Дмитрий Бавильский - Сделано в ССССР Роман с китайцем

Но виртуозка его не унимается.

– Ох, чувствует мое сердце, добром это не кончится. Ты бы, Самохин… это…

– Ну, что, Таня, что? Что я должен сделать?

– Как что? Ты что, не понимаешь? У тебя же есть рычаги влияния на хозяина… Вот и употреби их в полной мере.

– Таня, ну о чем ты, ну о чем? Какие рычаги? Олег сам принимает решения, он всегда таким был, а теперь и подавно.

– Но ты же близок ему, вхож, вот и используй это по полной программе.

– Таня, как использовать? Манипулировать им? Я этого не люблю, не понимаю и не приемлю. И потом… Как ты вообще себе это представляешь?

Вот подхожу я к Олегу – и что? В глаза ему заглядываю и говорю, мол,

Олежка, извини, конечно, но моя Татьяна считает, что Катя хочет ее от оркестра отодвинуть, а нам надо пластинку записать, да еще не одну?

– Вот именно, так и скажи. Иногда нужно и в глаза заглянуть, и подмахнуть, если надо. Я вам пишу, чего же боле, что я могу еще сказать – ну и дальше в этом же духе.

– Ох, Таня, на что же ты меня подбиваешь? Олег же друг мне, понимаешь? Друг давнишний, а между друзьями нельзя так.

– Какой он тебе друг, посмотри, у него денег сколько? Разве могут быть друзьями "тонкий" и "толстый"…

– Да и как я к нему подойду, ведь болеет он, лежит без памяти.

– Это он сейчас лежит, а потом, как оклемается, ты должен первым у его ложа оказаться. Понимаешь? Так что, можно сказать, я тебе на будущее ценное указание даю…

Ночная кукушка всегда перекукует – это Олег хорошо знает. И когда, чуть позже, Миша Самохин придет к нему с виноватым (виноватее некуда) видом, он не станет парня мучить, скажет ему, что поможет.

Чем только сможет. Вот и вы, если что, обращайтесь.

А в соседней комнате симметричная картинка – брат Королев, в богатырский свой, былинный рост, лежит в постели, на нем сидит Катя.

Только что кончили. Но Катя не унимается.

– Ты подумай, какая цаца, классический репертуар, классический репертуар… – кривляет она понятно кого (все-таки на актерском отделении училась). – Так мы ей и поверили.

– Катька, опять ты к своим баранам…

– Не опять, а снова, Королев, я же не виновата, что ты такой рохля и ничего сделать не можешь…

– Интересно, Катерина, как бы ты на этот остров-то попала. Если бы не мое чудесное вмешательство, так бы и стояла сейчас на площади трех вокзалов…

– А ты мне моим прошлым не тычь, я же тебе твоим прошлым не тычу… Я помню, как ты приполз ко мне, умолял меня выйти за тебя.

– Ну так как, выйдешь?

– Я еще подумаю. Посмотрю на твое поведение. Иначе зачем мне такой рохля, который даже с братом справиться не можешь. Смотри, как его косоглазиха им рулит, любо дорого посмотреть. Только ты такой… Ни к чему не годный… Любовничек.

– Катя, но я бы попросил…

– Ах, отчего люди не летают? Улетела бы с этого постылого острова.

– Да чем же он тебе опостылеть успел? И когда?

– Да тогда. Заманил меня в золотую клетку, где все первые места уже разобраны. А мне опять в подтанцовке? Снова в массовке жизнь проводить?

– Что ж тогда соглашалась?

– Да из-за тебя, дурака, поехала. Думала, что ты человек, а ты…

– И что мне теперь сделать-то для тебя, чтобы любовь доказать. Со скалы в море?

– Со скалы не нужно. А лучше сходи к Гагарину и заяви ему мою волю, мол, оркестр пополам, косоглазая вечером репетирует, а я утром. И это – как минимум. Как минимум!

– Ох, еще пуще старуха взбеленилась, помнишь, сказку? Чем все закончилось?

– Ну, мы-то, слава богу, не в сказке живем, а в самой что ни на есть натуральной реальности. Поэтому пойди и скажи своему Олегу, что ты тоже право на оркестр имеешь.

– Не до меня ему сейчас, не знаешь, что ли?

– А меня не волнует – до тебя ему или не до тебя, вынь да положь…

Ох, ломает парня, ох как ломает, изумляется Олег, чувствуя прилив тайного наслаждения. И ведь сломает. Так что снова помогать придется. Бесконечная история какая-то.

А потом они за одним столом встречаются и говорят друг другу приятности. Как воспитанные, истинно светские личности.

Аки говорит по-телефону: калы-балды-чекалды, хрен поймешь, вот хитрый китаец, совершенно не догадаешься, что у него на уме. Олег пару часов наблюдал за ним – ничего противозаконного, когда один в комнате, если не считать арфистки Мелкиной, заглянувшей на огонек.

Но – взрослые люди, вполне имеют право на лево. А когда один – то молчит, а если говорит по телефону – то хрен пойми о чем, или заговор обсуждает, или о поставках свежей рыбы договаривается.

А у Даны – сессия воспоминаний. Про детство. Одна из подружек подкинула тему – песенники, которые обязательно вела каждая советская девушка; девичьи альбомы с сердечками, виршами, а главное, текстами песен про любовь. Большую и чистую.

– Ты не достойна восхищенья,

Ты не достойна даже взгляда

И, милая, прости мне это -

Ты не достойна даже яда – писали мы "слова народные", искренне веря в собственную инфернальность.

– Ага, и точно бы глядя на себя сторонним, мужеским взглядом…

– Очень уж любви хотелось.

– Когда срываешь розу,

Смотри не уколись,

Когда полюбишь мальчика,

Смотри, не обманись…

(А Олег думает – Когда полюбишь девочку… не обманись, да. Главное – не обмануться.)

– Ну, не только. Дружбы тоже, – сказала Дана и закатила глаза. -

Роза вянет от мороза, роза вянет от тепла, а моя подруга Роза не завянет никогда.

Товарки стали вспоминать, перебивая друг друга.

– Желаю с лестницы свалиться,

Желаю выпрыгнуть в окно,

Желаю в мальчика влюбиться,

Не в пятерых, а в одного.

– Сердце разбито, капает кровь,

Вот до чего доводит любовь.

– 17 звездочек на небе,

12 месяцев в году,

15 мальчиков я знаю,

Но только одного люблю… – выкрикивает Дана, а Олег думает: снова цифры?!

– И ведь на полном серьезе все это писалось. Думалось и писалось.

– Девочки, а еще помните, как мы ведь пытались иностранные песни русскими буквами писать? Ну, там, "Варвара тянет кур…" из "Bony M"…

Основывались на созвучиях.

– Не кур она тянула, а слово из трех букв…

– Да?

– Да, я была уверена, что Патриция Кац поет, мол, эй, туфли забери…

– И у нее же была фраза о том, что "Лизонькин па (то есть папа) – майор…"

Все смеются.

– Ну, про "говно" в песенке Queen все помнят? И как "King krimson" верещал "Козлы, козлы, козлы…" (изображает)

– Все!

– А Лайза Минелли, как сейчас помню, пела песенку про Ленинград.

Точнее, звучало как "Ленинграф", ну, казалось, что это совмещение

"Ленинграда" и "Петергофа".

– Нет, она пела не про город, она же пела "Ленин – граф", утверждала, так сказать, его дворянское происхождение!

– Ну, может быть.

Все смеются.

– Вот такими пытливыми и внимательными были советские дети. Ловили информацию про свободу буквально из воздуха.

– А у меня с этими созвучиями была такая история. Я очень любила песню "Маэстро" Аллы Пугачевой, "вы, в восьмом ряду, в восьмом ряду, меня узнайте мой маэстро…", ну и записала ее на слух в песенник.

– Ох, хорошая была песня. Правильная. Жизненная такая. Я как совок вспоминать начинаю, так сразу пугачевские песенки из извилин лезут.

Вся, можно сказать, моя жизнь. Как без нее, родимой. А история-то в чем?

Олег высокомерно подумал, что единственная песня, которую он записал бы в свой персональный песенник, – это тот самый опус Бьорк, с которого у него "новая жизнь" началась.

– А потом моя двоюродная сестра Наташка Мамонтова, правильная такая и грамотная девушка, спрашивает у меня недоуменно – что это за

"мамряду" такая.

– Мамряду, а это что? Что это?

– Ну, я же на слух писала, "вы в восьмом ряду, в восьмом ряду…" Вот мне и померещилась эта самая "мамряду".

Все смеются.

– А ты сама-то как это "мамряду" для себя расшифровывала?

– Ну, я-то была просто уверена, что это такая особая, можно сказать, высшая стадия любви… О которой только в песнях и поется…

– Ага, клятва – ветер,

Дружба – смех,

Любовь – игрушка,

Но не для всех…

Наконец, вышел к людям, Король Ясно Солнышко, спустился по лестнице, ведущей на пляж, застукал общественность врасплох. Искренне рады, так как никому плохого не хотел, не желал, не делал. Если есть зависть – твои проблемы, воспитывай внутренний мир. Хотя хочется искренности. Которой нет.

– Я понял, в сорок лет жизнь только начинается… – процитировал героиню классического советского фильма. Устало улыбнулся. Почему вдруг устало? Ведь все только начинается. Привычная маска всезнающего человека. Альфа-самца. Спишем на болезнь: болеть устал.

Мысли, мгновенно вспыхивающие в голове, проносятся вихрем, удивляешься тому, что по-прежнему маскируешься. Ищешь защиты. Зачем защищаться? От кого? Ведь ты тут главный. Остатки прошлого? Прошлой жизни? Пережитки и инстинкты. Безусловные советские рефлексы.