Арсений Данилов - Adrenalin trash

Чувствовалось, что пик праздника остался позади. Иногда, правда, кто-нибудь, не желая верить в то, что Новый год укатил уже в Западную Европу, подрывал мощный заряд китайского пороха или запускал в снежное небо хвостатую ракету, да и народу на улицах было много, но все же доминирующей эмоцией оставалось какое-то тихое отчаяние. Оно ощущалось и в откровенной бесцельности движений встречавшихся людей, и в той поспешности, с которой они улыбались Марине и кидали ей в лицо поздравления, и в том, что никто не ходил в одиночку, все сбивались в большие или маленькие группки, словно бы одиночество в темном замерзшем городе казалось им невыносимым.

Попадались и удивительные картины. Так, примерно на десятой минуте прогулки, Марина видела, как в одном доме, на третьем этаже, открылось окно, и пьяный седой мужчина в белой майке, высунувшийся из темного прямоугольника (за спиной его поблескивала новогодняя елка), стал что-то громко кричать, ни к кому конкретно не обращаясь. Кричал он зло, даже остервенело, много матерился, и не сразу стало понятно, что на самом деле он поздравляет прохожих с наступившим. Потом Марина видела, как возле мусорного контейнера два мальчика, лет пятнадцати, не вынимая изо ртов сигарет, били ногами лежащего на земле мальчика лет тринадцати. Все трое молчали, и Марина, остановившаяся в нескольких метрах от них, слышала только тяжелое детское дыхание.

Она подумала, что так, наверное, выглядит город, ожидающий спрогнозированного сейсмологами землетрясения или вступления вражеской армии. Люди тоже выходят из домов, бродят по улицам и пытаются делать вид, что на самом деле все в порядке и обойдется.

О том, что такое восприятие является просто отражением ее собственных переживаний, Марина не думала.

Она вышла на какой-то пустырь, лишенный всяких признаков культуры. Только в одном месте торчал спичечный коробок старой бытовки. По пустырю медленно двигались тени людей, далекие и совершенно бесшумные. Марина не сразу догадалась, в чем дело, но потом в одном месте зашипело, засверкало, к небу рванули несколько огненных шаров, и она поняла, что это просто обычный салютный пустырь, который есть в каждом московском районе (в центре его роль играют Красная и Манежная площади). Над пустырем пронеслось сдавленное «ура». Здесь уже мечтали о мае.

Захотелось курить. Марина сунула правую руку в сигаретный карман пальто, но там была только зажигалка. Она порылась в других карманах, обыскала сумочку. Сигарет нигде не было. Она оставила их у Светки. Нужно было стрелять.

Марина немного постояла на краю пустыря, дождалась еще одного залпа, потом повернула назад, в многоэтажный лабиринт. Ей встретились несколько семей. Обращаться к ним за табачной помощью Марина не решилась, и обошлось простым обменом новогодними любезностями. Через несколько минут она услышала громкую электронную музыку, очень похожую… В общем, при этих звуках в душе Марины дрогнули струны, натянутые до предела три месяца назад. Она остановилась под фонарем, между двумя автомобилями, определяя, откуда идет звук, и пришла к выводу, что музыка играет на противоположном конце двора, прямо за трансформаторной будкой, густо исписанной матерными признаниями в любви. Марина пошла к кирпичному параллелепипеду по узкой тропинке, местами украшенной собачьими выделениями, обогнула будку и увидела похожую на зубило машину с открытыми дверьми и багажником, рядом с которой стояли трое молодых людей в черных кожаных куртках. Музыка рождалась там.

Наступили несколько секунд неуверенности и чего-то такого, что… Но глаза остались сухими, и Марина, поморщившись, пошла к машине.

— Ребята, закурить не будет у вас? — спросила она, приблизившись на положенное молодежным этикетом расстояние.

— Чего? — спросил один из ребят. Все они походили друг на друга, как братья-близнецы.

Как ни странно, они не были пьяны. И рядом не было видно никаких признаков употребления спиртного. Тем не менее ребята казались веселыми и немного не в себе. Вокруг них распространялись густые волны позитива.

— Покурить есть у вас? — спросила Марина.

— А, — сказал спрашивавший и, наклонившись к машине — оказалось, кто-то еще сидел внутри, — громко крикнул: — Мамон!

— Что? — спросили из машины.

— Мамон, покурить еще есть у нас?

— Еще, что ли? — спросил Мамон.

— Есть покурить или нет?

— Да есть, есть, — сказал Мамон. — Сворачиваю.

— Сейчас, — снова обратился парень к Марине. — С Новым годом, кстати.

— С Новым годом, — сказала Марина.

— Как звать-то тебя?

— Марина, — сказала Марина.

— А, — сказал парень. — Я Костыль. Костя то есть.

— Я Леша, — сказал другой.

— Я Вова, — сказал третий.

— Очень приятно, — сказала Марина.

— Вова? — переспросил Костыль и вдруг громко засмеялся.

— Чего? — спросил Вова. На его лице, напоминавшем крепко сжатый кулак, появилась растерянная улыбка.

Заулыбался и Леша.

— Да ты Рыжий, — сказал Костыль, продолжая смеяться. — Рыжим был, Рыжим помрешь.

Леша тоже засмеялся. Засмеялся и Вова.

— На! — крикнул Мамон из машины.

Марина увидела высунувшиеся из автомобиля рукав дубленки и ладонь, на которой лежала папироса с закрученным концом.

— Давай, — сказал Костыль, принимая белую палочку. — А там, — обратился он к Марине, указав на машину, — там Мамон сидит. Повар наш.

Леша и Вова завыли и согнулись пополам.

Костыль тем временем взял папиросу в рот, прикурил и только после этого протянул Марине.

— Угощайся, — сказал он.

— Спасибо, — сказала Марина.

Она уже все поняла. Светка тоже иногда добывала немного сушеной технической культуры, чтобы посмеяться. Марина составляла ей компанию.

Она выполнила операцию со знанием дела — затягиваясь, чуть раздвинула губы, чтобы воздух смешался с дымом, глубоко затянулась и долго держала дым в себе. Вова принял косяк из ее рук.

— А ты чего это одна гуляешь? — спросил Костыль.

— Да так, — сказала Марина. Ее быстро и сильно зацепило. На душе стало светло, тихо и печально. Вдруг захотелось все рассказать, но потом стало ясно, что и без этого ее здесь поймут.

— Обидел кто? — спросил Костыль.

— Да нет, — сказала Марина. — Ну, обидели, наверное.

— Кто? — спросил Костыль, нахмурившись.

— Пиздян ему, — сказал Вова.

— Можно, — сказал Леша, улыбаясь.

— Кому? — спросил Мамон из машины, но ему никто не ответил.

— Да ладно, — сказала Марина.

Косяк сделал круг и снова попал к ней. Марина еще раз затянулась.

— А милиция? — спросила она, передавая папиросу Вове.

— Да че нам, — сказал Костыль и сплюнул. — Менты нам не кенты.

— Пиздян ментам, — сказал Вова, выдыхая дым.

— Да ты крут, как я посмотрю, — сказал Костыль и, повернувшись к Марине, спросил: — А живешь-то где?

— В Ховрино, — сказала Марина.

— Нормально, — сказал Костыль. — А сюда как попала?

— К подруге в гости зашла, — сказал Марина. — А сейчас вот домой иду.

— Далеко пешком-то, — сказал Костыль, улыбнувшись.

— Я метро жду, — сказала Марина. — Пока откроется.

— Можно тачку поймать, — сказал Леша.

— Да она сегодня знаешь сколько стоит? — спросил Костыль.

— Сколько? — спросил Леша.

— Ну ты бы сколько запросил? — спросил Костыль.

— Много, — сказал Леша.

— Вот, — сказал Костыль. — А водила и того больше попросит.

Он снова сплюнул.

— Пиздян водиле, — сказал Вова.

— Это Мамону, что ли? — спросил Леша.

Вова засмеялся.

— Чего? — крикнул Мамон из машины.

Косяк описал еще один круг и завершил его в сугробе.

— Слушай, — сказал Костыль, сплюнув. — Мы сейчас ко мне пойдем. Хочешь, с нами давай.

Марина попыталась задуматься, но из этого ничего не вышло. В голове звенело, электронная музыка вызывала сильные вибрации по всему телу. Однако, как ни странно, в этом хаосе сохранился категорический императив поведения.

— Да нет, — сказала Марина, вдруг задрожав. — Я домой пойду.

Костыль помолчал.

— Давай, короче, так, — сказал он. — Давай тебя Мамон домой отвезет. Он быстро ездит.

— Чего? — крикнул Мамон из машины.

— Да не надо, — сказала Марина.

— Да ладно, не бойся, — сказал Костыль, сплюнув, — Мы нормальные ребята. Ничего не будет.

— Так, может, она этого и боится, — сказал Вова и хихикнул.

Марина посмотрела на Вову, потом на Костыля, потом вспомнила высунувшийся из машины рукав дубленки.

«Ну и ладно», — подумала она.

— А он сам-то согласится?

— Согласится, — сказал Костыль.

— Чего? — крикнул Мамон из машины.

— Девочку сейчас домой отвезешь, — сказал Костыль, наклонившись к открытой двери.