Дмитрий Бавильский - Сделано в ССССР Роман с китайцем
– А чем тебе мой коммунизм плох?
– Да ничем. Да… Это… Завидно просто.
– Это хорошо, что призналась. Хоть одна… Завидуйте мне, подруженьки, завидуйте, мне это, ох, как нравится. Я этого, ох, как заслуживаю…
26.Возгласы одобрения прервались, так как в зал внесли огромное круглое блюдо, на котором кольцом изображались все знаки зодиака. На фундаменте каждого созвездия располагались соответствующие астрологическому прообразу яства. Над Овном – овечий горох, над
Тельцом – кусочки говядины, над Близнецами – почки и тестикулы, над
Раком – вареные раки, над Львом – африканские фиги и кусочки вяленых бананов, над Девой – запеченные в йогурте цыплячьи грудки, над
Весами – зеленые оливки, начиненные анчоусами, лимонами и прочими приправами, тут же – огромные бочковые маслины (любимое лакомство
Гагарина), над Скорпионом – "дары моря" и мелкая жареная рыбешка в стиле харчевни "Три пескаря", над Стрельцом – маринованный лупоглаз, над Козерогом – вяленое мясо горного козла, привезенное из
Каталонии, над Рыбами – тонкая нарезка соленой рыбы самых дорогих сортов.
И только место Водолея оказалось свободным и блистало, отражая лампы электрического света. Блюдо несли сразу несколько молодых эфиопов, рядом семенил маленький кореец с хлебом на серебряном противне.
Эффект превзошел ожидания гостей. На несколько мгновений в зале повисла тишина, которую нарушил хозяин. Гагарин улыбнулся и тихо, себе под нос, сказал всего пару слов.
– Прошу приступить к обеду.
И тут началась музыка ("Виртуозы барокко" на этот раз играли без солистки, гордо восседавшей рядом с Самохиным и демонстративно не замечающей Королева с его выскочкой), и тут началась уже совершенно бессовестная обжираловка, убившая беседу на корню. Все углубились в изучение звездного каталога, вкушая и выпивая, покуда хватило сил.
Олег ел мало. Он еще не совсем оправился от болезни. Слабость и меланхолия. Всякая тварь, даже уверенная в собственной сверхчеловечности, грустна после исполнения давно предвкушаемых желаний.
27.Постепенно, пару дней спустя, честная компания выработала стиль жизни, легкий и необременительный. Вставали поздно, завтракали порознь, потом разбредались по берегу. Гагарин все это время
"работал с документами". Уединившись в тайной комнате, Олег просматривал накопившиеся видеопленки, смеялся и потирал руки, если удавалось услышать что-нибудь особенно интересное. Хотелось наткнуться на следы заговора, фронды. Хотелось, чтобы в неблагодарном сообществе зрели недовольство и непокорность.
Воображение уже раскидывало ветвистые фантазии: вот он накрывает заговорщиков, милостиво прощает их, дарует им свободу, требуя убраться с глаз долой, лишиться его благодетельств (что, в этом лучшем из миров, может вообще оказаться страшнее?!) и остаться один на один с одинокой и несовершенной своей судьбой.
Но гости и родня выказывали высшую степень приязни и законопослушности. А если и ворчали, то, скорее, из недостатков воспитания или имиджевых соображений (актриса Таня оркестрантам на завтраке (обходя шведский стол): "Я сюда не просилась, очень уж просили, попросили, я и приехала, не то, чтобы мне это очень уж нужно было…")
Мама настраивала Эммануэля на лесть и выгоду.
– А ты подойди к дяде Олежику, попроси у него оплатить учебу в Англии.
Почему в Англии, она и сама не очень понимала.
Садовник Гоша Антонов и Женя, его товарищ, освобожденный из сизо, всеми днями торчали на берегу, ловили рыбу, купались, загорели до шоколадного состояния, пожалуй, самые беззаботные из гостей, увлеченные друг другом и не претендующие ни на власть, ни на влияние. В комнату, где Шабуров установил наблюдение, возвращались заполночь, валились в общую кровать (сдвинули, сорванцы) и вытворяли там… Молча… Олег включал ускоренную перемотку, фыркал.
Сильно хотелось разобрать оцифрованные архивы наблюдения за Даной, накопленные за последние полтора, что ли, года, но Гагарин, честно говоря, боялся. Ему одного разговора про "из князи в грязи" хватило.
Хотя он давно ожидал услышать нечто подобное, был готов к
"разоблачениям", но одно дело умом понимать неизбежность раскрытия тайны, и совсем иное – участвовать в процессе разоблачения.
С Даной у них были разные спальни. Они, конечно, встречались ежевечерне и проводили время вместе, но потом Дана уплывала "к себе" на "женскую половину", а Олег и не сопротивлялся, бесшумно (хотя кто его услышит?) поднимался и закрывался в "кабинете раздумий".
Смотрел, как Дана смывает макияж, раздевается, слушал ее разговоры по телефону, бессмысленные перещелкивания телевизора, и тогда где-то внутри поднималась, закипала волна нежности. Один раз даже не выдержал, побежал на "женскую половину", впился долгим поцелуем и повалил на шелковые простыни. Дана молчала и только хлопала большими глазами, в которых зарождалась ответная страсть.
Чувства их, освобожденные от городской суеты и посторонних людей, переживали новый подъем. Хотя, честно говоря, Гагарин держался настороже и не расслаблялся, понимая, что грядет важный для них обоих разговор.
Дана, кажется, тоже понимала, но тянула, не провоцировала Олега на откровения и старалась избегать двусмысленных ситуаций и намеков. Их обоих устраивала промежуточность, нужно было нарастить новую, экологически чистую кожу, свободную от советских предрассудков. Куда торопиться, если торопиться некуда, остров – он и в Юго-Западной
Азии остров, тем более что с этой подводной лодки убежать можно только по воздуху.
28.Вечерами вели разговоры в главной зале. Ленивые и необязательные.
Иногда, устав пялиться в мониторы до рези в глазах, Олег спускался и вступал в дискуссии о смысле жизни или геополитических раскладах современности. Дни походили друг на друга, как покупные пельмени из картонной коробки. Кстати, иногда Гагарин заказывал на кухне пельмени с экзотическими начинками, и каждый раз Аки со товарищи придумывали изысканные и изощренные варианты. Если бы не ежедневные прогулки и заплывы в море, Олег бы растолстел. Но ему важно держать форму. Особенно теперь, когда сорок и жизнь только-только начинается.
Темнело мгновенно, океан, оставаясь без присмотра, отбивался от рук, шумел, шкворчал, ничего более не отражая. Олег полюбил сидеть на берегу и слушать тиканье волн. Олег полюбил бродить по берегу, все хотел обойти остров по периметру, но никак не получалось. Каждый день он открывал новые места, мечтая "осуществить полное слияние с природой". Раньше чужие ландшафты манили его с глянцевых страниц настенных календарей, теперь, приближаясь к чужой природе вплотную, погружаясь в ее теплый, парной воздух, Гагарин спотыкался о подробности. Все оказалось не совсем так, как он думал. И так, и одновременно не так.
– Ну, это с непривычки, – бубнил он под нос, задумчиво курил и начинал подниматься в особняк.
Старое здание, легкое, как японская пагода, но уютное. Его манила гора, торчащая посредине острова (наверху расположилась бетонная взлетная площадка), но пока не получалось забраться наверх. Не складывалось. Он загадал, что поднимется туда с Даной.
Дана занималась гостями, симулировала активную деятельность, так как основной груз проблем лежал на китайце и его помощниках. Нагулявшись вдоволь, Олег запирался в тайном кабинете и отсматривал дневной улов. (50) Радовался. Если бы не эти бесконечные видеосъемки, чем бы он мог здесь заниматься? Писать? Учить иностранные языки?
Писателя из него не вышло, хотя блокнот, подаренный Мамонтовой,
Гагарин использовал по назначению, исписал его вдоль и поперек фантазиями и желаниями – чем не литература?! Оставалось несколько незаполненных страниц, и Олег твердо решил передать талисман в надежные руки.
(50) Аппетиты росли. Таня мучила Самохина требованием пригласить для записи Ростроповича ("сколько бы это ни стоило, все равно не мы платим… ну, или, на худой конец, Гергиева, хотя Гергиеву плохо дается барочный репертуар, вот если бы я пела Прокофьева или
Вагнера…"), Катя думала о собственном маленьком камерном театрике с помещением где-нибудь в центре, "ну, к примеру, в горсаду, рядом с кафе "111", ибо… ибо у меня масса концептуальных идей, осуществлять вот только некому…".
Чужие дрязги скоро надоели, одно и то же, человеческая природа неизменчива. Ничего нового, можно подумать, Олег раньше не знал, не видел в первой реанимации, насколько жалок человек, мелок и неинтересен. Много знаешь – плохо спишь, вот и Олег стал мучиться ночами, крутиться с боку на бок: лениться он не мог, не умел, запланированное слияние с природой давалось с трудом – хоть особенное желание в блокнотик записывай.
Однажды, когда не спал до утра, позвонил Аки, заказав аппарат для глубоководного погружения, мальчику приятное сделать. Самому радоваться не получается, так ребенку будет хорошо. Тем более что мать его смотрела на него влажными, просящими глазами, словно нищенка, просящая подаяния, постоянно попадалась на глаза, застывала, пока Олег не кивал, мол, разомри, несчастная.
