Барбара Вайн - Черный мотылек
— А! — отозвался Стивен.
— В прошлом июле.
— Вот как. Ну, что ж. Очень жаль. Сочувствую. Сколько лет ему было?
— Семьдесят один.
— Глупый вопрос. Он на одиннадцать лет старше меня.
— Это случилось неожиданно. Ему собирались делать шунтирование, и тут он умер.
— Проходите, — кивнул он. — Садитесь.
Сара опустилась на диван. На подлокотнике громоздилась стопка книг, на сиденье лежала «Гардиан» и еще какая-то газета левого крыла.
— Как к вам обращаться? — спросила Сара.
— Только не «мистер Райан». И не «дядя». Боже упаси. — Он широко улыбнулся. — Друзья зовут меня «Стефан». Так меня называла жена, она была полячка.
Человек, которого представляла Сара — нечто среднее между Джоан Тэйг и Фредериком Киприаном, — попросил бы называть его «дядюшка Стив».
— Я Сара. Вы уже знаете. Но я не миссис Кэндлесс…
Она заколебалась. Напротив нее вдоль стены тянулись стеллажи с книгами. Сара отвернулась, поборов соблазн найти обложку с черным мотыльком. Она чувствовала, что, в отличие от Тэйгов, этот человек слышал псевдоним отца.
— Я Сара Кэндлесс, — повторила она. — Мой отец — ваш брат, Джеральд Кэндлесс.
— Как писатель? Он взял имя в честь него?
— Он и есть этот писатель.
Стефан резко втянул воздух и пробормотал:
— Господи. Тот романист? Джеральд Кэндлесс?
— Да.
— Джеральд Кэндлесс — мой брат?
— Да.
Он поднялся, подошел к окну, затем обернулся:
— Невероятно.
— Не спорю.
— Я читал его книги. Почти все собрал. Правда, в мягкой обложке. Погодите-ка, погодите. Поразительно. Моя дочь защитила магистерскую диссертацию по его творчеству.
— Отец был бы счастлив узнать об этом.
— Но как так? Каким образом Джон Райан превратился в Джеральда Кэндлесса?
— Надеюсь, это вы мне объясните, — и Сара рассказала ему все, что знала. — Теперь ваша очередь.
— Давайте, я налью нам по стаканчику. А позже сходим поужинать, если вы не против. Но сперва — семейная история.
Он надолго отлучился. Откупорить бутылку вина и поставить бокалы на поднос — намного быстрее. За это время Сара прочла статью в «Нью Стейтсмен», прошлась вдоль стеллажей. Нужно было подбросить угля в огонь, но Сара в жизни не топила камин. Странно, ведь ее дед трубочист. Возле очага лежали поленья. Женщина неуверенно подняла одно, потом второе и положила на угасающие угли. Стефан вернулся как раз тогда, когда огонь снова занялся.
— Извините. Мне нужно было побыть одному. Надеюсь, вы понимаете.
— Конечно.
— Я думал о нем, — пояснил Стефан. — И о том, что могу вам рассказать. Давайте, налью вина.
Он выключил верхний свет, оставив только бра над столом. По комнате разливалось золотистое приглушенное сияние, и все равно Сара старалась не глядеть на человека, столь похожего на Джеральда.
— Отец умер, когда я был еще маленьким, — начал Стефан. — От туберкулеза. Похоже, угольная пыль повредила легкие, хотя врачи это отрицали. Ума не приложу, как мама со всем справлялась. Одна, с шестью детьми, старшему из них тринадцать. Она была католичкой, и мы воспитывались в вере. Ваш отец был алтарным служкой. Удивительно, что у родителей нас было всего шесть. Мы снимали дом, скорее лачугу. Мама подрабатывала уборщицей, на это мы и жили. Разумеется, сам я ничего не помню, мне рассказывали братья и мать. Кода мы вели себя плохо, она любила повторять — в шутку, конечно, — что сейчас наденет шляпу, пойдет и утопится в Оруэлле. Так называлась местная речка. А когда отец умер, то и впрямь хотела наложить на себя руки — ей казалось, Господь наказал ее за глупые угрозы. Бедная мама была очень набожной. Разумеется, ничего такого она не сделала — ей приходилось кормить шестерых детей.
— А Кэндлессов вы помните? — спросила Сара.
— Даже не знаю, кто это.
— В Ипсвиче жила семья Кэндлессов. Мой дед, — она впервые улыбнулась, произнося это слово, — чистил у них трубы. Припоминаете?
Стивен покачал головой:
— Джон взял их фамилию?
— Их сын, ровесник отца, умер в детстве.
Стефан призадумался:
— Вот как.
— Расскажите, Стефан, — теперь, когда Сара произнесла имя вслух, оно уже не казалось таким нелепым. — Как вы приехали в Лондон?
— Родственник матери позвал ее к себе. Правда, в основном он общался с ее сестрой.
— С Кэтрин О'Дрида?
— Вы хорошо осведомлены, — усмехнулся Стефан. — Тетя Кэтрин рассказала ему о положении сестры, и он предложил матери переехать к нему со всеми детьми. Думаю, из христианского милосердия и по доброте душевной. Он был хороший человек, только очень строгий и замкнутый. Еще он слишком носился со своей добродетелью, хотя тогда я этого, разумеется, не понимал. Звали его Джозеф. Мы, дети, называли его «дядя Джозеф». Бездетный вдовец. Наверное, не стоило говорить, что он носился со своей добродетелью, впрочем, сказанного не воротишь. Хотя если бы не он, Джон бы не учился в школе в Лондоне, а пошел работать в четырнадцать, а мы бы и вовсе остались без образования. Дядя нас спас.
— Вы переехали перед войной?
— Да, за несколько недель до Второй мировой. Лейтон, конечно, далеко от центра, но его тоже бомбили. Троих братьев и старшую сестру эвакуировали, вывезли загород вместе со школой. Мама, дядя Джозеф, Мэри и я остались в городе. Нам некуда было бежать.
— Лейтон? — переспросила Сара.
— Восточный Лондон. Е10 на карте. Мы жили там, на Гудвин-роуд. Там был наш дом.
Сара молчала, но Стефан словно прочел ее мысли:
— Вы хотите сказать, дом был не наш. Вы не правы. Дядя Джозеф женился на маме. Много лет спустя, уже после его смерти, сестра Маргарет объяснила мне: они обвенчались только потому, что в те времена считалось неприличным, когда неженатые мужчина и женщина живут под одной крышей. Соседи бы начали сплетничать.
— Как это по-викториански, — сказала Сара.
— Что ж, после войны мировоззрение людей изменилось. Не думаю, что мама любила его или он ее — дядю Джозефа трудно любить, хотя он был хорошим человеком.
— Он ваш родственник, но его фамилия не Райан и не О'Дрида. Как же его звали?
— Джозеф Эади. Моя мать в замужестве стала Анной Эади.
Ужинали они в итальянском ресторане недалеко от дома. Стефан сказал владельцу:
— Принесите нам кувшин домашнего белого. У нас праздник.
Заметив свое отражение в зеркале за спиной Стефана, Сара в очередной раз убедилась, что пошла в мать, а Хоуп — в Райанов. Только теперь она обратила внимание на то, как Стефан похож на Хоуп. Мысленно она добавила к его лицу длинные темные кудри, косметику и, конечно же, огромную черную шляпу — и рассмеялась. Стефан вопросительно приподнял изогнутые, как у Хоуп, брови.
— Знаете, моя сестра — ваша точная копия.
— Так, кроме вас, у Джона есть другие дети?
— Только сестра, на два года младше. Она юрист.
Стефан кивнул, погрузившись на миг в какие-то мысли или воспоминания, потом улыбнулся сам себе и посмотрел на Сару. В его взгляде читалось изумление:
— Вы, пожалуй, не поверите, скажете — додумываю, но, когда я читал книги вашего отца, я то и дело натыкался на знакомые вещи, словно списанные с нашей семьи. Разумеется, мне и в голову не приходило, что автор — мой брат. Но именно поэтому мне так нравились его книги. Джеральд Кэндлесс, наверное, мой любимый писатель. Он на многое смотрел так же, как я, писал о людях, похожих на тех, кого я знал. Например, Хлоя Рул из «Пурпура Кассия» — вылитая мать, а Джекоб Мэнли в… забыл название…
— «Глаз на закате».
— Вот именно, в «Глазе на закате». Очень похож на Джозефа. И, конечно же, в самой первой книге, «Центре притяжения», тот парень, который ушел на флот, его имени я тоже не помню…
— Ричард Вебер.
— Точно, Ричард Вебер. Прямо мой брат Джон: тоже служил в Северной Ирландии, потом его отправили на Филиппины, и он думал, что атомная бомба спасла ему жизнь, и терзался угрызениями совести.
— Это мой отец?
— А разве нет?
— Вам лучше знать. Но ведь он приезжал в Плимут, выступал здесь, подписывал книги. Лет двенадцать или пятнадцать назад.
— Помню. Я хотел пойти на его лекцию, но уехал в отпуск с семьей.
— Вы бы его узнали?
Стефан пожал плечами:
— Когда он исчез, мне было четырнадцать. Фотографий его у нас нет — разве что какой-нибудь групповой снимок. За тридцать лет люди сильно меняются — к тому же с чего мне подозревать, что он мой брат? Наверное, я бы уловил сходство, но порой его замечаешь и в случайном прохожем.
Сара пила вино, размышляя, что ей еще садиться за руль и ехать через все графство. Впрочем, об этом пока можно не думать. Принесли еду. Стефан подлил вина.
— Вы… — Сара хотела спросить, любил ли дядя отца, но не смогла, — были к нему привязаны?
Стефан, несмотря на разницу в возрасте, оказался более раскрепощенным:
