Юрий Милославский - Возлюбленная тень (сборник)
Верста погладила меня по голове.
– Коня на скаку остановит, – и булькнула «Севен-Апом», – коня на скаку остановит, в горящую избу войдет. Идеальный для вас, подонков, вариант.
– Предполагается, что я заширялся – и поджег избу, а коня забыл привязать? Конь может скакать, сколько ему влезет, а изба – х… же с ней, Верста, пусть горит… Нечего тебе в горящую избу заходить.
– Заговорил!
– Верста, – и я рывком обрушил ее на себя, завязил в коленях, – Верста, выходи за меня замуж.
Верста рванулась, но я придержал ее покрепче. Она отпихивалась каблуками, открываясь до трусиков – сильнее, сильнее.
Привлечь внимание на Крестном Пути трудно. Но мы привлекли. Даже юная арабомать в тончайшем сиреневом летнике и белой шелковой косыночке, арабомать, везущая тихого дуренка в коляске, – пригляделась к нашему поведению.
– Я не хочу, – сказала Верста. И я отпустил ее.
– Выходи за меня замуж.
Верста изо всех сил ломанула мне мизинец. А того не знала – не сказал ей, – что ощущеньица болевые у меня понижены со дня Анечкиной смерти. Ломай, ломай.
– Или возьми меня в мужья. Мы будем самые красивые, самые веселые, самые счастливые… Одно дело вообще-то уже сделано – мы и так самые красивые. Осталась малость: самые веселые, самые счастливые.
– У тебя в доме кладбищем пахнет.
– Приди и убери… Приди, сука, и убери.
– Заговорил…
– Прости, есть одна тонкость. Я ж тонкий. Ты вообще не хочешь замуж или ты за меня не хочешь.
– За тебя не хочу.
– Я е…ал твои правдивость и искренность.
– Е…и свои – дешевле обойдется.
– Что будет?
– С кем?
– К примеру, с нами.
– Проводишь меня на Центральную Станцию. Причем займешь мне бабки на дорогу…
– Займешь…
– А ты сядешь на свой автобус и поедешь домой.
– На кладбище. Что ж ты так быстро собралась? На работу опаздываешь?
– Я сегодня работаю с пяти.
– И до?
– До девяти.
– Где существует такой своеобразный рабочий день?
– В… тряпочном магазине.
– Ну-ну.
– А ты где сейчас?
– Сторожу религиозную больницу. Пилю санитарок. Сестры не дают.
– Пойдем, Витька, – такая я, не расстраивайся.
– Не буду. Телефон у тебя в магазине есть?
– У нас к телефону не зовут.
– Хорошо. Теперь – простыми словами. Болт мой – в твоем распоряжении. Предлагаю в качестве бесплатного приложения руку и сердце.
– Руку – чтобы за сиськи меня щипать, а сердце – чтобы читать мне любимые стихотворения.
– Люблю тебя.
– И жить без меня не можешь?
– Могу – но не хочу. А жить я могу безо всего, ты же знаешь.
– Шантаж?
– Да.
Говорить – говорим, а движемся. Нечувствительно добрели до улицы Саладдина. У кабака «Боб» выпили по шербету из стеклянного бочонка, перегруженного льдом. Вверх, вверх – по Яффской дороге, мимо муниципалитета. Еще вверх, вверх – возможно, вниз? – по хамсину сухостойному, до улицы имени неизвестного мне Лунца. Не имеется ли в виду Ответственный-за-спецпсихухи Даниил Романович Лунц? Не имеется. Улица так давно зовется, а Даниил Романович еще заявления на выезд не подал.
Географическая идиотка Верста умела уезжать только с Центральных Станций. А существуют и другие пути – вот хоть бы отсюда, с Лунцевой улицы.
Восьмиместный дизельный «мерседес» готов к отъезду. Привилегированное место рядом с водилой я – шибанув дверцею по предплечью законного претендента – застолбил для Версты: чтобы никто ее с боков не зажимал, не обкуривал, чтобы ноги ей было куда протянуть. А теперь, пока она в пути, – попробуем заклясть.
Сгустись, Анечка, над Верстовой постелью – и скажи…
Другой вариант: делегация. Представительная делегация тех, кто любил меня, кому я жизнь надрезал и себя привил. Делегация протягивает к Версте руки с разномастным маникюром; мужьишки с потрошней ждут за воротами; делегация всех времен и народов. Одеты – анахронически.
– Люби его, люби его. Пусть наши слезки ему не отливаются… Салон интимного массажа «Суламифь» принимает посланниц из далекой-заснеженной-загадочной.
– Любите Витю – и зачтется вам!
Предавай меня, не боись, близнец мой, свет мой, сон мой детский.
Тебе все можно, а заклятие не выручает; учил меня когда-то сумасшедший человек верному лепкому слову – как женщин привораживать: делается восьмигранник из чистой меди; на каждой грани имя твое начертать арамейскими буквами. Произнесть некоторые слова… Но – не помню, разучился. Да и человек тот – давно уже он вены себе осколками собственных окуляров перерезал, так что спросить не у кого.31
Уровень Арнон принимал сам. Всех остальных принимали то Бен-Хорин, то Шахар. Уровень – производство двух враждебных учреждений. Враждуем, но уважаем. Берет враждебное учреждение ведерко желто-зеленой глины – и лепит уровень. Создает. Продержит сколько нужно, чтобы подсохло, – и отсылает к нам. А мы оживляем.
Московские сведения дополнены и скорректированы – дабы оживить кого следует и как следует.
Арнон и рад был бы никого не принимать. Он знал, что принятые им активисты сразу же попадают в новый ряд. Уровень создавал уровень. И с того уровня начинались обиды – также идущие рядами. Служба-По-Специальности? Можно. По-Специальности-Активного-Борца? Можно, «но еще томятся на чужой и враждебной территории мои братья: и пока они не воссоединятся со своими близкими, я ни на минуту…»? Можно. На – бери, не ной. Три первых года подряд – можно. Встретишь любого зачуханного конгрессника: здесь, там…
Но не всю жизнь!
Тогда взрывались обиды первого ряда: лезли на прием к парламентским, к министерским, создавали консультативные советы .
Второй ряд: обращения к лидеру коалиции и к лидеру оппозиции. Оригинал – в коалицию, копия – в оппозицию. Требовали создать консультативные советы с решающим голосом .
Третий ряд обид: «…даже если бы на посту г-на Литани находился советский агент, он не решился бы действовать столь преступно, опасаясь разоблачения. Вина за Провал-Интеграции-Новоприбывших лежит на…»
Ну, парень – видишь? Вот я – пятьдесят восемь лет, две войны, одна жена, трое детей. Согласен с тобой: я старая скотина, полубезумный неграмотный тайный советник, рухлядь. Договорились? Но доносы – некрасиво… В России ты ж на своих соперников по Борьбе доносы в ВДНХ не писал? Или писал? Не знаю. Хоть я и советский агент, а не знаю. Вот кто из вас слегка постукивал – правильно я выражаюсь? – знаю. Информированы. Представь: все, как тебе хочется, – поверили тебе, назначили тебя мною . Но неужели ты хотел бы загнать меня в наручники?! Не жалко? За шпионаж в пользу враждебной державы у нас пожизненное дают… Не жалко? Знаешь молитву «Боже, полный милосердия»?..
Будь готов! Всегда готов!
И распахнулись двери.
Этот. Светло-морковный с курчавинкой. Выдающийся инженер. Оборонное значение. Руки лапшой. А мои – полковничьего боевого литья с маленькими круглыми кулаками. Позвольте представиться: старая скотина, советский шпион, законсервированный еще Ежинским… виноват, Ежовским… виноват, Ежовым. По его приказу сотворил я это несусветное Государство и заманил в него тебя. Попались мы – призвали нас с Запада и Востока, Югу сказали: «Отдай!» и Северу: «Не удерживай!» Перепутал страны света, но ты не бойся, ибо я с тобой.
– Как дела, Михаил Борисович?
– Отлично.
– Что будем пить?
– Апельсиновый сок. Когда я пью его, то понимаю, что наконец-то дома.
– О, вы поэт. Пушкин, Лермонтов. Есенин, да?
– Бялик лучше. Кстати, в Союзе мало его сборников. Нельзя ли устроить засылку? Лучше с промежутками в месяц, небольшими партиями.
– Обсудим-обсудим. – И на солдатском: – Ради, апельсиновый сок для господинчика, а для начальника-засранца… то же самое. – И на русском:
– Вы поняли, что я сказал?
– Общий смысл уловил совершенно ясно. Практически все понял. Мы работали по второй части «Тысяча слов».
– Ты хочешь – поговорим на Святом Языке, Михаэль?
– Я говорю не очень хорошо теперь.
– Нет, вы прекрасно говорите! Всего полгода в Стране, да еще три месяца разъезжали. Устали? Не даем мы вам отдохнуть.
– Некогда отдыхать. Думаю присмотреться к Службе-по-Специальности, но надо ребят вызволять.
– Выз-во-лим. Вас вырвали – их тоже выдерем с зубами… Правильно я выражаюсь?
– Точнее будет: выдерем зубами, без «с».
– Немножко научусь. Пять лет назад я и не представлял, что когда-нибудь пригодится мой русский.
…Настолько я старый советский шпион, что и язык позабыл. Расскажет он мне, сколько у него накопилось, – и тотчас свершится переворот. Арнона Литани расстреляют, а Михаэля Липского… Ну нет, фамилию придется тебе обновить до полной неузнаваемости! Вот, скажем, из этой дряни – «Эксодуса»: читал, надо думать, в Москве. Передаст ему свою фамилию главный герой- супермен , одержимый сосредоточенным идиотизмом – Бен-Ами. Сын-Моего-Народа, если перевести…А Михаэля Бен-Ами назначает вместо Арнона Литани советским шпионом. И все будет превосходно…
