Геннадий Башкуев - Маленькая война
Ну и ну! Ул. Шмидта, 18 — наш барак. Не было субботы, чтобы Петькины родители там не разводились. Как положено. С криком-руганью. Но чтобы через суд… Допек-таки Коминтерн Палыч свою Хохрячиху на почве бытового пьянства… А Петьку жаль. Ему нужна поддержка коллектива.
Я повертел газету. Числа и даты не было. Наверное, Петька содрал ее с тумбы.
«Прекратить испытания ядерного оружия!», «Задание партии выполнено: в Бурятии выращен початок молочно-восковой спелости!», «Атомные маньяки», «Кеннеди бряцает оружием», «Сверхвыстрел русских!», «Заседание Совета Безопасности», — кричали заголовки.
Н-да… газетка свежая… Петька не врет.
— И в школе показывал, — Петька бережно сложил газету. — С уроков теперь отпускают. Чес-слово! Курить нема?
В конце концов… я тоже нарушил приказ. Выпил перед боем.
— Но чтобы это был последний случай!
Барбудос повеселели. Петька нашел окурок. Борька погладил синие щеки и побежал на колокольню.
Я свистнул. С колокольни помахали. 11:00. Смена постов. Форпост продолжает наблюдение.
— Бом! Бом-м! — подражаю я колоколу.
— Бем-бем-бем! — колокольчиком заливается Петька.
1:15. «Мамаюкэру!»
К этому часу жизнь во дворе бьет ключом. Меж столбов на вешалах сохнут простыни. Рядом выбивают половики. Под ногами мешается мелюзга, играет в чику на «ушки» — лимонадные пробки. Пара колясок. Девчонки прыгают через скакалки. В беседке похмельные папы бренчат мелочью. Наскребут на троих — и в баню. Староста Кургузов осуждающе глядит на них из окна. Солнце светит, но греет на троечку. В серенькое небо чадит труба кочегарки — в Дом специалистов дали отопление. На лавку выползли бабки. Наши барачные старухи держатся от домспецовских в стороне. У тех своя лавка, а кроме того, балконы. Но сейчас на них трясут ковры. Слышно, как за углом с хеканьем колют дрова. В барак снуют пацаны — с полными ведрами и охапками поленьев. Воскресенье — день грандиозной стирки. В раскрытом окне стонет радиола: «Мамаюкэру! Мамаюкэру!..» И этак — без конца. Будто пластинка заела. На самом деле — песня такая. Крик моды.
За сараями, словно пенек на опушке, торчит бетонная будка. Издали смахивает на фашистский дот. Спокойно, граждане. Это всего-навсего аварийный выход из бомбоубежища. Находится оно в недрах Дома специалистов. Берегли их, выходит, спецов-то. Да что-то плохо. Полдома еще до войны съехало в неизвестном направлении, как в воду кануло. Возможно, так оно и было. Мужики в беседке сказывали. На место бедолаг-спецов и их семей въехала громкоголосая шушера. С бигудями, пижамами, кошками, фикусами и песенками типа «Мамаюкэру». Из грязи в князи. Хромой Батор их тихо ненавидит. Даже кошек.
Бомбоубежище и есть полевой штаб барбудос. Вход свободный — кому не жаль костюма. Надо нырнуть в амбразуру бетонного дота, зажав нос, и, не жалея живота своего, проползти метров пятнадцать наперегонки с крысами. Осторожно, не ушибите темечко о стальную дверь. Смелее, она не задраена… Можно попасть в убежище и пешком через подъезд, под лестничной площадкой дверка, — замок открывается гвоздиком. Но ползком, согласитесь, куда интереснее.
Задумано бомбоубежище на полном серьезе. Пять отсеков с массивными стальными дверями на винтах. Как на подводной лодке. Только лодка эта давно лежит на дне. И дышать трудно. Там и сям противогазовые и телефонные трубки, фильтры, раздавленные линзы, рваные сумки с красными крестами, поваленные скамейки и емкости с надписями «Вода», «Топливо». Раздетый до скелета электродвижок, кишки проводов, выпотрошенные насосы, блоки питания. А также битые бутылки и стаканы, тряпье, вонь. С некоторых пор сюда повадились темные личности.
Однажды книгочей Борька вычитал, что вместе с запасом воды, воздуха и питания в убежищах бывает и золотой запас — в виде слитков. Только запрятано оно в тайнике, в свинцовом контейнере. В золото мы как-то не верили, но свинцом Петька заинтересовался — это ж сколько рыбачьих грузил! Я согласился из солидарности. Еще подумают, что струсил. Половину найденного сокровища решено было отдать героической Кубе. На золото можно купить гору оружия, а лучше — атомную бомбу.
Мы взяли с собой сухари, китайский фонарик, коробок спичек, лопату, моток бельевой веревки, бутылку лимонада, зачем-то соль и сорок копеек, черные очки и хозяйственную сумку для золотых слитков. Наглотавшись пыли, впихнули себя внутрь. Колени и локти горели. Потайных люков и ходов нигде не было. Но в дальней, пятой по счету комнате храпел на скамейке таинственный незнакомец. Он зевнул при свете китайского фонарика и отобрал у нас сухари, коробок спичек, лопату, моток бельевой веревки, сорок копеек, зачем-то соль, сложил все это в хозяйственную сумку, выпил бутылку лимонада, оставил черные очки — и ушел, подсвечивая себе фонариком. Да, чуть не забыл! Прихватил еще Борькин шарф домашней вязки.
В кромешной тьме блуждали на ощупь. Стукались лбами об углы и друг с другом. У ног рыскали крысы. Кричать было бессмысленно, но мы кричали. Склеп отвечал издевательским хохотом. Борька нацепил черные очки. В них, видимо, было не так страшно. По счастливой случайности Петька упал на разбитый телефонный аппарат. «Папа!», «Мама!» — эти золотоискатели вырывали из моих рук трубку и зачем-то дули в нее. Трубка хранила гробовое молчание. Борька был близок к истерике. Петька мужественно поскуливал и тщетно искал на полу окурки. Спичек не было. Прогоняя тошноту и слезы, я бодро засвистел: «Мамаюкэру! Мамаюкэру!..»
Вылезли на поверхность Земли шахтерами-стахановцами. Ноги подкашивались. Руки дрожали. Все было черным. Ночь, мы сами и очки.
Дома Борьке влетело за китайский фонарик и шарф, Петьке — за моток бельевой веревки и сорок копеек, мне — за хозяйственную сумку для золотых слитков.
О приключении в бомбоубежище вся троица благоразумно помалкивала — не дадут же во дворе прохода!
Кочегар дядя Саня долго удивлялся, куда пропала лопата.
11:30. Что-то случилось
Возле Дома Специалистов, вздымая пыль, тормозит грузовик. У бетонного дота уже суетятся люди. Как из-под земли выросли милиционеры.
— Куда, мальчик? Назад! — преграждает путь синяя шинель.
«У меня приказ, сержант», — мысленно возражаю ему.
— Расходитесь, граждане, расходитесь! Ничего интересного!
Как бы не так! Страшно интересно. Стар и млад — все тут. Староста Кургузов прилип к окну. И Батиста здесь; ишь, раскраснелся от усердия.
— Обычный ремонт, граждане, идите по своим делам, — участковый трясет животом и оглядывается. В тени подъезда стоит человек в сером пальто, шляпе, в черных очках — и тихим голосом отдает распоряжения. Дюжие молодцы снимают с грузовика и уносят в подъезд тяжелые ящики, молча тянут провода, спускают кабель в будку. Земля под ногами вздрагивает, глухо урчит отбойный молоток, в амбразуре бетонного дота полыхают отсветы электросварки.
11:30. Что-то случилось. И Хромого Батора нет… В толпе однодворцев строятся догадки. После короткого спора сходятся во мнении, что совершено злодейское убийство. И не одно. Вон сколько милиции понаехало! Дело «пестрых» или «черной кошки».
Поодаль синеют Борькины щеки. Он выпучивает свои глазища и делает таинственные знаки. Подъезжает еще один грузовик. Дюжие молодцы забрасывают в него разный хлам из бомбоубежища: покореженный металл, насосы, сгнившие противогазы, дырявые сумки с красными крестами… Борька заглядывает в кузов — ищет китайский фонарик. Батиста хватает его за ухо, отшвыривает. Борька орет. Человек в черных очках кривит губы. И тут до меня доходит… Идиоты мы с Петькой! Борька оказался прав. Кто-то опередил нас. Вперяю взор в гору хлама — золотые слитки пока не блестят.
Видя, что вместо кучи трупов выносят кучи мусора, народ расходится. За углом снова колют дрова. Остаемся лишь мы с Борькой. Серый человек в черных очках кривит губы. Играем для конспирации в «пристенок». Уши на макушке.
— Товарищ… э-э… — участковый подносит руку к козырьку и осекается. В просвете кривых ног Батисты видны отутюженные брюки и край серого пальто.
— Привлекаем внимание населения? — цедят из-под серой шляпы.
— Дык… воскресенье… — растерянно гудит Батиста.
— Впредь без паники. Отвечаете головой. Объект первостепенной важности.
Серый человек садится в серую «шкоду». Машина серой крысой упрыгивает в клубах серой пыли. Батиста утирает платком багровое лицо, пинает серый бетон и ковыляет со двора.
— Слыхал? «Объект первостепенной важности»! — толкает в бок Борька.
— Угу. А золото где?
Книгочей усмехается моей наивности и тянет к подъезду. Возле него вырастает синяя шинель.
— Вы куда, ребята?
— А здесь живет наш товарищ… — не теряется Борька и называет фамилию.
— Номер квартиры? — спрашивает милиционер и смотрит в листок. Борька толкает в бок: «Видал?!»
