Надя Лоули - Жить и умереть в Париже
Бывшие партийные боссы, комсомольская номенклатура семидесятых-восьмидесятых годов становились теперь во главе приватизированных заводов, фабрик, нефтяных и газовых промыслов, банков…
Так начиналась эра постсоветского капитализма. Эра надежд, эйфории, демократических иллюзий. Эра красных пиджаков, золотых цепей, бритых затылков, рэкета и первых миллионеров.
Перед маленьким «комсомольским братством» теперь стояла задача, поделив деньги, войти легально в большой бизнес. Игорь собирался открыть первый частный банк в Питере, осторожный Андрей хотел по-прежнему оставаться в «аппарате», но вел какие-то переговоры с газовиками и нефтяниками, Влад готовил бумаги для скупки акций металлургических заводов Урала и Сибири…
Теперь, когда почти узаконенной второй валютой в государстве стал доллар, но старый закон о наказании за валютные махинации никто еще не отменил, действовать надо было осторожно и с умом.
В Хельсинки, на счетах несуществующего кооперативного хозяйства, филиале «Росвторсырья», лежали деньги на имя директора сталеплавильного завода города Ачинска Евгения Потацкого.
Оформив документы для заграничной командировки, Женька отправился в Финляндию: решать вопрос о снятии налички и переправки ее в Москву…
…Много лет назад, молодые, красивые, веселые, уверенные в себе, они в удалой комсомольской компании, в студенческом лагере на крымском побережье Черного моря, играли в волейбол на теплом пляжном песочке, по вечерам у костра пели песни под гитару, строили планы на будущее…
Крепконогие и грудастенькие комсомолочки в бикини и мини-юбках, будущие «боевые подруги» партноменклатуры, хорошо подкованные не только в основах марксизма-ленинизма, сейчас, забыв про все на свете, лихо отплясывали на танцплощадках шейк и твист. Среди них и внешностью, и поведением отличалась одна, в которую явно или тайно была влюблена почти вся мужская половина компании: тоненькая светловолосая Оленька Азарова, «русалочка», как ласково звали ее друзья. К комсомольской элите, законно вкушающей блага на Черноморском побережье, она, по сути, никакого отношения не имела. Если, конечно, не считать, что попала Оленька сюда как девушка комсомольского лидера Владислава Корнеева. Об их головокружительном романе ходили легенды. Оленьке завидовали в глубине души все зубастые и хваткие «комсомольские богини». Они с удовольствием сожрали бы ее, по косточкам разобрали на каком-нибудь комсомольском собрании, навсегда закрыли бы ей доступ в «верха», где сами так хорошо и на месте себя чувствовали. Однако все прекрасно понимали, что подруга Влада неприкосновенна. Этот ореол недосягаемости и очарования закрепился за Ольгой, стал частью ее имиджа.
Игорь влюбился в Ольгу сразу и бесповоротно. Однако та пресекла даже самые невинные ухаживания. В душе это только раззадорило его — Игорю никогда никто не отказывал, все желаемое он привык получать немедленно, тем более что сам был завидной партией — симпатичный, подающий большие надежды в смысле карьерного роста, а у комсомолочек на это было отличное чутье. Но Ольга была девушкой его друга, поэтому Игорь загнал глубоко внутрь себя все обуревающие его страсти, стараясь никогда и ничем себя не выдавать. Казалось, он простил судьбе эту несправедливость. Судьбе простил, но не Владу и Ольге.
* * *В сиреневой туманной дымке проступали, как на переводной картинке, очертания собора Сакре-Кер.
Алик вышел на балкон гостиничного номера, потянулся и с удовольствием обвел взглядом раскинувшуюся внизу панораму Парижа. Раннее утро золотой осени освещало крыши домов с маленькими мансардами, напоминающие скворечники. Внизу, у подножия Монмартрского холма, жизнь уже кипела и бурлила: туристы с фото- и видеокамерами осаждали огромную лестницу и павильончики подъемника, скользящего вверх, к подножию собора Сакре-Кер, а навстречу туристическому потоку двигался поток людей, спешащих на работу, — вниз, к бульвару Рошешуар, в парижское метро, летящее здесь по навесному мосту.
Уже не первый раз завтракая в одном из многочисленных кафе на площади Холма, Алик не переставал удивляться, что с самого утра эта богемная, любящая поспать публика — художники со своими мольбертами и картинами, потягивая горячий кофе из пластиковых стаканчиков, занимают места под навесами от дождя. Он заказал типичный французский завтрак: крепкий кофе, горячие круассаны, абрикосовый конфитюр и йогурт. Алик уже заметил, что французы утром едят мало, предпочитая отдать должное обеду, который начинается в полдень, и тогда жизнь в Париже часа на два замирает. Святое для французов время: офисы закрыты — рестораны, кафе, бистро забиты до отказа, даже на огромных террасах, заставленных крошечными столиками, невозможно найти свободного места. После двух часов насытившаяся толпа, оставляя это поле битвы туристам, исчезает до вечерней трапезы, которая затягивается до глубокой ночи.
Эта приверженность ритуалу почти умиляла Алика, и он использовал ее, чтобы спокойно пообедать часа в три-четыре, когда рестораны почти пусты. Французская кухня нравилась Алику своей легкостью и разнообразием, но с непривычки он был постоянно голоден и мечтал о наваристом супе и котлетах с жареной картошкой.
Они с Аркадием решили сегодня вечером погулять в русском ресторане, поесть привычной еды. С вечера они отыскали в рекламном каталоге ресторан «Петрушка», который находился возле площади Святого Августина, на улице Лабор.
Аркадий еще спал. Этот разный жизненный ритм позволял им не слишком досаждать друг другу. По-настоящему друзьями, да и просто сколь-нибудь близкими людьми они никогда не были. Работа в службе безопасности своего шефа — то единственное, что их связывало. Это вынуждало их сосуществовать, не противоборствуя и по возможности не противореча друг другу.
Находясь несколько дней в Париже, они еще плохо ориентировались на местности, не понимали языка, который казался им птичьим щебетом. А на их английский французы в общем-то реагировали слабо. Конечно, они были за границей и до этого, но Израиль, где половина населения говорила по-русски, или Германия, где тоже многое напоминало родную стихию (даже кухня — сосиски, колбаса и картошка — казалась своей), ничего общего не имели с Францией. Здесь все было по-другому, они никак не могли попасть в своеобразный ритм этой жизни, приноровиться к манере французов приветливо улыбаться и не обращать ни на что внимания.
Они приехали в Париж с заданием разыскать по фотографии (правда, двенадцатилетней давности) русскую женщину, которую звали Ольга Азарова. Им предстояло выйти на ее след. Двенадцать лет назад она скрылась с большими деньгами, которые принадлежали их шефу. Случайно узнав, что эта женщина осталась жива, он отрядил их в Париж. Следовало найти ее во что бы то ни стало, вернуть деньги, а дальше — по ситуации…
Получив годовую бизнес-визу, они, располагая приличными командировочными, могли вести вполне достойный образ жизни, проживая в хорошем отеле, не отказывая себе в еде и не лишая себя маленьких развлечений.
Каждый вечер Аркадий, неофициальный лидер их группы, отчитывался по мобильному телефону перед шефом, докладывая обстановку, даже если ничего существенного не происходило.
Темное прошлое Аркадия не мешало ему выглядеть достаточно импозантно. Однако все, кто имел с ним дело, обращали внимание на его холодные, серые, слегка навыкате глаза, обрамленные белесыми ресницами, резкие носогубные складки, неприятный тонкий рот. С таким человеком невозможно было чувствовать себя свободно и спокойно.
Алик казался полной ему противоположностью и по характеру, и по привычкам. С правильными чертами лица, длинным разрезом карих глаз, обезоруживающей улыбкой, он больше походил на француза или итальянца. И самое главное, был намного приветливее и мягче своего партнера.
Несостоявшийся спортсмен, несостоявшийся семьянин (жена с маленьким сыном ушла от него к богатому и удачливому сопернику), он последние годы, что называется, плыл по течению. Иногда уходил в кратковременные запои. И тем не менее в некоторых особенно деликатных ситуациях шеф неизменно обращался к Алику. В отличие от Аркадия, он легко располагал к себе любого человека умением общаться, шармом и щедростью. Так что в этой парижской одиссее он был просто незаменим.
Проснувшись достаточно поздно, Аркадий, не изменяя привычке, начал заниматься подобранным по специальной системе комплексом физических упражнений. Это было для него так же привычно, как принять душ или почистить зубы. Бывший дзюдоист, он не потерял хорошей физической формы.
Кровать Алика была уже аккуратно заправлена (он постоянно удивлял горничных — ведь это было их делом), а кроссовки стояли у дверей, значит, он сделал свою привычную пробежку. «Наверное, уже где-нибудь гуляет…» — решил Аркадий и заказал себе завтрак в номер.
