Евгений Титаренко - Минер

А этот идол, бессловесный истукан, будда японская сообщил нам о ней, когда мы уже чуть не выпили за Ушакова!

Едва первые минуты оцепенения прошли, мы в ярости набросились на него и лишь каким-то чудом не убили. Но после шести часов перекрестного допроса, где основной пыткой было лишение сна, мы вытрясли из него все, что он мог рассказать об этой истории, несмотря на чрезвычайную краткость, а зачастую и невразумительность ответов. Мы из кого угодно при желании вытрясли бы, что надо, тем паче — из влюбленного.

Сначала я расскажу эту историю, как ее можно было представить, если бы мы приняли на веру самую первую трактовку ее Минером.

Они не могли не сойтись, потому что идентичны были во всем, начиная от характеров, кончая способом выражения своих мыслей и эмоций.

Весь словарь Минера в процессе развития их отношений состоял из слова «гм», а ее — из слова «ой!».

Она была тоненькая и невысокая. Но это уж он врал, конечно, когда показал под столом ниже колена.

Встреча была, разумеется, случайной. (А когда они бывают не случайны, кстати?)

Она подошла и попросила его показать кортик. (Мы не ошиблись своим чутьем отшельников — ей исполнилось девятнадцать лет!)

В ответ на ее просьбу Минер полуобнажил кортик и сказал:

— Гм.

Она поглядела и сказала:

— Ой!

Потом они гуляли по садовым аллеям, и Минер, как это положено бывалому моряку, рассказывал ей необыкновенные истории из своей жизни.

— Гм, — рассказывал он.

Она долго восторгалась:

— Ой!

Он припоминал еще что-нибудь:

— Гм.

И в ответ слышал безыскусное девичье:

— Ой!

Через три недели они поженились.

Вот тут-то заведующей ЗАГСом или кому там другому следовало бы проявить побольше сообразительности, чтобы они оба научились говорить слово «любовь».

Для этого, завершая церемонию, их надо было б спросить примерно так:

— Что вы чувствуете друг к другу?

Тогда волей-неволей они должны бы ответить: «Любовь».

Если же вопрос оказался стереотипным: «Любите ли вы друг друга?», боюсь, что в ответ работники ЗАГСа услышали «ммда» и «ой-да».

К счастью, мы не напрасно потратили шесть часов, и теперь я расскажу эту историю по порядку и обо всем так, как оно было на самом деле. Если в моем рассказе и окажутся какие-нибудь расхождения с действительностью, то самые незначительные.

Старший Лейтенант не ошибся. Минера нашего так и подмывало застрять на месячишко где-нибудь в Городе. Будь у него уверенность, что никто не пронюхает об этом, оставаться бы ему на всю жизнь красноречивым неандертальцем. Но, слава богу, по поводу нашего чутья Минер не заблуждался, а потому через трое суток добрался до аэродрома (который был в двухстах метрах от Города) и скоро оказался в Москве.

От Большой земли он отвык до того, что считал ее, наверное, чем-то вроде второстепенного придатка к Арктике. И если грохот реактивных самолетов, торпедных катеров представлялся ему всего лишь дополнительным оформлением нашей заполярной тишины — тут он моментально оглох от гудения слабосильных моторов и шарканья ног по асфальту.

О том, что делать дальше, у него не было ни малейшего представления. Судьба, как всегда, понятия не имеет, кому и что подкинуть. Старший Лейтенант на месте Минера сейчас бы уже дарил четвертый или пятый купальник какой-нибудь красотке из санатория желудочно-кишечных больных. Или уминал бы шашлыки с блондинкой неопределенного возраста. Но Минер не выносил жары, как белый медведь. А толпы боялся, как негр комитета благоденствия.

Люди на улице Горького спешили во всех направлениях, и он оказался затертым в толпе. Тут ведь главное двигаться, куда тебя подтолкнули, а он старался прорваться напрямую.

Первой гаванью в этом штормующем море была гостиница «Москва», и он дал «право руля», в гавань.

Изобразил на своем лице, что «моряк не плачет», и почти бодро прошагал к окошку администратора.

Здесь ему, понятное дело, сообщили, что свободны только номера «люкс», то бишь дорогие.

Минер скрыл свое удовлетворение, мысленно отметив, однако, что с большим трудом, но выходит-таки на лихой курс прожигателя жизни: фата и кутилы. А когда оказался в «люксе» впервые за время исполнения своих новых обязанностей отпускника — развеселился.

Номер состоял из огромной гостиной, спальни и кабинета, при которых были еще ванна и туалетная комната.

Он вспомнил наш кубрик и справедливо рассчитал, что мы отдавали бы половину своей зарплаты, чтобы иметь такой номер на шестерых (по крайней мере, есть где спрятаться, когда уж очень надоест кто-нибудь).

Для одного человека эта масса квадратных метров паркета — явное излишество. Но Минер почувствовал себя здесь уютнее, чем на улице: никто не толкал тебя ни сзади, ни в бок и торопиться никуда не надо было.

Главным преимуществом «люкса» была, конечно, ванна. Особенно в сравнении с нашим умывальником, температура воды в котором круглый год стойко удерживается около нуля. Так что многие предпочитали пользоваться снегом.

Минер бросил чемодан на письменный стол, разделся, выкупался со старанием человека, которому больше нечего делать, и в полосатой пижаме (только что купленной) прошагал в гостиную, когда из кабинета раздался телефонный звонок.

«Минер такой-то слушает вас», — доложил он, рывком подняв трубку.

Надо полагать, что на другом конце провода его недопоняли немножко. А он спохватился, что не на службе, и ответил еще раз, короче:

«Слушаю вас…»

«Петр Петрович?» — спросил его кокетливый и, должно быть, приятный голос, потому что вкрадчивый и певучий. И потому, что молодой, девчоночий.

Словом, Минеру везло с первых шагов.

Вы слышали когда-нибудь, как звучит молодой, кокетливый и певучий голос?.. А какой голос у вашей жены? Прислушайтесь на досуге. Почему-то никто не может сказать, какой голос у его жены.

«Вы ошиблись телефоном», — буркнул в ответ Минер, так как не умел пользоваться случайным везеньем и не оценил даже того, что ему дали искупаться, прежде чем побеспокоить.

«Нет, я не ошиблась, — настаивала неизвестная. — Мне сказали, он живет в этом номере».

«Мм-м… — произнес Минер. — Значит, он выехал».

«Не может быть!» — возразила девчонка. Но все тем же голосом, разумеется, без досады. Минер не знал еще, что таким образом завязывают иногда знакомства девочки из вестибюля, которых он, ручаюсь, попросту не заметил.

Минер сказал:

«Гм. — И добавил: — Я только что вселился в этот номер».

А в ответ ему:

«Да? Тогда, может, это мне вас рекомендовали? Вы не смогли бы спуститься в вестибюль? Я буду ждать у второй колонны справа от входа. У меня платье беж. Каштановые волосы… Я буду с мимозой в руке».

Минер долго соображал, что, зачем, потом к нему пришло наконец, какое-то просветление.

«Я спущусь… Только подойдет супруга…»

Договорить он не успел. В трубке щелкнуло. Запикали гудки.

Минер лег на кровать и стал размышлять, какой должен быть цвет у «платья беж».

В связи с этим случаем мы бы, конечно, высказали Минеру наши соображения по поводу его реакции на приятные голоса. Но, к сожалению, мы должны были выведать историю его дальнейших похождений.

А он два следующих дня честно посвятил экскурсии: Третьяковка, Пушкинский музей, Кремль, ВДНХ, кинопанорама, стереокино, где и замыкается чаще всего традиционный круг провинциала. Если вы бывали в Москве, вы, я думаю, тоже проделали однажды этот маршрут. Так? А потом часа два потолклись в ГУМе и решили, что теперь знаете Москву от и до: со всеми ее плюсами и минусами? Д-да.

От обязанностей туриста Минер отделался и вздохнул с облегчением.

Закупил у входа в гостиницу десятка два газет и журналов, поднялся на этаж, договорился, чтобы ему принесли в номер бутылку коньяка, и около двух суток нигде не показывался.

Первое время читал (возможно, представив себе, что бодрствует где-нибудь в одной из точек нашего побережья), потом, когда все — от страницы до страницы — было прочитано, заложив руки за голову, лежал, глядя в потолок.

Но впереди была еще уйма времени, и отсидеться в гостинице ему бы не удалось.

Люди, которых не манят к себе пляжи, усеянные блондинками неизвестного возраста, навещают, как правило, родину. Об этом Минер слышал. Но желания посетить город, где он родился, не появлялось у него.

(Причину этого мы косвенным образом узнали позже.)

Однако лежать было невмоготу, он поднялся, зашагал по своим необъятным апартаментам из угла в угол и к вечеру второго дня вышагал-таки идею побывать на родине.

Идея появилась, как видите, не вдруг, но раз уж она появилась, тянуть с ее решением Минер не стал и, побросав свои нехитрые пожитки в чемодан, тут же сдал ключ от номера коридорной.