Рышард Клысь - «Какаду»
— А при чем тут это? — спрашивает Грозный.
— А при том. Один дуралей придумал этот плакат, а другой дуралей при виде его смертельно обиделся.
— Ну-ну! — вставляет Грозный. — Полегче!..
— Ты же знаешь, я всегда был такой. Похоже, таким и останусь. Что на уме, то и на языке.
— Это верно…
— В семье можно поссориться. Можно даже подраться. Это иногда случается. Но чтобы из-за свары поджигать свой собственный дом?
— Черт побери! Ты меня не агитируй, Яр.
— Еще не поздно, Грозный, — говорит капитан. — С этого пути еще можно свернуть.
— Скажи об этом своим недоделанным политикам.
— Ладно. Попробую им это сказать, — говорит капитан. — Если смогу. Ежели этот подонок сегодня меня не прикончит.
Фабиан заливается смехом. Грозный берет офицера под руку и ведет в корчму.
Между тем шум в корчме все нарастает. Люди Грозного впервые за этот день получают горячую еду. Две девушки разносят на подносах тарелки, доверху наполненные дымящейся тушеной капустой с колбасой. На столах навалены груды нарезанного толстыми ломтями черного хлеба. Изголодавшиеся мужчины буквально набрасываются на принесенную пищу. Они едят, громко жуя и чавкая, целиком поглощенные едой.
Англичане наблюдают за происходящим с невозмутимым и высокомерным превосходством.
— It is very interesting[31], — замечает спустя какое-то время толстяк.
Другой кисло морщится.
— Pigs[32], — цедит он сквозь зубы с презрением.
Толстяк утвердительно кивает головой. Он смотрит в эту минуту на умильно осклабившегося корчмаря, который, пробираясь между тесными столиками, медленно приближается к ним с блюдом жареных цыплят. На полпути он вдруг остолбенело замирает, вытаращив глаза на входящих в корчму советских офицеров.
Англичане обмениваются короткими взглядами.
— Amazing, — констатирует вновь худой ледяным тоном.
— Oh, yes, — соглашается толстяк.
За советскими офицерами в зал входит помятый и окровавленный Яр, группу замыкают Грозный и Фабиан.
За столиками словно по мановению волшебной палочки наступает тишина. Офицеры озадаченно мнутся на месте. Наступившую в корчме пронзительную тишину нарушает лишь тяжелое громыханье подкованных сапог Фабиана, который с радостной миной устремляется к столику англичан.
— О боже! — раздается вдруг хриплый возглас из глубины зала. — На обед снова будут русские вареники!
Зал сотрясает короткий взрыв хохота. Офицеры выжидающе поглядывают на Грозного: тот берет со стойки бутылку водки и идет к ним, кивая рукой на столик, за которым сидят англичане. Офицеры молча направляются к указанному столику.
Яр смотрит на окровавленные руки, потом переносит взгляд на Грозного.
— Могу я умыться? — спрашивает он неуверенно.
— А то как же, — говорит Грозный и, обращаясь к приближающемуся корчмарю, бросает коротко: — Таз с водой. Живо!
— Слушаюсь. Один момент, пан комендант!
Корчмарь оставляет на стойке блюдо с цыплятами и торопливо удаляется. Грозный кидает взгляд в сторону англичан. Замечает, как при виде советских офицеров оба встают с места. С их лиц совершенно исчезает прежнее высокомерие. Они сейчас вежливо улыбаются. Что-то говорят. Показывают на свободные места за столиком. Словом, полный Версаль.
На лицо Грозного набегает невеселая улыбка. Корчмарь ставит на табуретку таз с водой. Яр смывает над тазом кровь с лица и рук. Поглядывая с опаской на Фабиана, с ненавистью и презрением в голосе интересуется:
— Где ты, дьявол тебя побери, отыскал этого ублюдка?
— Нигде, — спокойно объясняет Грозный. — Этот ублюдок сам ко мне привязался…
— И много у тебя таких головорезов?
— Еще не знаю. Может, еще несколько. Но, наверно, скоро буду знать точно…
— Тогда поторопись, Грозный… — говорил Яр с невеселой миной. — Пока не поздно…
Грозный глядит на Яра с иронией.
— Что «не поздно»?
— Вернуться к нормальной жизни. Покончить с этим.
— Нет, Яр. Не верится мне, что в этой стране я смогу еще жить нормально, — мрачно говорит Грозный. — И не собираюсь ни перед кем извиняться за то, что еще живу…
Яр бросает на стойку полотенце. Смотрит внимательно на Грозного. Наконец спрашивает:
— Что ты намерен с нами сделать?
— Еще не знаю, — отвечает Грозный с вызывающей усмешкой. — А что бы ты со мной сделал, попадись я в твои руки?
Яр на мгновение задумывается.
— Наверно, для начала я бы тебя обезоружил, — заявляет он после короткого раздумья. — А потом посадил на какое-то время в кутузку. Для твоего же собственного блага. Дал бы тебе время остыть и продумать спокойно некоторые вещи…
Грозный смеется.
— Хвалю, — говорит он с признательностью. — Это по мне. По крайней мере все ясно. Значит, посадишь меня за решетку…
— Только при условии, если попадешься в мои руки так же глупо, как я сегодня в твои, — добавляет Яр. — Но ты можешь явиться с повинной. И это для тебя единственный выход.
Грозный с сомнением качает головой.
— Жаль, что наши дороги так разошлись, — замечает он с горькой усмешкой. — А ведь еще совсем недавно мы прекрасно ладили.
— Потому что у нас был общий враг.
— Да, — с готовностью соглашается Грозный и добавляет — В сущности, я тебя должен расстрелять. Но, пожалуй, не сделаю этого. Потому что, насколько знаю жизнь, твоя шальная голова и так тебя погубит.
Яр улыбается с явным облегчением.
— Возможно, — соглашается он задумчиво. — И, возможно, я совсем не буду жалеть об этом.
— Пойдем, — говорит Грозный, беря его под руку. — Выпьем за эту несуразную встречу. Как бы там ни было, не могу же я так сразу с тобой раздружиться. Ты, проклятый «Аловец»[33]…
Яр согласно кивает головой.
— Ладно. Выпью с тобой. Мне тебя очень жаль. Ты, проклятый «Аковец»[34]…
Оба подходят к стойке. Грозный достает бутылку и наливает два стакана водки. Яр настороженно разглядывает зал.
— Это есть very good, — ораторствует за столиком Фабиан, пододвигая в сторону англичан наполненные едой блюда. — Цыпленок primal Жареный. Свежий. Он good. Очень вкусно. Лопайте…
Толстяк с напряжением морщит лоб. Мучительно думает. Наконец выговаривает по слогам с видимым усилием:
— Лопай-те. Что это значит?
— Кушать цыпленок, — расхваливает Фабиан. — Мясо prima сорт. Очень good. Кушать мясо…
— Oh, yes! — радуется толстяк. — Лопайте — значит кушать! Я карашо теперь понимать пан.
Советский полковник, собираясь стряхнуть с сигареты пепел, протягивает руку к единственной на этом столике пепельнице и пододвигает поближе к себе. Фабиан вырывает ее у него из-под носа и со злостью переставляет к англичанину. Худой с неодобрением взирает на Фабиана, потом переводит взгляд на полковника и говорит с любезной улыбкой:
— I’m sorry[35].
— Ничего, ничего, — говорит полковник.
Англичанин передвигает пепельницу обратно к полковнику.
— Thank you very much[36], - отзывается лейтенант.
— You speak English?[37] — пораженно спрашивает худой.
— Yes, — коротко отвечает лейтенант. — Of course…[38]
— Very well, — вставляет толстяк. — What a surprise![39]
Полковник выжидающе смотрит на лейтенанта:
— Что он говорит?
— Он очень рад, что я понимаю английский язык, — объясняет лейтенант.
— Ну, хорошо, — бормочет полковник.
— Oh, yes! Карашо! Карашо! — радуется толстяк. — Панимаю!
— Ешь! — просит Марта Кордиана. — Еще хоть две ложечки бульона проглоти.
— Нет, — говорит юноша. — Не могу.
Марта беспомощно поглядывает на Рена.
— А может, огурчика попробуешь? — спрашивает с надеждой Рен. — Я принес тебе целую миску.
— Ну ладно, — соглашается устало юноша. — Попробую. Одно беспокойство вам со мною…
Рен берет стоящую на письменном столе миску. Марта ставит на другой стул тарелку с бульоном, выбирает огурец и с улыбкой подает его Кордиану.
— Красивый, — говорит она. — Сочный.
Юноша нехотя надкусывает. По его подбородку течет сок. Вдруг он перестает жевать. Из-за окна доносится глухой рокот приближающегося автобуса. Рен бросает короткий взгляд на Кордиана и быстро подходит к окну. На площадь вползает автобус, старый заслуженный драндулет, останавливается в облаке пыли по знаку поднятого Вятром жезла. Из автобуса вылезает единственный находившийся в нем пассажир. Вятр подходит к водителю и что-то ему объясняет, нарочно не обращая внимания на одинокого пассажира. Это представительный мужчина среднего возраста, одетый по-городскому в темно-синий костюм. На голове у него фуражка, а в руке солидного размера чемодан.
