Татьяна Воронцова - Морской змей
К этому времени уже стало ясно, что задерживаться ему здесь нет никакого резона. С Джеммой Гальяно он уже побеседовал, причем она показала себя этакой экзальтированной простушкой, занятой только своим загаром, своим маникюром и мыслями о том, как бы поскорее выскочить замуж. С Лизой Шадриной тоже, насколько это оказалось возможным в присутствии ее новоиспеченного мужа. А после того как Морской Змей Торанс продемонстрировал свое умение отвечать на вопросы – минимум информации при кажущейся готовности к сотрудничеству, сжатые формулировки, ноль эмоций, – окончательно убедился в невозможности сделать какие-либо выводы, не прибегая к дополнительному расследованию.
Все трое держатся молодцом, но кое-что в их показаниях явно противоречит здравому смыслу. К этому еще предстоит вернуться. Немного погодя. При условии, что дело не будет закрыто. Хуже всех этот военный ныряльщик, Торанс. Обе кошечки чувствуют себя за ним как за каменной стеной, и, признаться, у них есть для этого все основания. Хладнокровие, наблюдательность, трезвость рассудка – все это плюс неистребимый пафос военного делали его практически неуязвимым для обвинений. К тому же по поводу бывшего – это еще как посмотреть. Элитные подразделения, подобные французской Группе вмешательства, никого из своих людей не считают «бывшими», а этот конкретный специалист до сих пор представляет для них значительный интерес. Они даже не считают, что он вышел в отставку. Для них его нынешнее бездействие – всего лишь долгосрочный отпуск. И они уже однозначно дали понять, что готовы пресечь на корню любые попытки опорочить доброе имя кого-либо из их ветеранов или действующих сотрудников.
– Нам известна ваша репутация, капитан Торанс. – С этого инспектор Стефанидес начал свою речь, этим же теперь и закончил. – И потому мы надеемся, что никакие причины личного характера не помешают вам оказать необходимое содействие правосудию.
– Если вам действительно известна моя репутация, – возразил Венсан с тонкой улыбкой, сделав ударение на слове «действительно», – то вы должны понимать, что мои представления о правосудии в ряде случаев могут существенно отличаться от ваших.
Вместе они дошли до калитки.
– Извините, что пришлось побеспокоить вас, сэр, – вежливо сказал инспектор, пожимая ему руку на прощание. – Всего наилучшего.
– Bon courage [110] , – пробормотал Венсан. – Боюсь, я не очень-то помог вам, инспектор. Но я всего лишь военный. Человек, который привык выполнять приказы.
– О нет, сэр. Вы человек, который привык отдавать приказы.
Стоя на обочине, Венсан провожал глазами полицейский «пассат» до тех пор, пока он не скрылся за поворотом, потом повернулся и не торопясь пошел по тропинке к дому. Взгляд его непроизвольно устремился туда, где когда-то в землю был врыт бордюрный камень, раскроивший череп Максима Колесникова. Теперь на этом месте не осталось даже углубления, которое могло бы привлечь внимание посторонних. Ровный участок земли, зеленая травка... Как будто старый, растрескавшийся камень исчез бог знает куда еще при венецианцах.
Покачав головой, он шепнул «jobard» [111] , взбежал по ступеням и вошел в кухню. Навстречу ему кинулись две перепуганные женщины.
– Венсан, что теперь будет? Мы не сказали ничего лишнего? Мы правильно себя вели? Господи, этот инспектор... такой зануда!
– Дорогая, ты была великолепна! – Он подхватил Лизу на руки и закружил по кухне, напевая голосом фрекен Бок: – Вам, мужчинам, этого не понять!..
– Ты, псих ненормальный! – хохотала Лиза. – Прекрати! Поставь меня на место! Слышишь? Прекрати немедленно!
– Прекратите оба! – взвизгнула Джемма. И дрожащей рукой налила себе «Метаксы». – Лично я испугалась.
– Я тоже, – призналась Лиза.
– И я, – вздохнул Венсан.
– Ты? – Джемма скептически улыбнулась. – Да ты был как удав. Чтоб я так боялась!
Немного успокоившись, они уселись за стол и выпили по рюмочке.
– Так, значит, мы прошли испытание? – без конца повторяла Джемма, на нервной почве опять начиная поглощать шоколад.
Ей вторила Лиза:
– Мы молодцы, да?
По губам Венсана скользнула слабая улыбка, больше похожая на гримасу боли.
– Глупые, глупые зайчишки... Le plus dur reste ? faire [112] .
Через неделю Венсан объявил о скором приезде друга, причем настолько скором, что пришлось в тот же день ехать в аэропорт встречать его. Джемма сердилась: мог бы предупредить заранее! Но Лиза все эти дни подсознательно ждала какого-нибудь сюрприза и потому не очень удивилась, увидев, что из машины вслед за Венсаном выходит не Морис Лантьери, а Анри Легран. Когда она сказала об этом Джемме, та бросила в раковину недомытую тарелку и прилипла к окну. Анри опять был весь в черном, несмотря на то что приехал на курорт. Видимо, тот костюмчик, в котором он щеголял на вечеринке в честь свадьбы своего друга, был единственной приличной вещью в его гардеробе.
Пока он разбирал чемодан и осваивался на новом месте, Лиза и Джемма накрывали на стол. Ужинать было решено в таверне на берегу, а сейчас перекусить на скорую руку – и на пляж.
– Он действительно хотел пустить себе пулю в лоб? – шепотом спросила Джемма, выкладывая на разделочную доску зелень для салата.
– Не знаю. Венсан отказался это обсуждать.
– А тебе как показалось?
– Не знаю, – повторила Лиза. – Он был на взводе, это факт. Но с другой стороны, наглотавшись амфетаминов, всякий почувствует себя на взводе...
Оказавшись на берегу, в бухте у подножия горы Палеокастрица, Анри долго стоял, не снимая с себя одежду, молча глядя на горизонт, жадно вдыхая морской воздух, насыщенный йодом и солью. Венсану пришлось подойти и без церемоний сорвать с него рубашку. После этого Анри очнулся, бросил на песок свои черные джинсы и, искоса глянув на затаивших дыхание девушек, легко взобрался по отвесному склону на каменистый мыс. Безупречная осанка, прекрасно развитая мускулатура... Когда они стояли рядом, то казались близнецами-братьями, только Анри чуть шире в кости. Если он и загорал этим летом, то немного. Венсан по сравнению с ним казался бронзовым, как абориген.
Лиза потянулась за бутылкой воды и тут только заметила, что с Джеммой творится что-то неладное. Она кусала губы, кусала ногти и вообще была сама не своя.
– Эй! – встревоженно окликнула Лиза, дотрагиваясь до ее руки. – Ты в порядке?
– Черт, я пропала, – выпалила та. – Я так хочу этого мужика! Ты представить себе не можешь.
Лиза кашлянула, пряча улыбку. О, этот прекрасный мученик мог заставить женское сердце биться сильнее!
– Ну так скажи ему об этом. Думаю, он будет польщен.
– Сказать? Да он и не смотрит в мою сторону. И молчит, точно воды в рот набрал. Ты говорила, он бегал за Венсаном как собачонка и то и дело порывался объясниться ему в любви? Вот бы послушать! Серьезно, я согласна отдать мизинец... нет, ноготь с мизинца левой ноги за счастье услышать хоть одну его речь продолжительностью больше минуты.
Анри и правда был на удивление молчалив. За весь день, да и за следующий, он произнес от силы десяток слов. «Спасибо... я рад... неужели?..» Вот и весь репертуар.
– Да что с ним такое? – недоумевала Джемма. – Ведь они помирились. Венсан простил его. Разве нет?
Что можно было ответить? Ничего вразумительного.
– Венсан его, быть может, и простил. Но он не простил себя.
Поздно вечером, когда Венсан тайком пробрался к ней в спальню (они по-прежнему спали порознь, как и до поездки в Париж), Лиза спросила его:
– Он так и собирается строить из себя великомученика Сильвестра... или Сильвана... ну, того парня, которого отдали на съедение диким зверям?
– Он сам грызет себя так, что все звери отдыхают, – пробормотал Венсан.
– И долго это будет продолжаться? Я думала, все дело в тебе. В твоей злости на него. И стоит тебе перестать злиться и вернуть ему свое расположение, как все образуется.
– Я тоже так думал. До недавнего времени.
– А сейчас?
– Сейчас я понял, что все эти годы он безуспешно пытался не только вернуть себе мое расположение, но и разобраться в том, что же все-таки случилось в тот день. Что случилось с ним, Анри Леграном.
– И что же? Он разобрался?
Венсан покачал головой:
– Не он. – Ткнул себя пальцем в грудь. – Я.
Лиза пристально взглянула на него в темноте.
– Каким образом?
Она видела, что Венсан готов поделиться с ней, что он ей доверяет – теперь уже доверяет – и, возможно, нуждается в ней как в советчике. В отличие от Мориса и Франсуазы она симпатизировала Анри, и эта возникшая с первого взгляда безотчетная симпатия служила гарантией того, что она отнесется к его проблемам с должным вниманием.
– Я говорил с его матерью.
– Ты что, рассказал ей? – ужаснулась Лиза.
– Нет, что ты. Я просто спросил, не было ли в его детстве какого-нибудь неприятного эпизода, который сам он не в состоянии вспомнить... эпизода, связанного с электричеством.
