Екатерина Минорская - Женского рода

— Не замерзла? Пойдем скорей.

Держа Алису за руку, Кирш сделала шаг к Рэй:

— Как концерт?

Рэй брезгливо поморщилась.

— Ты домой?

Затушив сигарету, Рэй сунула руки в карманы.

— Да нет, я вернусь, потусуюсь… Счастливого пути! — Рэй, не отрываясь, смотрела на Алису и, сопротивляясь собственному желанию промолчать, спросила ее неожи­данно громко: — Мы еще увидимся до твоего отъезда до­мой?

На этот раз от слова «домой» Алиса почувствовала пробежавший по телу озноб. Кирш выжидающе смотрела на нее и, поняв по растерянному взгляду, что Алиса ждет от нее помощи, решительно и одновременно дружелюбно пожала Рэй руку.

— Как получится, Рэй! Удачи.

Алиса тоже хотела пожать ей руку, но Рэй, резко раз­вернувшись, уже была у стеклянных дверей.

— Она в тебя влюбилась по уши! — констатировала Кирш и зашагала к машине.

Алиса поторопилась за ней.

Ден наблюдал за ними через лобовое стекло, откинувшись на сиденье, и потом, когда они тронулись с места, через зеркало заднего вида. Он видел многих бывших под­ружек Кирш и каждый раз мог сказать про себя: «Это не­надолго!» Не то чтобы Денис считал Кирш ветреной или подружек недостойными ее, но он видел в ней натуру за­воевателя, а в ее подружках — лишь поначалу упрямых, но быстро сдающихся жертв; они были разными — хруп­кими, статными, смазливыми, эффектными, юными или зрелыми, но во всех было что-то общее, обрекающее их на то, чтобы потом устраивать слезные истерики и упрекать Кирш в жестокости и в бессердечии. Ей надоели женские слезы, они перестали трогать се, потому что делали неког­да милые ей лица безобразными и, быстро высыхая, усту­пали место злобе и унизительным для обеих сторон упре­кам. И стоило Кирш снова обратить свое невозмутимое лицо в их сторону, как злые в своей растоптанности дамы вновь превращались в милейшие существа. Не было нео­братимости, не было настоящей боли и не было достоин­ства. «Мелко, все на этом свете мелко!» — как-то сказала Кирш Денису, и это почему-то отложилось в его памяти. И вот теперь он настороженно всматривался в лицо но­вой подруги Кирш: тоже мелко?..

У этой Алисы был дерзкий взгляд, но она поздорова­лась робко и вежливо, ей шла ее коса, в одежде не было вызова, но был вкус, Денис прислушивался к разговору девушек и понимал, что Кирш провоцирует Алису на эмо­ции — значит, испытывает на прочность. Алиса париро­вала эти выпады спокойно, но за внешней невозмутимос­тью и сдержанностью голоса пристрастный взгляд Дени­са отмечал сдерживаемые немалой силой страсти. И все же что она такое нашла в этой девушке с косой, чего нет в других? Неужели все решает внешность?.. Или в самой женственности Алисы есть что-то примиряющее силу Кирш с миром?.. Неужели амазонке Кирш нравится хруп­кая сила, не облаченная в латы и кольчугу?.. Придя к та­кому выводу, Денис перестал коситься в зеркало, чтобы видеть своих пассажирок, уставился прямо перед собой на ночное шоссе.

— Ты о чем задумался, Ден? — спросила Кирш улыба­ющимся голосом.

— Да так, на дорогу засмотрелся…

— У какого-нибудь населенного пункта останови у ма­газина, ладно?

То, что Кирш слегка пьяна, Алиса поняла, как только они сели в машину у клуба. Потом, когда Кирш зашла им сумкой к Ли Лит, она вышла уже покачиваясь. Теперь, когда она шагала от магазина, по-боевому побрякивая пакетом, Алиса сильнее вжалась в заднее сиденье и покоси­лась на Дениса, пытаясь понять, не намечается ли у них на оставшуюся ночь пьянка на троих. Алисе не хотелось пить, потому что она быстро пьянела и начинала ощущать дур­ноту, и не хотелось, чтобы Денис остался в их компании. И еще больше Алисе не хотелось, чтобы пьяной была Кирш.

Денис не проявил к пакету никакого интереса, только задумчиво сообщил Алисе, что они будут на месте через полчасика.

Кирш поставила пакет на пол и, расставив ноги, что­бы колени не упирались в переднее сиденье, откинулась назад.

— Как концерт-то? — решила наконец поинтересовать­ся она, улыбнувшись Алисе.

Алиса начала было рассказывать, но вскоре заметила, что Кирш спит… Только на повороте она приоткрыла один глаз, буркнула: «Убью обеих!» — и прислонилась к Алисиному плечу.

Денис кивнул зеркалу:

— Проблемы у человека, пусть поспит.

12

…В доме было холодно, но когда Кирш на пару с Де­нисом растопили печку, появилась надежда, что через час-другой можно будет снять верхнюю одежду.

— Если бы я вчера не приехала протопить — еще хуже было бы. Вечная мерзлота! — рассмеялась Кирш.

Алиса прислушивалась к ее смеху: у изрядно выпившей Кирш он звучал низко, хрипловат о и слегка надсадно.

Электрический чайник вскипел быстро, и все трое, при­сев прямо в куртках у большого стола, накрытого клетча­той клеенкой, молча пили чай, грея руки на чашках. Блюд­ца не прилагались, и Алиса, не сообразив, куда выбросить заварочный пакетик, пила, как и остальные, игнорируя его присутствие в чашке. Будь сейчас рядом бабушка, она по­смотрела бы на нее с укором, но Кирш, заметив Алисину секундную неловкость, стала лишь с интересом наблюдать за ней.

Клетчатая клеенка, чайные пакетики, замерзшие руки на горячем фарфоре и сконфуженный взгляд девушки — такие мелочи ничего не решают в этой жизни и, возмож­но, недостойны почетного места в нашей памяти, но час­то и врезаются в нее вопреки всякой логике. Они ничего не решают, но меняют — легкими, едва заметными мазка­ми вносят в большую картину жизни теплые краски.

Кирш усмехнулась себе под нос и, улыбнувшись Али­се, принесла маленькую тарелку.

— Пожалуйста, барышня!

Чуть помедлив, Денис встал из-за стола,

— Ну, дамы, мне пора, я, конечно, привык сутками не спать, но у меня с утра дела.

Кирш предложила Денису остаться и переночевать в маленькой (маминой) комнатке.

— Там только одеяла с подушками сырые — их я не подготовила…

Но Денис уже попрощался с Алисой коротким покло­ном и развернулся к двери. Кирш вышла за ним на улицу, не накинув куртки, и через пару минут, вернувшись с оза­даченным лицом, бросила громко:

— Козлы!

— Кто? — Алиса растерянно посмотрела на Кирш.

— Люди! — отмахнулась Кирш и решительно подошла к печке. Она присела и, со скрипом приоткрыв чугунную дверцу, принялась подбрасывать туда щепки.

Она все еще была пьяна и всякий раз, пытаясь сунуть в печку очередную деревяшку, обжигала руку и ругалась. Она не оглядывалась на Алису, и та, сидя у стены напротив, держалась руками за лакированную поверхность ска­мейки, как за спасательный круг, будто ухватилась за ку­сочек реальности в мире какой-то нереальной Кирш. Она уже усомнилась, правильно ли поступила, приехав сюда: глядя на Кирш, можно было подумать, что ей не очень-то и нужно присутствие Алисы в этом доме. Оглядывая дере­вянные стены чужого жилища, Алиса пыталась убедить себя в том, что в ее жизни бывали и более сумасбродные поступки, но не могла припомнить ничего, кроме разве что весеннего побега на море на втором курсе института. Бабушка была уверена, что внучка готовится к экзаменам у подружки на даче, а Алиса тем временем прогуливалась по Рижскому взморью в компании задумчивого прибал­тийского брата своей сокурсницы; сессия была сдана на «отлично», и Алиснн побег оставался для бабушки тай­ной до тех пор, пока внучка сама не рассказала о нем в теплой вечерней беседе за чаем.

…Щепки потрескивали, и на лице Кирш отражался свет полыхающего в печке огня. Она сидела на корточках и вдруг, прикрыв глаза, слегка покачнулась. Алиса вскочи­ла, увидев выскользнувший из печки огонек, но тут же ус­покоилась: Кирш коснулась рукой пола чуть поодаль го­рящей головешки.

— Ты чего, Алис? — Кирш вопросительно смотрела на нее.

— Наверное, тебе лучше сейчас лечь спать, я послежу за печкой.

— Это почему же? Откуда ты знаешь, что мне лучше? — Кирш смотрела на Алису с вызовом, и та почувствовал легкую тошноту, которая обычно охватывала ее при силь­ном волнении.

— Просто ты пьяна, и это опасно…

— Да пошла ты!

От этих слов у Алисы зазвенело в ушах и по щекам потекли слезы. Заметив их, Кирш вскочила и беззвучно прошептала что-то — за слезами Алиса ничего не могла разобрать и, смущаясь их, поспешила закрыть лицо ру­ками.

Кирш развернулась и хлопнула дверью. Решительным шагом войдя в маленькую комнатушку, где летом обычно спала мать, она быстро разделась и рухнула лицом в от­сыревшую подушку.

Алиса вздрогнула, услышав, как от удара посыпалась труха с косяка. Она сидела в темноте, скрестив руки на коленях, и чувствовала, как к глазам подступают новые слезы.

Говорят, есть легкие слезы и есть тяжелые — горькие, те, что «дальше» от глаз. Слезы беззащитности и непони­мания проливаются легко, но кто наверняка может назвать их все?..

Наверное, самым правильным было бы взять сумку и уйти прочь, но Алиса, к ужасу своему, понимала, что ее удерживает от такого шага отнюдь не ночь и не расстоя­ние до Москвы, — просто обычные правила здесь были бессильны, и уйти ей отсюда было уже невозможно… Она встала и прошлась по комнате, пытаясь поверить в реаль­ность собственных шагов, отдающихся скрипом под по­ловицами.