу, затем перевела взгляд на танцующего сарабанду Егора, пожала плечами и улетела.
Егор вынул из внутреннего кармана объятое пламенем портмоне, шлёпнул его на асфальт и принялся затаптывать огонь лакированными туфлями, обутыми в дорогие ноги. Даша вынула из сумочки-коноплянки книгу, разложила её на коленях и сделала пометку на полях.
– Бр-р! Бр-р! Бр-р! – кудахтал Егор. – Наверно, зажигалка прохудилась, а от статического электричества вспыхнул бензин. И почему От Кутюр не делает пиджаки со встроенным громоотводом?
Наконец он справился с огнём, однако в прах превратилась вся Егорова наличность, все кредитки, дисконтные карточки и записная книжка с телефонами, гарантирующими любые связи в государственной Думе на всякий пожарный случай. Неожиданный порыв ветра подхватил обугленные остатки кожебумаги, взвинтил их смерчем на несколько метров ввысь и опустил прямо в самый центр Чистого Пруда, где дядя Эдик как раз разворачивал подопечную гондолу.
