Алексей Самойлов - Давайте ничего не напишем

Алексей Самойлов

Давайте ничего не напишем

Посвящается Евгению Клюеву

Глава 1. Барбитураты

«На пути к себе можно встретить кого ни попадя».

С. Лох, польский драматург

Вопрос прозвучал неожиданно, и Даша обратила внимание на его источник. Как оказалось, не зря.

– Что читаешь?

Он глядел с высоты шести футов пяти дюймов и сиял голливудской улыбкой. Маленькие лукавые глаза буравили окружающее Дашу пространство, пытаясь уловить её присутствие. Короткие волосы цвета чернослива едва колыхались в такт прохладному весеннему ветру. Отутюженный костюм того же оттенка подчёркивал официальную худобу подогнанной к нему фигуры. Узкое лицо выделялось белоснежностью, как и видимый кусок шёлковой рубашки, приправленный угольным галстуком. Впрочем, что было фоном, а что – объектом в образе задавшего вопрос, Даша не уловила.

– Книгу, – сказала она и быстро захлопнула ответ.

Взгляд молодого человека застрял в непрозрачной обложке из газетной бумаги.

– Ты читаешь чужую книгу, и при этом не пользуешься закладкой.

– Почти угадал.

– Я присяду?

– Наволочка это позволяет.

Московские «Чистые Пруды» никогда не были прудами, поскольку водоём, милый сердцам горожан, всегда присутствовал в единственном числе. Более того, раньше он не был чистым и носил название «Поганый» вследствие неразумного слива мясных отходов. И вот в начале третьего тысячелетия на одной из лавочек около этого самого пруда сидела Даша. А по дорожке, обрамляющей пруд и прилегающий к нему сквер, мирно прогуливались матримониальные пары, бессмысленные студенты, общипанные лебеди, аляповатые алкоголики.

– Какое место! Какое время! Какая погода! – подытожил присевший, положив небольшой кейс рядом с собой. – Кстати, меня зовут Егор.

– А меня зовут Даша. А ты возвращался откуда, или так, мимо идешь?

– Уже не иду, уже сижу, – Егор закинул правую ногу на левую и прищурился. – Так что там с книгой? Как называется, кто автор?

– Название – загадка. А с автором я определяюсь.

– Ты писатель что ли? Вот мне повезло!

Егор наконец поймал собеседницу в перекрестье лазерного прицела. Чем-то она даже походила на него: цветом, но не длиной волос, яркостью, но не активностью глаз, стройностью, но не вторичностью фигуры. В чём-то они безумно отличались: Даша была пёстрой азиаткой, рождённой на задворках Востока, а он был шахматным европейцем, лондонским парижанином из Берлина. Голос Даши походил на щебетание беспечного соловья, а голос Егора – на уханье озабоченного филина.

– Я не только писатель, – ответила Даша и подмигнула.

– А, ну это старая хохма, когда писатель – главный герой собственной книги и прячется за маску лирического героя. Писатели нынче ленивые пошли – берут известную беспроигрышную идею и стегают несчастную аки Макар – сидорову козу. Вторично, дорогая Даша! Всё это кошмарно вторично!

Егор скривил лицо так, будто проглотил крысу. Даша подмигнула ещё раз:

– Может, не каждый писатель – автор?

– Фамилия на обложке? Ложь! Это всё коммерческие бренды. Писатели – как проститутки от пера, прости меня за албанский. Что им скажут, о том и пишут…

Даша могла бы уже сто раз обидеться. Егор, размахивая руками, едва не двинул Дашу локтем по лицу.

– И что же им говорят?

– Да ничего! Сейчас не литература, а заказные тексты с проплаченной рекламой. Все книги давно написаны, идейный арсенал исчерпан! Бросай это дело, – Егор кивнул на книгу. – Займись спортом.

Даша убрала книгу в конопляную сумочку, где уже лежали теннисные ракетки, камертон и резиновый пупырчатый ослик. Сделав рукой приглашающий жест в сторону пруда, она медленно озвучила:

– Идеи плавают на поверхности. Словно утопленники. Например, вот такая идея: знойным весенним вечером два человека сидят на лавочке.

Егор вздрогнул, но поддержал:

– Это уже было. «Однажды весною, в час небывало жаркого заката в Москве, на Патриарших прудах…»[1]

Тут он закашлялся и неожиданно притих. Даша расплылась в улыбке:

– Ну, что испугался? Продолжай.

– Неуютно получается, – Егор передёрнулся, как автоматный затвор. – Хорошо, что я не редактор и не имею отношения к массовой литературе.

– Ах, вон оно что! Не хочешь быть раздавленным «Аннушкой»? Ну, раз не хочешь – значит, не будешь.

– Что ты мелешь?! Какой ещё Аннушкой?

– «Аннушкой» зовут трамвай. Обернись и увидишь.

И действительно, позади них, не торопясь, как при замедленной киносъёмке, проплыл знаменитый трамвай-трактир «Аннушка». Он на секунду заслонил собой театр «Современник» и скрылся из виду. Егор уставился на Дашин профиль и хлопнул в ладоши:

– Чёрт! Чёрт! Чёрт! Этого не может быть! Какая аллюзия!

– Просто дьявольская.

– Ну да! – Егор вскочил с лавочки, как поджаренный. – У нас только всё наоборот! Аннушка – это трамвай, а масло разливает её рогатый муж! А ещё какой-нибудь придурок обязательно бросается под колёса. Лучше всего – сам автор и главный герой в одном флаконе. Это чтобы жизнь хлебом не казалась.

Даша достала из конопляной сумочки пузырёк с розовым маслом и незаметно смочила указательный палец.

– Конечно, ты права, идеи плавают на поверхности! Мы с тобой отличное начало для пародии сочинили! Вот только главный герой всегда бессмертен – таков главный литературный штамп эпохи. Пока герой жив – твои писульки будут доводить до оргазма.

Даша почувствовала неприятное возбуждение, однако не стала возражать:

– Чаще всего повествование идёт от первого лица. В лучшем случае – от лица трупа.

– Вот это я ненавижу! – Егор приземлился обратно, слегка долбанувшись костюмом об лавочку. – Все эти сквозные герои – Дунканы Маклауды в юбках, розовощёкие богатыри в кальсонах – ну просто достали! Все эти «я пошёл», «я вынул», «я супер», «я пупер»! Такое впечатление, что все писатели сплошь неполноценные, потому и отрываются в книгах, отождествляя себя с мифическим персонажем, которым хотели стать в реальной жизни, да вот только обломались с местом, временем, харизмой и кармой.

Даша убрала флакон с маслом от греха подальше.

– Так вот, – решил Егор. – В нашей книге не будет идолоподобных героев! А насчёт трупов… Хм.

– Труп в первой главе – трюк ради захвата читательского внимания, – отметила Даша.

– Точно! Но издатели говорят так: «Больше трупов, кошмарных и изнасилованных!» Судя по последним данным «Книжного оборзения», количество продаваемых романов в издательстве «Гумус-пресс» прямо пропорционально количеству убитых покойников в этих книгах.

– Они правы. У нас не будет ни жанра, ни аллюзий, ни интриг. – Даша слегка порозовела.

– Что, и совсем ни одного мертвяка? – Егор сморщился, как высушенный диван. – Ну, это… Давай какого-нибудь такого разнесчастного юношу со взором потухшим сунем под трамвайчик? Ну, хотя бы в начале третьей главы, ну пожалуйстаааа…

Егор профессионально захныкал. В ответ на это Даша выхватила гигиеническую салфетку с изображением крокодильчика.

– Не стоит плодить сущностей из необходимостей, как это делает моя тёзка Донцова.

– Ну, тогда хотя бы усыпим! – не сдавался Егор. – Пусть все подумают, что он откинул ласты, а в последней главе проснётся и всех полюбит.

– Ужасно, Егор.

– А что делать? Сны только ленивым не снятся, доказано доктором Фрейдом.

– Я не хочу сны. В каждом втором романе герой просыпается в первой главе, в каждом третьем романе герой просыпается в последней главе.

Даша зевнула, обнажив тонкий узбекский язык. И в этот момент время остановилось. Тишина – пространство, необходимое для существования идей, на мгновение стало самим собой. Мимо сидящих на лавочке прошёл очередной потенциальный Консультант с большой иностранной буквой «В» в кармане.

– Ну что? Дилемму «сон-явь» оставляем? – уточнил он.

– Ладно, оставляем, только не дилемму, а постулат, – переуточнила она.

– Дилемма лучше. Дилемма интригует. А то наш читатель уснёт на десятой странице, особенно при отсутствии кошмарных трупов, извращённого секса и гламурного воина-вонючки.

– Егор, твой читатель уже уснул. А ты хочешь разбудить его с помощью снотворной пилюли.

– А ты хочешь усыпить его с помощью соседского перфоратора! Между прочим, это главная фишка всея редакторов – обвинить автора в издевательстве над читателем! Ты знаешь, сколько я в своё время рецензий…

– Что-что? – лукавая Даша сверкнула глазами, выпятив однозначную грудь.

Егор прикусил язык, отвернулся и развёл руками, едва не задев женщину локтем.

– Ну это… Не издевайся над читателем! Не уподобляйся этим… массовым литераторам!