Ярослав Ратушный - Юдифь и олигофрен

Я поднялся с адмиральской кровати. Ситуация становилась абсурдной. Это черт знает что! В течение одного дня мать и дочь целятся в меня из моего же пистолета. Я не верил, что она выстрелит, и чувствовал себя довольно спокойно под дулом наведенного пистолета.

— Пошел вон, — сказала Лена, швырнув пистолет под ноги, — но учти, что я отомщу.

Я вышел на берег, где небо сливается с морем в одно темное пространство, отличаемое только количеством звезд, за которые можно принять редкие огоньки плывущих вдали кораблей. Странно, что чувство пережитой опасности придает столько свежести, как легкий вечерний ветер после знойного дня. Самое удивительное в звездах — это то, что они не давят. Возможно, в высокой темноте сидят вечно улыбающиеся боги, которые ради забавы манипулируют нами, дергая за невидимые ниточки.

Мои друзья продолжали пьянствовать, их движения замедлились, а глаза покрылись блестящей маслянистой пленкой и выглядели похотливыми. Я налил оставшийся коньяк в стакан, Тимур мгновенно достал новую бутылку.

— Как дела? — спросил он.

— Плохо, — ответил я и выпил залпом почти полстакана, — она не захотела говорить о дочери, поэтому мы поссорились.

— Лена не права, — гаденько улыбнулся Тимур и разлил коньяк по стаканам.

Внезапно я понял, что они могли прослушивать квартиру адмирала. Густо покраснев, я выпил еще полстакана и почувствовал, что опьянел: тело отяжелело и вышло из повиновения, а голова стала пустой и легкой.

— Как ты думаешь, — задумчиво спросил Тимур, — кто лучше: мама или дочка?

— Заткнись, мразь, — тихо прошипел я и сбил рукой начатую бутылку на стол.

— Иначе ты застрелишь меня из своего пистолета? — угрожающе спросил он, ловко спасая брюки от коньячной струи. — Пошел вон, пьяная рожа!

Я поднялся и с ужасом заметил, что ноги отказываются держать тело, а шея — голову, которая, получив редкую свободу, начала медленно раскачиваться из стороны в сторону. Но я отчетливо воспринимал действительность, сузившуюся, впрочем, до полосы ненависти к бывшему другу. Еще я заметил угрожающе поднявшихся охранников, которые, наконец, перестали улыбаться, а также Марка, идущего ко мне с протянутыми руками. Нужно было сделать несколько быстрых и сложных движений, чтобы вынуть пистолет, снять с предохранителя, прицелиться и выстрелить. Гораздо привлекательнее выглядела лежащая на столе бутылка, которую можно было разбить о стол и вонзить острые края в гладко выбритое казенное горло.

— Влад! Мать твою! Смотри на меня! — закричал Марк, и мое восприятие расширилось до размеров комнаты. Он участливо отвел меня в туалет, думая, что я буду блевать. Однако блевал Марк, а я стоял, вцепившись руками в раковину, чтобы удержать раскачивающееся тело, и слушал доносящиеся из кабинки трубные звуки утробы.

— Полегчало? — спросил он повеселевшим голосом. — Пойдем, подышим воздухом.

Меня вырвало прямо перед дверью на красную ковровую дорожку. К тому же я мстительно плюнул на этот казенный символ государственной власти. На воздухе действительно стало немного легче. Вернее, опьянение перешло в новое качество: головокружение, тошнота и раскачивание головы прекратились, но зато начались внутренняя дрожь и изменения внешней среды. От моей переносицы побежала переливчатая волна и уткнулась в темную громаду деревьев, которые вышли из ночи, словно освещенные изнутри, удивляя четкими контурами стволов и листьев. Мраморные львы хищно скалились и выпускали когти, но все еще оставались на месте. Небо приблизилось настолько, что стало трудно дышать, а звезды заглядывали в глаз холодным пронзительным взглядом.

— Уведи меня отсюда, — попросил я.

— Пойдем, — согласился Марк, — мне и самому пора.

Мы сошли по ступеням и пошли по дорожке к воротам.

Затылок покалывал от нестерпимо враждебного взгляда, поэтому мне показалось, что львы сорвались с места и хотят напасть сзади. Я выхватил пистолет и резко обернулся.

— Спокойно, — сказал собутыльник, — нас не преследуют.

Улица качнулась, отступила назад и значительно уменьшилась в размерах. Дома стали совсем маленькими, они хлынули под ноги и растворились. На их месте возник совсем другой, может быть, средневековый город.

— Я хочу к морю, — пробормотал я, ибо оно было единственно постоянным в силу своей древности.

— Ты идешь не в ту сторону, — сказал Марк, заметив, что я выбрал неверное направление.

— Не может быть, — удивился я, поскольку невероятно сложно заблудиться в родном городе. Впрочем, это был совсем другой город.

— Люди, смотрите! Я мочусь! — завопил мой друг, поливая улицу тугой струей мочи.

Я почувствовал неловкость и отошел в сторону. Земля качнулась и убежала далеко вниз, а Марк исчез. Подступил страх одиночества, словно я снова находился в космической пустоте. Ноги проваливались в бездну, а голова возносились к небу. С каждым шагом к горлу подступал комок тошноты. Я знал, что единственно близкий человек находится где-то поблизости, поэтому старался ходить кругами. На каком-то витке наши орбиты пересеклись, и мы истерически громко захохотали, увидев друг друга. Я сел на возникшую из пустоты скамейку. Вдали раздались равномерные звуки. С трудом повернув тяжелую, как на шарнирах, голову, я заметил двух женщин, стучащих каблуками по мостовой.

Неожиданно начал падать крупный снег. В свете одинокого уличного фонаря отчетливо проступала стройная звездная структура снежинок. Округа быстро побелела. По снегу шла длинная вереница людей, которые поднимались по темному горному хребту в звездное небо. Другой конец терялся на завьюженной равнине.

Я подошел поближе и увидел, что люди выглядят, как замерзшие статуи. Они шли настолько плотно, что было трудно просунуть руку между ними. Я успел ощутить холод камня прежде, чем был отброшен наземь силой, равной набирающему ход поезду. Вверху плыли холодные равнодушные огни. Я долго сидел на снегу, пока не увидел, что бесконечная с виду колонна иссякла. Тогда я побежал за последним человеком, но вовремя остановился, заметив, что у него нет головы. Снова раздался ритмичный стук, и возникли две женщины, прошедшие десять шагов за время, равное моей жизни.

— Какие симпатичные! — восхищенно воскликнул я, когда они медленно, поглядывая на нас, прошли мимо.

— Старые шлюхи, — отрезал Марк. — Пошли отсюда.

— Мне и здесь хорошо.

— Тогда я пойду один, — сказал он и сделал вид, что поднимается на ноги.

Мне стало очень страшно остаться в одиночестве, ибо я не знал, куда нужно идти. Мучительно остро захотелось упасть на колени и умолять не оставлять в одиночестве.

— Иди, — тихо произнес я, собрав все свое мужество.

— Послушай, — терпеливо сказал Марк, — если ты пойдешь со мной на работу, то я дам тебе возможность поговорить с Кривым.

— Разве он жив? — удивился я.

Средневековый город выглядел пустынным, хотя наверняка в нем водились ведьмы, бесы и прочие неприятные существа. Немного тошнило, но в целом я чувствовал себя бодро, осторожно ступая по плохо освещенной булыжной мостовой. Вдалеке подстерегала опасность, поэтому я нащупал рукоять пистолета. Из глухого зачарованного темнотой переулка мы вышли к мечети, служившей в наше время краеведческим музеем.

Само здание сохранилось полностью, но ограда была разрушена так основательно, что от нее остался только идущий по периметру фундамент и арочные ворота. Пространство вблизи мечети загадочно мерцало на черном фоне ночного моря. Я насторожился, увидев чисто русский пейзаж: небольшие, покрытые зеленью холмы, стадо худосочных коров и редкие березы на заднем плане. По лугу шла голая девушка с протянутыми руками. Видение излучало чистоту и покой, но я кожей чувствовал ловушку.

Если бы там бегали янычары с кривыми турецкими саблями, плясали баядерки или даже носились по воздуху огнедышащие ифриты, то я бы рискнул остаться отважным. Но здесь был явно другой случай. Мечеть служила фасадом, за которым скрывались гораздо более древние и темные силы, способные заманивать людей иллюзией безопасности. Я был уверен, что невинная девушка превратится в грозную колдунью, коровы — в рогатых чудовищ, а цветущая долина — в извергающиеся вулканы, как только ловушка захлопнется. Марк также остановился, зачарованный магией местности.

— Ты видел что там? — сдавленным шепотом спросил я.

— Да, — тихо ответил он, — нужно рассмотреть поближе.

— Ни в коем случае! Это очень опасно!

— Я все же пойду, — сказал Марк, решительно отодвигая меня в сторону, ибо я перегородил дорогу к арочным воротам, за которыми виднелись покрытые васильками поля. Он ступил на призрачные цветы и исчез. А я опустился на мостовую и тихо засмеялся, поскольку в глубине души хотел, чтобы мой друг попал в хитро расставленную западню. Во-первых, мне было интересно, чем это закончится, а во-вторых, за все нужно платить. Один мудрец, увидев плывущий по реке череп, сказал: «Тебя утопили за то, что ты утопил. Но и утопивший тебя будет утоплен».