Махмуд Теймур - Египетские новеллы
Я совершил невозможное, чтобы ввести в заблуждение брата и отвлечь от себя его подозрение. Мне было очень трудно сохранить свою тайну. Я не решался взглянуть на него. Иногда мне казалось, что он протягивает руку, чтобы задушить меня.
Шли дни, а тайна росла и давила на мое сердце, я чувствовал ее тяжкий груз. Мне все время казалось, что сердце мое разорвется, тайна вырвется из него и мое преступление станет явным. Это были дни таких мучений, что, я думаю, и муки ада не превзойдут их.
Однажды ночью после молитвы я вышел погулять. Помимо воли, ноги сами понесли меня к тому месту у стены мечети, где упала Гания. И вдруг я лицом к лицу столкнулся с братом. Не знаю, что привело его туда в этот час. Случай или что-нибудь другое? Мы остановились, встретившись у этой ужасной стены. Мгновение мы молчали, и вдруг я закричал:
— Не приближайся ко мне, не приближайся!
И бросился бежать, как безумный, куда глаза глядят.
Это была моя последняя встреча с братом. С тех пор я стал бродить по городам и вести жизнь изгнанника.
* * *Шейх Афаллах умолк, по его щекам текли слезы. Взволнованный рассказом, я спросил:
— Почему ты не вернешься к прежней добродетельной жизни и не попросишь прощения у аллаха?
Он поднял глаза и сказал:
— Судьба ополчилась против меня, и я до конца останусь непокорным.
Он медленно вынул из-за пазухи свирель и начал наигрывать грустную мелодию, в которой звучала глубокая любовь и самоотречение. Опьяненный мелодией, он впал в полузабытье и упивался своими страданиями.
Трамвай № 2
Перевод В. Борисова
Был восьмой час вечера, когда трамвай № 2 отошел от остановки. В вагон вошла девушка. Она выбрала место в углу и принялась жевать серу, разглядывая немногочисленных пассажиров. На ее худом лице, бледность которого не мог скрыть слой дешевых румян, не было покрывала.
Заметив девушку, кондуктор нахмурился и подошел к ней:
— Билет…
Девушка не обратила внимания на кондуктора, она расправляла складки своей выцветшей мулайи[8] и снова собирала их, так что из-под мулайи показывался край синего ветхого платья, украшенного вылинявшими узорами…
Кондуктор повысил свой и без того грубый голос, в нем послышались злые нотки:
— Билет!.. Билет!..
Он стоял перед девушкой, бросая на нее презрительные взгляды. А она улыбнулась ему заискивающей и в то же время игривой улыбкой. Притворяясь наивной, она сказала:
— Клянусь пророком, я схожу на второй остановке.
— Каждый день так… сходишь на второй остановке… Клянусь аллахом, если не сойдешь, выброшу тебя из вагона…
— Твое право… Подожди немного, у меня сейчас нет мелочи!
— Одним словом, или заплати, или сходи…
Глаза девушки быстро обежали пассажиров и остановились на юноше, одетом дешево, но прилично. Он сидел напротив нее с учебниками в руках.
Она склонилась к нему и, не переставая жевать, попросила:
— Вы не дадите мне шесть милимов[9], эфенди[10]?
Кондуктор заворчал:
— Какая наглость! Оставь пассажиров в покое…
Даже не обернувшись, она ответила:
— Какое тебе дело? Эфенди рад одолжить мне на билет…
Юноша улыбнулся, чуть сдвинул феску на лоб, достал шесть милимов и купил билет. Разгневанный кондуктор отошел. Девушка проводила его презрительным смехом. Лицо ее озарилось победной улыбкой, она положила руки на подлокотники сидения и сказала:
— Сумасшедший!.. Клянусь пророком, он сумасшедший…
Скоро между девушкой и юношей завязался разговор…
* * *Прошло несколько дней. Трамвай № 2 направлялся к крепости. Был седьмой час вечера, когда он пересек большой мост аз-Замалика и углубился в квартал Булак. По обеим сторонам улицы тянулись лавки и кафе, как бы приветствуя трамвай разноцветными огнями витрин.
Едва вагон подошел к остановке Абу ль-Аля, как кондуктор выскочил из него и скрылся в толпе. Через несколько минут он вернулся с двумя пирогами в руках, от которых еще поднимался пар. Пироги были начинены рисом и кусочками мяса. Один пирог он дал водителю, а другой оставил себе…
Трамвай медленно продолжал свой путь. Водитель и кондуктор занялись пирогами и не обращали внимания на входящих и выходящих пассажиров. Только время от времени слышался резкий звук рожка да шум трамвая, который то останавливался, то снова двигался по рельсам.
Кондуктор съел уже полпирога, когда им овладело беспокойство: как бы контролер не застал его за этим занятием. Он покинул свое место и обошел первый класс[11], продолжая жевать пирог. При этом он раздавал билеты, получал деньги, дул в рожок и резким голосом выкрикивал названия остановок. А запах горячего пирога с мясом и рисом опережал его и раздражал обоняние пассажиров.
Кондуктор вошел во второй класс и увидел полинявшую мулайю и синее платье с блеклыми узорами… Он улыбнулся, но улыбка была похожей на волчий оскал. Девушка приняла это как должное и по обыкновению не обратила на него внимания. Ноздри ее вздрогнули, она с жадностью вдыхала запах горячего пирога.
Кондуктор, не успев прожевать кусок, хрипло выдавил:
— Билеты…
Трамвай только что остановился на аль-Исаф. В вагон вошел феллах с мешком и направился в первый класс. Кондуктор бросил на него презрительный взгляд и закричал:
— Эй, господин, сюда!.. Сюда!
Затем он приблизился к девушке и сказал ей решительным тоном:
— Прошу! Сойди!..
А ее глаза по-прежнему были прикованы к пирогу или, вернее сказать, к тому, что от него осталось… Она думала, как вкусна начинка и какое наслаждение испытывает этот человек, спокойно откусывая кусок пирога и, не торопясь, проглатывая его…
Голос кондуктора пробудил ее от грез.
— Ты что, не слышишь?.. Прошу, сходи!..
В это время девушка посмотрела на феллаха с мешком. Он сел напротив нее, вынул из кармана тряпку, развязал ее и склонился, пересчитывая монеты. Девушка улыбнулась феллаху, поклонилась и сказала:
— Во имя пророка, господин омда, который час?
Кондуктор грубо схватил девушку за худенькое плечо и закричал:
— Оставь пассажиров в покое, не будь бессовестной!
Феллах приподнял голову от тряпки и удивленно спросил:
— Что такое?
Девушка повторила:
— Во имя пророка, господин омда, который час?
Феллах зорко взглянул на нее и сказал, завязывая свой платок длинным шнурком:
— Я не омда, и у меня нет часов… Отстань!..
Кондуктор потащил девушку к двери, приговаривая:
— Клянусь аллахом, если ты не сойдешь на следующей остановке, я вышвырну тебя из вагона!
А девушка повисла на поручнях вагона и, улыбаясь кондуктору, старалась разжалобить его:
— Клянусь, я заплачу…
Трамвай пошел тише, приближаясь к станции пригородных поездов. Но кондуктор не стал ждать, когда вагон остановится, толкнул девушку, и она с криком упала на мостовую.
Вокруг нее собрались любопытные, поднялся шум… Толпа все росла. Чей-то голос успокаивающе произнес:
— Она цела… Цела…
Через мгновение девушка поднялась. Она опиралась на руку мужчины. Один из бродячих торговцев крикнул в лицо кондуктору:
— Тебе не стыдно показывать свою силу на девочке?
А другой, обращаясь к ней, сказал:
— Ты должна пожаловаться полицейскому…
Мимо толпы прошла женщина. Важной поступью она направилась к трамваю. Увидев девушку, женщина сразу узнала ее и злорадно прошипела:
— Так тебе и надо! — и поднялась в вагон.
А девушка стояла, отряхивая пыль со своей мулайи. В движениях ее чувствовалась крайняя усталость, и если бы не мужчина, поддерживавший ее, она бы упала снова. Этот человек с участием спросил ее:
— Что с тобой?
— Я целый день ничего не ела…
Трамвай отошел. Кондуктор стоял на своем месте. Он смотрел на все происходившее, прислушивался к тому, что говорилось, но сам не проронил ни слова, механически покусывая свой пирог… Услышав, что девушка сегодня ничего не ела, он посмотрел на остатки пирога и перестал жевать.
Закончив работу, кондуктор направился по улице Мухаммеда Али, затем свернул в переулок аль-Мунасара и вошел в кафе, где постоянно проводил свободное время. Он сел за столик и потребовал кофе и кальян.
Прихлебывая кофе, он медленно затягивался дымом и напряженно думал: в самом деле, почему он без всякого повода был жесток с девушкой?.. Не ударил ли он ее? Не ушиблась ли она? Почему она не пожаловалась полиции?
Образ девушки встал перед ним. Она смотрела на него наивно и умоляюще и говорила: «Клянусь, я заплачу…» И на его губах промелькнула слабая улыбка… Он стал вспоминать встречи с ней: увидел, как она расправляет и снова собирает складки мулайи, увидел синее платье с поблекшими узорами, ее стройную, молодую фигуру и глаза, словно подкрашенные сурьмой…
