Алексей Самойлов - Давайте ничего не напишем
– Ну ладно, зайчик, давай я резюмирую, – смилостивилась Даша, продолжая подхихикивать каждой удачной метафоре. – Итак, в идеальном литературно-мировом конфликте, до которого Ромео и Джульетте как до твоих красных ушей… сражаются добро под маской зла со злом под маской добра. Таким образом, каждый герой, постоянно меняясь и не являясь при этом ни однозначно злым, ни однозначно добрым, отражает главный закон мироздания, гласящий: всё, что кажется постоянным – к примеру, могильная плита, – таковым не является.
– Даша, я сейчас убью тебя! – Егор встал и выпятил широкую грудь, заслонив Даше возможность созерцать.
– Убивай на здоровье. Меня без тебя не существует. Тоже мне, Македонский.
– Почему Македонский? Скорее уж Георгий Змеелов! Демон, побеждающий сам себя.
– Уйди, горе луковое! Не загораживай мне солнышко! – Даша снова расхихикалась.
– Сама ты горе! На Исиду ты даже со мной в руках не тянешь! А Диоген, кстати, мог обходиться без воды и пищи целую неделю. А тебе вот хрен, бестелесная моя!
– Ты тоже не можешь. И я не закончила. Сядь, пожалуйста, на место. И поправь пиджак, а то кобура выпирает.
Егор плюхнулся на лавочку и окончательно стушевался. Вот, змея, наблюдательная! Заметила! Но как?!
– Так вот, слушай дальше. В мире, где всё меняется, владеть чем-либо совершенно бессмысленно. Не успеешь ты как следует прикипеть к какому-нибудь чайнику – он тут же свисток и отбросит. Понимаешь меня, Егор? Я использую твой жаргон.
– Я понимаю тебя, Даша, спасибо! У тебя очень удачные метафоры, хоть ректору литературного института посылай ценной бандеролью. Только убить тебя всё равно хочется за бред Буцефала.
– Я бы убилась об стенку сама, но, увы, вокруг только деревья. А биться головой об асфальт – неэстетично и противоречит моим моральным принципам. Пойду тогда, что ли, в пруду утоплюсь. А ты наблюдай, хорошо? И записывай. Сейчас небеса разверзнутся, затем на город свалится тьма, и единственным лучиком света в этом царстве теней буду я – утопленница, смертью своей поправшая бессмысленность жизни! Тьфу! Гадость!
Даша плюнула, но у неё не получилось. Зато Егор плюнул вместо неё и случайно угодил в зеркало. И, потирая руки, воскрес:
– Ага, самоубийц не любишь? То-то! А вообще, задолбала аллюзиями, крошка! Хуже горькой редьки! И знаешь ещё что… – он прислонил указательный палец к губам. – Тебе действительно не идёт много нагонять. И особенно – плеваться. Не потому что ты женщина, нет! Упаси меня Анубис произносить твоё имя вслух! Просто всё, что ты говоришь, ужасно! Ужасно! У тебя очень гадкий язычок. Помолчи, пожалуйста.
Даша увидела, как волосы на голове собеседника зашевелились.
А Чистые Пруды продолжали кипеть и бурлить суетливо-ранневесенней водой, смешанной с окислами азота и серы. Какие-то предприимчивые деятели из далёкого Туркестана экспрессом доставили на воду настоящую венецианскую гондолу. Правда, они забыли приложить к ней профессионального гондольера с баркаролами, поэтому его место занимал дядя Эдик из плавающего кафе. Стоимость десяти кругов по Чистому Пруду на гондоле с дядей Эдиком – двести рублей.
В ближайшем будущем предприимчивые туркестанцы собирались наладить ещё два вида бизнеса: подвешивание карпов на крючки местным рыболовам и производство турок для кофе с выгравированными на них стансами Байрона. Карпами планировалось отовариваться в ближайшем продуктовом, а за участие в чемпионате Чистых Прудов по рыболовству брать по тысяче с каждой удочки. Что же касается кофе, то эта идея принадлежала сыну дяди Эдика Грише, решившему открыть Интернет-магазин под слоганом «Турки со стансами от предприимчивых туркестанцев» и заспамить рекламой своей продукции все турецкие литературные сайты.
Между тем за спинами Егора и Даши в сияющем всеми своими масками «Современнике» собирался начинаться очередной спектакль под названием «Софистика в кулуаре» от нового сверхмодного режиссёра. Постановка объявлялась премьерной на протяжении трёх предыдущих лет; участвующие в ней актёры кляли на чём свет стоит господа Бога, театр, зрителей и самих себя; билетёры заранее предупреждали тех, кто привёл на представление детей, о непоправимых нарушениях психики у подрастающего поколения благодаря растлевающему действию современного искусства.
Мимо Егора и Даши проскрипела высокая, как спичка, женщина с коляской, в которой находился огромный кусок буженины.
– От таких, как ты, пахнет войной, – сказал Егор. – Благодаря таким, как ты, мир разваливается на части и никогда больше не собирается воедино. Вседозволенность и безнаказанность. Ничто никому не принадлежит. Анархия, мать её за пятую ногу. Ты знаешь, тебе повезло, что ты женщина, иначе бы я на тебя подал в суд.
– Как всё бессмысленно, правда? – лукаво поддакнула Даша.
– Именно! Жизнь становится бессмысленной, если в ней, как ты утверждаешь, не за что уцепиться.
– Конечно. И каждый человек рано или поздно приходит к этому утверждению.
– Ага. И бросается в воду. Лицемерка. Иди, топись. Ну что ты? Пули на тебя жалко. Сама утопишься от своей безысходности. Давай, ступай.
Даша встала, но сумочку забыла на лавочке. Она оглянулась на Егора – тот слащаво ухмылялся, но почему-то не выглядел презренным антагонистом. Скорее, лицо Егора напомнило Даше клеймо-полумесяц царя Александра, который покорил полмира, но так и не смог поймать собственную тень.
Неторопливым шагом, оставляя за собой чётко выраженные следы, она подошла к пруду и присела на корточки.
Егор увидел, как Даша медленно и аккуратно завязала руки за спиной, а затем, не оборачиваясь, зашла в пруд и моментально скрылась под водой.
Глава 3. Чапаев и шантрапа
«Не всё то золото, что хрустит».
Герцог Ламброз де ла Круа, казначей Её Величества
В этой главе, по первоначальной авторской задумке, должно было быть всё то, что описывалось в главе предыдущей. А в предыдущей на самом деле должно было быть совсем другое.
В результате в этой главе будет то, что должно было быть в главе номер пять – то бишь продолжение сюжетной линии под условным названием «Егор и Даша». Заметим также ещё раз, что сюжетной линии под условным названием «жизнь Юрика» в этой книге не будет. Поклонников экзистенциальных драм убедительно просим поскорее выйти за пределы экранов наших телевизоров.
Да, кстати, о трупах – они будут. Конечно, читатель уже проникся уважением к одному из двух героев (выбор, увы, невелик), и будет наверняка жалко, если, например, Даша, не успев как следует разойтись, отойдёт в мир иной. Или Егор, не выдержав накала лампочки печального зрелища, возьмёт и кинется-таки подо что-нибудь, например, под бисиклет режиссёра «Софистики в кулуаре». Так что необъяснимые исчезновения обязательно будут. Читатель – он ведь не глупая беззубая обезьянка, правда? Ему не надо ничего разжёвывать и впихивать в уши. Автор всегда верит в своего читателя, несмотря на противоположное мнение издателя, который верит только слезам оптовиков.
Что ж, вернёмся на Чистые Пруды. Это поистине шикарное московское тесто сыграет первостепенную роль в дальнейшем пироге повествования.
Итак, Егор почувствовал, что захлёбывается. Создалось впечатление, что он просто опечатался при наборе своего приговора.
Закашлявшись, он открыл глаза. В руках находилась пластиковая бутылка «Кока-колы», а над ним возвышалась человечина в красном свитере и бейсболке с логотипом. На шее блондинки висел лоток с фирменными бутылками и банками.
Егор выплюнул на асфальт добрую порцию химической воды, едва не забрызгав при этом асфальт.
– Она всё ещё ждёт сдачи, – произнёс щебечущий голос справа.
– Чего? – поморщился Егор, взглянув сперва на Дашу, а затем на секретного агента «The Coca-cola company».
– Бутылка стоит двадцать пять рублей. Вы взяли мою еду и теперь должны вымыть стекло, – пояснила блондинка.
– Сдачу полагается давать не мне вам, а вам мне, – запутался Егор.
Даша распахнула конопляный кошелёчек, вытащила оттуда двадцать восемь рублей и протянула со словами:
– Это за всё.
Довольная кокакольщица отправилась восвояси. Егор ещё некоторое время фыркал, бекал, мекал и кукарекал. Даша внимательно наблюдала за ним – через перископ. Наконец, будто бы отчаявшись, Егор взял недопитую бутылку за горлышко, размахнулся и, вложив всю мужскую силу, швырнул в пруд. Стеклянный предмет гордо шлёпнулся на бережную гладь не слишком кошерного водоёма.
Несколько секунд после этого Егор покачивался, держась липкими руками за пошатнувшееся лицо, молчал, как рыба-партизан, и покашливал. Затем вытащил из кармана огромное портмоне, в котором помещались американские доллары, французские франки, немецкие марки и русские рубли наряду с немереной кучей проездных, визиток, кредитных и дисконтных карточек. Отсчитав двадцать восемь рублей, он протянул их Даше со словами: