Петр Вайль - Слово в пути
К тому времени, когда в 1340 году Амброджо Лоренцетти заканчивал свою роспись в мэрии, сиенские власти решили строить новый кафедрал, от которого остался только впечатляющий фасад. То есть у них уже была самая высокая башня, самая просторная в Италии площадь, самый внушительный алтарь (Дуччо ди Буонинсенья, сейчас — в Музее собора), самая большая больница (Санта-Мария-делла-Скала). Взялись за величайший храм — не закончили, правда. В 1347 году замостили по-новому главную площадь города — пьяццу дель Кампо. Сейчас она выложена паркетной кирпичной елочкой и оттого еще больше напоминает парадную бальную залу.
Кто же мог знать, что уже на следующий — 1348-й — год разразится страшная эпидемия чумы, которая унесет жизни тысяч, в том числе братьев Лоренцетти, и поставит точку с запятой в сиенской живописи.
Потом были Бартоло ди Фреди, Таддео ди Бартоло, Сано ди Пьетро, Джованни ди Паоло, Маттео ди Джованни, Доменико ди Бартоло, Франческо ди Джорджо Мартини и последний великий сиенец — Сассетта. Но они все уже существовали на фоне других итальянских достижений — не хуже, а часто и лучше. В лидеры Сиена больше не выходила.
Что до первой половины XIV века, надо еще учесть, что менее десяти процентов сиенской живописи уцелело. Девять десятых исчезли! У одного только Амброджо Лоренцетти утрачены минимум шесть фресковых циклов — это те, которые зафиксированы документально.
Художественная самодостаточность города ощущается и сегодня, причем каким-то даже обидным образом. За углом от нашего места обитания на виа Сталлореджи (во время последнего из приездов в Сиену) — небольшая церковь Сан-Пьетро. Придя туда рано утром, я просидел всю службу, потом пошел вдоль стен: там пять (!) панелей Амброджо Лоренцетти — Мария с Младенцем, святой Павел, святая Екатерина Александрийская, архангел Михаил, святой Петр. Подошел с дополнительными вопросами к молодому священнику, а в ответ: «Лоренцетти? Да, может, и Лоренцетти».
Не понимаешь, возмущаться или умиляться. В немыслимом обилии итальянских сокровищ их хозяевам немудрено приобрести известное равнодушие: ну, Лоренцетти. Работал бы этот парень в Сотбис.
Вот еще: замкнутость Сиены. Что почти невероятно, учитывая географию: в двух шагах — Флоренция, Пиза, Лукка, Ареццо, Кортона, Сан-Джиминьяно. Но при всей общности, тосканской и итальянской, — удивительное сиенство. Эта спесь распространяется и на новоприбывших, вроде владелицы овощной лавки, где мы покупали помидоры и инжир, Галины из Иркутска, которая живет здесь с середины 90-х и даже артишоки, если они не сиенские, не считает за овощ. Что уж говорить о коренных жителях. Взять хоть их непонятное нормальному гурману пристрастие к своей особой пасте — pici: толстые спагетти, видом и часто вкусом напоминающие электрический шнур. Впрочем, за исключением этой слабости, еда в Сиене хороша, как во всей Тоскане: провинция уступит по кулинарной части одной Эмилии-Романье и поделит призовые места с Ломбардией и Лацио. В сиенских ресторанах, например, очень неплоха широкая паста с соусами из кабана или зайца. Надо только следить, чтобы кабанятина (cinghiale) и зайчатина (lepre) были свежими, а не размороженными (surgelato). Достойные заведения сами указывают такой недостаток специальными пометками в меню, если пометок нет — надо спрашивать.
Важно еще, что вокруг — земля Кьянти, и бутылка Chianti Rufina Nipozzana Riserva или более плотного, очаровательно тяжеловатого Chianti «II Grigio» из винодельни San Felice превращает любую трапезу в праздник.
Однако в целом гастрономическая репутация Сиены несомненно ниже, чем ее вековечной соперницы во всем — Флоренции. Тут ничего не остается, как гордиться своими сомнительными «пичи».
Во многих городах Италии сохраняется, пусть часто и декоративно, культура куартьере — квартала, городского района. Обычно это сводится к тому, что раз-два в год устраивается складчина местных жителей за накрытыми столами вдоль улицы или в парке — чтобы не утратить архаические связи в современной суете. Сиена из заметных городов в этом — впереди (или позади?) всех.
С XIII века город территориально разделен на так называемые терции: Город, Сан-Мартино и Камоллия. Терции, в свою очередь, — на контрады. Всего их в последние три с половиной столетия — семнадцать. У каждой контрады — своя штаб-квартира, часовня, музей. Своя ассамблея, куда может быть избран любой житель старше восемнадцати лет. Самое поразительное: эта замшелая старина — жива.
Во всем мире известны конные скачки — палио — на пьяцца дель Кампо, где состязаются представители контрад. На это шоу съезжаются отовсюду, платя несметные деньги за место на балконах окружающих зданий или за столиками окаймляющих площадь ресторанов и кафе.
Но внутрисиенское местничество — вовсе не только палио. До сих пор браки совершаются чаще всего внутри своей контрады. Человек, давным-давно живущий в Чикаго или Буэнос-Айресе, и даже его дети скажут: я из контрады Жирафа.
Над этим можно посмеиваться, но почтительно не завидовать — нельзя.
Названия контрад — в основном по животным. Есть, правда, Башня, Волна, Лесная Чаща. Но остальные — фауна. Знак контрады Пантеры, статуя с фонтаном, размещался прямо под нашими окнами. Бронзовая пантера склонилась над струей, журчание которой тревожило в послеобеденную сиесту. Штаб-квартира нашей (ну да, нашей — привыкаешь быстро) контрады находится рядом, на виа Сан-Кирико, — уютная, с террасой, откуда открывается панорама на собор.
Два квартала в сторону, и на улице Томмазо Пендоло — штаб-квартира контрады Черепахи. Мемориальная доска извещает, что в 1904 году сюда приходила Маргарита Савойская, королева Италии. На углу фонтанчик с изваянием Черепахи в объятиях кудрявого паренька.
Другой стороной Пантера граничит с Улиткой, о чем извещают изображения брюхоногого моллюска на каждом доме.
Какое замечательное дополнение к общепринятой топографии — эта интимная, домашняя, по-настоящему внятная только своим. От глобализации никуда не деться, и не надо — очень много от нее пользы. Но время от времени так отрадно в контраде — если, конечно, ты заслужил, чтобы она у тебя была.
Быть может, в трепетном до болезненности отношении сиенцев к своему городу истоки выдающегося явления мирового искусства — сиенской школы. Фрески Амброджо Лоренцетти в Палаццо Пубблико — первое монументальное произведение на светскую тему, опровергающее общепринятое мнение о том, что та эпоха трактовала мир исключительно в религиозных понятиях.
Сиенцы обожествляли Сиену — здесь, что ли, ответ.
И еще: во времена монархий — безудержное прославление республики.
Все это имело бы лишь историко-академический интерес, если б не главное: фрески Амброджо увлекательно рассматривать. И чего только не разглядишь, если глядеть внимательно и долго. Вот справа за воротами города, «Хорошего города- республики», перед охотником с соколом на перчатке едет на гнедом коне дама в роскошной алой юбке. А лошадиная морда плавно обрамляет сжавшегося на земле нищего, полустертого от времени. У него посох и протянутая за подаянием чаша. На нем странная широкополая шляпа — и фасон шляпы, и то, как он сидит, скрестив ноги, указывают на восточное происхождение: возможно, китаец или, скорее, монгол — монгольские рабы не были такой уж редкостью в Тоскане. В любом случае перед нами францисканский штрих внимания к «незначительному» человеку.
Это надо увидеть. Это стоит увидеть. И это — только один мелкий пример.
Вообще, смелость и уникальность фрески Амброджо в том, что он прокламировал возможность совершенного общества в современном городе, а не поместил идеал, как это было принято всегда — и до, и после тоже — в некий доурбанистический Золотой век.
Но — по порядку, к этим фрескам надо еще прийти.
В Палаццо Пубблико, увенчанном стройной башней Торре-дель-Манджа, — множество интересного и ценного, точнее бесценного. Целый зал, расписанный Спинелло Аретино. «Маэста» Симоне Мартини и его одинокий воин Гвидориччо да Фольяно. Они — в зале, сохранившем название, но утратившем то, что дало ему имя: называется Sala del Mappamondo. Амброджо Лоренцетти соорудил здесь исчезнувший сейчас не то глобус, не то, что более вероятно, какой-то цилиндр с картой по окружности (mappamondus volubilis — «крутящаяся карта мира»). Почти семьсот лет назад Амброджо создал предмет из анекдота и из среднеазиатской сегодняшней реальности. Юмористический «Глобус Украины» и возвышающийся в Ташкенте у комплекса правительственных зданий «Глобус Узбекистана» предваряются этим «Глобусом Сиена»: тосканский город размещался в центре известного тогда мира. Вращающаяся карта была огромна — около пяти метров в диаметре. Еще в середине XVIII века она существовала, есть описание.
