Али аль-Мисурати - Барабаны пустыни
Вот, например, Ибрагим, этот отпетый лентяй и тупица, так он, видите ли, хочет быть эстрадным певцом, ни больше и ни меньше, не просто каким-нибудь там провинциалом, а таким, чтобы физиономия его украшала обложки популярных иллюстрированных журналов. Салех, тот спит и видит себя киноактером, а Али — повсюду главный — хочет стать по меньшей мере директором частной фирмы. Надо спешить. До школы стало тяжело добираться. Вот раньше совсем по-другому было, он доходил до нее всего за несколько минут. Теперь путь к школе преградили высокие гостиницы, роскошные магазины, торговые конторы с огромными окнами. Улицы не узнать! Да, что и говорить, мир меняется буквально на глазах. Получают освобождение народы, возникают новые государства. А ты, Халим, по-прежнему учитель! Каждый день приносит тебе одно и то же — ранние пробуждения, тетради… Хоть бы что-нибудь изменилось!
Однажды его приятель — доктор — посоветовал ему: отдохни, поезжай в Европу.
Европа! Ев-ро-па… Он знал ее по учебникам, изучил по книгам, изъездил по атласам. Каждую страну! Каждый мало-мальски крупный город. Но побывать в ней ему так и не довелось. Да, конечно, неплохо было бы отдохнуть, совершить путешествие. Но где взять деньги? Ведь у него как-никак пятеро детей: Талиб, Мухаммед, Махмуд, Ибрагим и совсем еще крошка Суад. Всю эту компанию он должен кормить, поить, выучить. Тысячью нитей связан он с этими четырьмя стенами. С классом, с этой длинной, коричневого цвета доской. В этом классе, помнится, еще учился его старший сын — Талиб. Способный мальчик. Он всегда был самым лучшим учеником. Как мечталось Халиму, чтобы сын его стал учителем. Он твердо верил, что придет время, непременно придет, и слово «учитель» снова, как прежде, будет произноситься с благоговением, и сыну его уже не придется с грустью смотреть на монеты, пересчитывая их перед зарплатой, покупать хлеб и зелень в долг. Ну а он, Халим, что с ним? По-прежнему — на низшей ступени социальной иерархии. Где теперь его однокашники? Куда, например, запропастился тот, которого все за длинные уши и выдвинутую вперед челюсть звали между собой «верблюд». Он вечно проваливался на всех экзаменах. Теперь, говорят, стал дипломатом. Известная фигура в обществе. Надо же, живет себе припеваючи, все время за границей. А ты, Халим? Пишут о тебе в газетах? Кто тебя знает? Твое имя встретится разве что лишь в списках учителей, да знают тебя парикмахер, у которого ты стрижешься уже десять лет, и несколько лавочников в твоем квартале — и все!
Стоило только Халиму-эффенди войти в класс, как неожиданно для себя он заметил, что на уроке присутствует инспектор из министерства. Его лицо вроде бы знакомо Халиму-эффенди. Да, конечно, это его бывший ученик. Как он умело делает вид, что они незнакомы и никогда раньше не встречались. Да, мир меняется. Раньше он сидел за партой в этом классе и не смел возражать тебе. А теперь он начальник.
После окончания урока инспектор надел очки и сделал запись в журнале: «Учитель компетентен, соответствует занимаемой должности, но ему следует уделить больше внимания своему внешнему виду, особенно одежде».
Осел! Это ему, Халиму, следует заботиться о своем костюме? Кто сейчас думает об одежде? Только юнцы… Ну а он уже слишком стар, чтобы забивать себе голову такими пустяками. Только и знает, что вкалывает изо дня в день, делает важное для родины дело: воспитывает молодежь — будущее своей страны.
Однако надо собрать тетради и пойти, пожалуй, домой передохнуть. А после обеда — опять в школу. И так каждый день!
Дома Халим-эффенди взглянул на себя в зеркало.
Да, инспектор отчасти прав — вид у него действительно неряшливый. Костюм перепачкан мелом, точно на него высыпали мешок с мукой. Да и галстук сюда не подходит. Халим попытался найти другой. Но где его найдешь, когда у него всего-то один. А носки? Халим-эффенди бросился к шкафу и вытащил из ящика два носка разного цвета. Никак не подберешь пару, они будто нарочно сквозь землю провалились. А где ручка? Куда он положил ручку? Только что была в руках. Ну вот, слава аллаху, нашлась в кармане. Куда теперь запропастились часы?
Он стал искать их на столе, под кроватью — тщетно. В этот момент к нему подошел его младший сын. Халим-эффенди накричал на него, и бедный ребенок, сжавшись от страха, заплакал.
Однако надо спешить — до звонка осталось совсем немного. Халим-эффенди хватает портфель и на ходу засовывает в него учебники и тетради.
Запыхавшись, он вбегает в класс и, как всегда, старается как можно отчетливей произнести привычные слова: «Встать! Сесть!» Он подходит к доске и четким, каллиграфическим почерком пишет тему урока: «Спряжение глаголов».
Перевод В. Шагаля и Н. Фетисовой.
Ахмед Ибрагим аль-Факых
Страница из «Книги Мертвых»
В первый момент он подумал, что сегодня они просто не пришли в школу. Учитель Абдель Хафиз взял, как обычно, учительский журнал и направился в класс по длинному коридору, на стенах которого были развешаны стенные газеты и рисунки учеников. Дверь в класс оказалась закрытой, не слышалось гула голосов, возни и беготни, как всегда бывало перед началом занятий. Он подумал, что эти чертенята уже, вероятно, придумали себе и оправдание за сегодняшний прогул уроков. Ему, конечно, нужно сразу зайти к директору и потребовать, чтобы тот принял меры. Он решил непременно записать им прогул, несмотря ни на какие оправдания и отговорки. Учитель уже собрался было, даже не заглядывая в класс, сразу повернуть назад, как вдруг до него донесся легкий шум. Он открыл дверь и, к своему удивлению, обнаружил, что все ученики сидят за партами и ведут себя так, будто стали самыми примерными и дисциплинированными мальчиками на свете. Изумленный учитель Абдель Хафиз вошел в класс и сразу же стал искать глазами инспектора из министерства — несомненно, он уже в классе, ибо нет другого объяснения той удивительной тишине, которой встретили его школяры. Кто-то из инспекторов специально пришел так рано, чтобы уличить его в опоздании на урок и сделать ему выговор. Учитель посмотрел на часы и облегченно вздохнул — он пришел вовремя. Инспектор, вероятно, уже стоит у доски, поджидая его. Он поднял голову, но там никого не было. Ну-ну, опять игра в кошки-мышки. Нет, его не проведешь, он-то знает повадки этих инспекторов.
Учитель обвел взглядом доску и стол — может быть, гость спрятался под ним, — но инспектора не обнаружил. Он стоял некоторое время в недоумении, не в силах понять, что же произошло. А произошло что-то странное. Он еще раз обвел взглядом класс, но опять ничего не смог понять. Как будто бы все было как прежде — мальчики сидят на тех же местах, которые он указал им еще в начале года, за окном то же тутовое дерево, вновь покрывшееся листвой, на стене те же рисунки. Даже доска сегодня не сдвинута со своего места. Правда, ученики казались чуть-чуть растерянными. Словом, он не нашел ничего необычного в классе. Ничего, кроме этой странной тишины. Его внимание привлек ученик на последней парте — учитель привык его видеть на первой парте слева.
И, взглянув на первую парту слева, учитель Абдель Хафиз вдруг заметил девушку. Боже, спаси и сохрани! Это же, несомненно, ифрит[3], искуситель, принявший облик девушки. Охваченный паническим страхом, учитель снова посмотрел на нее. А она спокойно и невозмутимо сидела среди его учеников-мальчишек, как будто они ее давние приятели, как будто это вполне обычно и естественно, что в школе для мальчиков, в классе, где обучаются только мальчики, вдруг появилась девушка! Он с ужасом и удивлением продолжал смотреть на нее. Он не перепугался бы так, даже если бы увидел в классе бомбу, которая вот-вот взорвется. Ведь это школа для мальчиков! Специальная мужская школа. Как же очутилась здесь эта девушка? Нет, учитель Абдель Хафиз не позволит так издеваться над собой. Разве сегодня утром, когда он, как обычно, молился перед завтраком, затем брился, проверял тетради своих учеников и шел в школу, мог он даже помыслить о том, что злой дух в облике девушки появится в классе и усядется прямо перед ним?.. Он всегда считал, что девушек нужно учить другим предметам, нежели мальчиков, и преподавать в женских школах должны представительницы того же пола. Недаром же женские школы обнесены высокими заборами, и железные ворота запираются там на замок. Он был убежден: то, что преподается мальчикам, предназначено только для них, и не может девушка сидеть в одном классе с мальчиками и слушать то, что слушают они. Должно быть, эта девушка заблудилась или проникла в школу через окно. Возможно, все это подстроили нарочно, чтобы досадить ему. Если он станет обращаться с ней, как с другими учениками, он совершит грех и преступление перед законом, и на него обрушится кара небесная.
Опасаясь, что ученики заметят его растерянность и волнение, учитель постарался взять себя в руки и, нахмурившись, произнес:
