Йоханнес Зиммель - Я признаюсь во всём
— Коробка принадлежит мне! Мне!
— Я не отбираю ее у тебя.
— Нет! Отбираете!
— Нет, Мартин, я не хотел этого! Но что у тебя в коробке?
— Мои игрушки, — прошептал он и провел своими маленькими ручками по коробке.
— Я думал, у тебя нет игрушек.
— Они не такие, как у других!
— Но что же это?
— Не скажу.
— Ну пожалуйста, скажи мне.
— Нет!
Я отвернулся от него:
— Ну ладно, не говори.
Я чувствовал, что он следит за мной, но не поворачивался. Потом я услышал:
— Показать вам?
Он стоял передо мной. Глаза его горели, губы дрожали. Мальчик был очень возбужден.
— Покажи, если хочешь.
— Но вы должны пообещать, что не отберете ее у меня.
— Хорошо.
Ему не терпелось открыть коробку. Его пальцы слегка дрожали. Сейчас я заметил, что в картоне были две маленькие дырочки. Он поднял крышку.
— Смотрите, — сказал он хрипло.
Я заглянул в коробку. Мой желудок свела судорога отвращения. Внутри была маленькая мышка. Она была приклеена на дне коробки клейкой лентой так, что не могла пошевелиться. Приклеен был даже ее длинный тонкий хвост.
5
— Это твоя игрушка?
— Да! — он просиял, в этот момент он выглядел совершенно безумным.
— Но это не игрушка!
— Для меня — игрушка! — Он пальцем погладил мышь по спине. Она вздрогнула. Мышь казалась очень слабой, еле живой. — Я сам купил ее. На свои карманные деньги!
Я посмотрел на него. На его щеках появились два грязно-красных пятна.
— Я купил ее и тайно пронес в приют. Никто не заметил. А потом я ее приклеил.
— Но, боже мой, зачем?!
— Потому что мне это было приятно. Я уже давно хотел это сделать. Вообще-то с кошкой. Но кошки слишком большие, они царапаются и убегают. С мышью это было совсем просто.
— И давно? — спросил я, боясь, что в следующую же минуту меня стошнит. — Давно она… так?
— Три дня, — радостно сообщил он. Это было впервые, когда я видел, что он радуется. — Мне интересно, как долго она выдержит. Конечно, есть ей я не даю.
«Ребенок, — подумал я. — Ребенок Иоланты, мой ребенок».
— Я не думаю, что она еще долго проживет. Раньше, когда я колол ее иголкой, она вздрагивала сильнее. Смотрите! — Он достал из кармана своей куртки булавку.
— Нет! — крикнул я и вырвал у него коробку.
Он закричал как безумный. Прыгнув на меня, он ухватился за коробку, кусаясь и царапаясь, как дикий зверь.
— Моя коробка! Моя! Она принадлежит мне! Отдайте! Вы обещали!
Я стряхнул его, и он упал на пол. Я побежал к двери. Но прежде чем я успел добежать, он догнал меня. Он проявил недюжинную силу, в какой-то момент я даже боялся, что он повалит меня на пол. Внезапно я панически испугался. Коробка выпала у меня из рук. Я схватил его за воротник, поднял, отнес в спальню и бросил на кровать. Он заходился в крике, задыхался на секунду и снова кричал. Его глаза закатились, видны были только белки, изо рта выступила пена.
— Свинья! — кричал он. — Вы свинья! Обманщик! Подлая собака! Мышь моя! Моя! Моя!
Я накрыл его подушкой, обмотал ноги простыней и выбежал за дверь, заперев ее за собой. В тот же момент я услышал, что он яростно колотит в дверь. Он ругал меня отборной бранью.
Я отнес коробку в кухню. Из спальни до меня все еще доносились крики Мартина.
С задней стороны дома находился заросший виноградом балкон. Я налил в чашку молока, поставил рядом с мышкой и запер балкон. Ключ я спрятал. Потом я вернулся в спальню, так как был обеспокоен внезапной тишиной. «Может быть, он задохнулся, — подумал я. — Или выпрыгнул из окна».
Когда я вошел, он сидел на кровати. В уютном свете ночной лампы его большое бледное лицо было пугающе похоже на накрашенное лицо Иоланты. Он посмотрел на меня глазами, в которых горела нечеловеческая ненависть.
— Вы отобрали ее у меня.
— Да, Мартин. Мышь — это не игрушка, и…
Он совсем не слушал меня.
— Чтоб вы сдохли, — сказал он. — Я надеюсь, вы скоро умрете, и очень мучительно. Вам будет больно. Вы будете кричать. И никто вам не поможет! Я очень хотел бы этого! — Он откинулся назад и повернулся на живот.
Я погасил лампу на ночном столике.
— Спокойной ночи, Мартин, — сказал я. Он не ответил.
Я пошел в соседнюю комнату и стал спешно паковать вещи. Я взял с собой очень мало вещей, все поместилось в маленьком чемодане Мартина. Деньги для него я оставил в конверте на столе. Затем я еще раз открыл дверь в спальню и услышал спокойное ровное дыхание мальчика. Он заснул.
Я выключил свет и вышел из квартиры. Было четверть двенадцатого. В двадцать три сорок пять альпийский экспресс выезжал из города. Я знал об этом. Времени было достаточно. По темной лестнице я проскользнул к воротам и тихонько их отворил. Дождь кончился. Молочный свет уличных фонарей растворялся в тумане.
Пройдя десять шагов, я увидел его. Он стоял, прислонившись к фонарю, и курил. Толстые стекла его очков сверкали. Я остановился.
— Я ожидал от вас этого, — спокойно сказал доктор Фройнд.
Я прислонился к стене дома и глубоко вдохнул. Это причинило мне боль.
— Вы хотели сбежать?
Я молча кивнул.
Он долго и вполне дружелюбно смотрел на меня.
— Господин Франк, — сказал он затем тихим голосом. — Поверьте мне: вы больше не можете бежать. Ни один человек не может вечно убегать. Для каждого однажды приходит день, когда он должен остановиться, прислонившись спиной к стене, так, как вы сейчас, чтобы взглянуть в глаза реальности.
— Почему? — прошептал я. — Почему я не могу больше бежать?
Он улыбнулся. В свете фонаря я увидел обруч света вокруг его шляпы.
— Потому что вы пообещали мне остаться, господин Франк. Порядочные люди держат свои обещания.
— Я не порядочный человек, — сказал я.
— Неправда, — возразил он. — Вы должны быть порядочным человеком.
— Почему же? — спросил я, но уже тогда знал, что этот смешной маленький человек окажется сильнее меня.
— Потому что я верю в вас, — возразил доктор Фройнд. Он взял меня за руку. — Пойдемте. — Он, как маленького ребенка, отвел меня к воротам дома. — Сейчас отправляйтесь спать. Завтра мы с вами поговорим.
Я кивнул. Я еле держался на ногах, так сильно я устал, так сильно я хотел спать. Он открыл ворота ключом, который я отдал ему.
— Спокойной ночи, господин Франк, — сказал он. — И еще одно. Сейчас я тоже пойду домой. Я знаю, что мне не нужно больше ждать.
И он оставил меня стоять. Я смотрел ему вслед, пока он не исчез за углом. Потом я вернулся в квартиру. Мартин глубоко спал, негромко похрапывая. Я упал на вторую кровать, в которой раньше спала Иоланта. Я лежал и смотрел в белый потолок. Этой ночью я спал не раздеваясь. Сучья голого дерева перед окном отбрасывали беспокойные тени.
6
— Педагоги всего мира в последнее время пришли к единому мнению, что судьба и развитие человека зависят от влияния среды, которая окружала его в раннем детстве, и его мироощущения, — сказал доктор Фройнд.
Он сидел напротив меня в кабинете директора школы, просторной комнате со стенами желтых тонов и огромными окнами, которые выходили на пути западной железной дороги. Мебель была выдержана в веселых светлых тонах, а на стенах в рамках под стеклом висели красочные детские рисунки.
В восемь мы пришли сюда с Мартином. Мы еще сердились друг на друга, и он делал вид, что не замечает меня. Школа, бывшая канцелярия нацистов, создавала впечатление целиком состоящей из стекла, стали и бетона. Она была построена в том холодном, безличном стиле гигантизма, который предпочитал Третий рейх, и вообще была абсолютно уродлива. На это уродство обратили внимание и новые хозяева, которым администрация Вены передала здание после окончания войны. Новые жильцы основательно потрудились. И стены подъезда, и широкие светлые коридоры были разрисованы детьми. Деревушки, животные, люди и железные дороги, непропорциональные, но разноцветные, смелые, наполненные фантастической индивидуальностью. Вдоль стен стояли ухоженные цветы в вазах и горшках. На выступах в стенах были устроены витрины с игрушками, сделанными руками детей, предметы рукоделия и учебники. Были там плюшевые животные — еж, ондатра и большой полевой заяц. Над каждым предметом висела маленькая дощечка, на которой печатными буквами описывались эти предметы. «Полевой заяц — полезное животное и друг человека. Он живет в норах, которые копает сам, и они имеют девять выходов». Я видел, что Мартина это заинтересовало. Совершенно не обращая на меня внимания, он шагал рядом со мной в радостной толпе детей, которые спешили в свои классы, и беспокойно переводил глаза с предмета на предмет. Больше всего его заинтересовала большая современная кухня, которая находилась на первом этаже и дверь которой была открыта. Он смотрел на шестерых маленьких девочек, которые старательно суетились у плиты, мыли овощи и чистили картошку. Первый вопрос, который он задал сразу после того, как доктор Фройнд радостно и приветливо поздоровался с ним, тоже относился к той кухне.
