Патрик Модиано - Горизонт
Во сне кто-то нашептывал ему: «Далекий Отёй, дивный квартал моих величайших печалей», — и он сразу записал эту фразу в черный блокнот, зная наверняка, что слова, подслушанные во сне и поразившие тебя, или оказываются сущей бессмыслицей, стоит проснуться, или бесследно забываются, хоть ты и клялся запомнить их навсегда.
В ту ночь ему приснилась Маргарет Ле Коз, а это случалось редко. Они сидели вдвоем в баре Жака Алжирца за столиком рядом с распахнутой настежь дверью. Яркий летний вечер, закатное солнце било Босмансу в глаза. Он не знал, какой Босманс ему привиделся: нынешний или прежний, юноша двадцати одного года. Скорее всего, тот, молоденький. Иначе Маргарет смотрела бы на него отчужденно, не узнавая. Ясный золотой свет заливал все вокруг, проникая с улицы сквозь раскрытую дверь. Ему вспомнилось подходящее словосочетание, вероятно, название книги: «Дверь, ведущая в лето». На самом деле они с Маргарет встречались зимой, студеной, бесконечной, как ему тогда казалось. В бар Жака Алжирца — свое надежное прибежище — прятались от вьюги; он не помнил, чтобы они бывали там летом.
В своем сне он заметил одну странность: летнее солнце освещало вполне достоверную картину — улицу, лица, все, что окружало их в ту пору. А вдруг он увидел прошлое в истинном свете, вдруг они вдвоем действительно оказались на солнечной стороне? Но почему он тогда исписал две тетради мелким убористым почерком, что выдает затаенную тревогу и мучительное ощущение удушья?
Похоже, он нашел объяснение: когда живешь день за днем, от зыбкой изменчивой повседневности ждешь подвоха. К примеру, Маргарет на каждом углу мерещился Бойаваль, а Босмансу — злокозненная пара; он не понимал, за что они преследовали его со злобой и презрением; лежи он мертвый на мостовой с пулей в груди, эти двое не постеснялись бы обшарить его карманы. Однако на отдалении, по прошествии многих лет, опасения и смута повседневности неразличимы, стерты, устранены, как помехи, мешающие слушать по радио хрустальное пение. «Ну да, когда я теперь вспоминаю молодость, я будто вижу тот сон: мы с Маргарет сидим друг напротив друга, залитые ярким, ясным, непреходящим светом. То же самое нам пытался втолковать философ, которого мы повстречали однажды вечером на Данфер-Рошеро. Он говорил:
— Повседневность изменчива, ненадежна… М-да? Вы с беспокойством ожидаете, что принесет вам будущее… М-да? Но время идет, и будущее становится прошлым… М-да?»
По мере того как он развивал свою мысль, неуверенное мычание в конце каждой фразы становилось все более затяжным и мучительным.
Когда Босманс спросил Маргарет, зачем она поселилась в далеком Отёе, та ответила:
— Здесь безопасней.
Он тоже сбежал чуть ли не на край света, за Томб-Иссуар, спасаясь от злобной пары преследователей. Но они разузнали его новый адрес, и как-то вечером мать принялась стучать кулаком в его дверь, а ее спутник, как всегда, ждал снаружи. Назавтра Томб-Иссуар и Монсури больше не казались ему безопасными, как прежде. Входя в дом, он оглядывался по сторонам; поднимаясь по лестнице, боялся, что те двое затаились в темном коридоре напротив его двери. Через несколько дней страх прошел. Он переехал на улицу Од в другую комнату, неподалеку от прежней. Как сказал бы философ: к счастью, беспечность юности тоже нельзя сбрасывать со счетов, верно, м-да? Бывали ведь и погожие дни, когда Маргарет не смотрела на него затравленно и безотрывно.
Далекий Отёй… Он рассматривал миниатюрный план Парижа на последних страницах своего черного блокнота. Ему всегда верилось, будто в сердце некоторых кварталов можно поныне отыскать людей, встреченных в юности, не постаревшими и не изменившимися с годами. Они живут в параллельном мире, неподвластные времени… Где-то в тайниках, изгибах пространства Маргарет и другие существуют такими же, какими были прежде. Чтобы добраться до них, нужно знать потайные ходы, дворы, угадать, где находятся не нанесенные на карту улицы, что на первый взгляд кажутся тупиками. Во сне он точно знал, как туда проникнуть, как дойти от той или иной станции метро. Однако, проснувшись, не спешил проверить указанный ему маршрут в реальном Париже. Вернее, не решался.
Как-то вечером он ждал Маргарет на улице Обсерватории, опершись об ограду сквера, и это ожидание, вырванное из временного потока, застыло в вечности. Отчего в кадре вечер, улица Обсерватории? Впрочем, вскоре картинка снова ожила, фильм продолжился, оказалось, что все логично и просто. В тот вечер она впервые шла к профессору Ферну. Они сели на метро в Отёе и доехали до станции Монпарнас-Бьенвеню. Опять-таки в час пик. Поэтому остаток пути решили пройти пешком. До назначенного часа оставалось еще много времени, они вышли заранее. Он запутался во временах года. Скорее всего, зима еще не кончилась, поскольку Маргарет была у профессора вскоре после недолгой работы в филиале, на улице Радзивилл. Тем не менее сейчас, с расстояния в сорок лет, Босмансу казалось, что они шли мимо весенних или летних деревьев в сквере. Кроны смыкались зеленым сводом у них над головой. Маргарет предложила:
— Ты можешь пойти со мной.
Но он счел, что их совместное появление будет выглядеть несолидно. Нет, он лучше подождет ее на другой стороне улицы, напротив дома, где проживает этот профессор Ферн. Босманс окинул взглядом фасад. На каком этаже квартира профессора? Несомненно, вон там, где ряд освещенных балконных дверей. Облокотившись об ограду сквера, он размышлял, что с этого вечера, вполне возможно, ход их жизни изменится. Все здесь дышало покоем, навевало умиротворение: листва деревьев, тихая улица, дом с лепными львиными мордами над воротами. Львы-часовые, казалось, задумчиво разглядывали Босманса. Одна из балконных дверей приоткрылась, и послышались звуки рояля.
Наконец она вышла и сообщила ему, что все улажено. Они договорились с женой профессора. Маргарет будет сидеть с детьми не постоянно, а только три раза в неделю. Жена профессора объяснила, что нанимает ее не в качестве гувернантки. Нет. Скорее, она будет работать няней на всем готовом, с той только разницей, что не обязана ночевать у них.
Тогда он пригласил ее посмотреть, как он живет на улице Од, на окраине Четырнадцатого округа. Они не стали спускаться в метро. Пошли по длинной улице мимо монастырей и богаделен, мимо Обсерватории; Босманс представил, как в полумраке, в безмолвии ученые смотрят в телескоп на звезды. Возможно, и профессор Ферн среди них. Какими науками он занимается? Маргарет не знала. Заметила только обширную библиотеку у них в квартире и светлую деревянную лесенку, чтобы доставать тома с верхних полок. Все книги в добротных переплетах, старинные, как ей показалось.
В день, когда ей сообщили, что профессор Ферн ждет ее, Босманс встречал Маргарет после работы раньше обычного. Она должна была еще успеть в контору по найму Стейварта, в пригороде Сент-Оноре, чтобы получить там адрес профессора, а также узнать, какого числа и в какое время ей следует явиться к нему.
В конторе им навстречу поднялся блондин с маленькими голубыми глазками, — Босманс подумал: уж не мсье ли Стейварт перед ними собственной персоной? Блондин ничуть не удивился присутствию Босманса и вежливо предложил им сесть в кожаные кресла напротив его стола.
— Вот и для вас наконец нашлась работа, — обратился он к Маргарет. — Нельзя сказать, чтобы моментально…
Босманс догадался, что она обратилась в контору по найму Стейварта задолго до того, как устроилась в «И. о. Ришелье».
— Очень жаль, — заметил блондин, — что господин Багериан, у которого вы работали в Швейцарии, не дал вам рекомендательного письма.
— У меня не сохранилось его адреса, — ответила Маргарет.
Блондин достал из папки листок и положил его перед собой. Босманс заметил в верхнем углу фотографию, как на удостоверении личности. Блондин нашел на столе почтовую бумагу со штампом конторы Стейварта. И начал списывать данные с листка. Оторвался от записей, недовольно поморщился.
— Вы действительно родились в Берлине, в округе Райникендорф?
На немецком названии он запнулся. Маргарет слегка покраснела.
— Да.
— Вы немка по национальности?
Везде постоянно один и тот же вопрос. Она молчала. Потом проговорила отчетливо:
— Не совсем.
Он продолжал прилежно списывать данные. Словно школьник, делающий уроки. Босманс и Маргарет переглянулись. Затем он сложил почтовую бумагу пополам и сунул ее в конверт, тоже со штампом конторы Стейварта.
— Передадите это профессору Ферну. Он протянул конверт Маргарет.
— Надеюсь, ваши обязанности не будут слишком утомительными. У профессора всего двое детей одиннадцати-двенадцати лет.
Маленькие голубые глазки впились в Босманса.
— А вы? Тоже ищете работу?
Босманс, сам не зная почему, ответил: «Да». Иногда он был страшен в гневе, но зачастую, не желая противоречить собеседнику, не решался отклонить самые неожиданные нелепые предложения.
