Константин Шеметов - Ослик Иисуса Христа
«На самом деле материал – так себе, размышлял Генри, – зато содержит реальные события и персонажи (лишь бы не начать выдумывать и не скатиться к автофикшн). Не надо ничего изобретать, а лишь придать изложению необходимую форму и сделать текст максимально понятным».
Понятным? Тут он задумался. А какое слово ещё подобрать, чтобы показать, в какой степени массовый читатель ориентирован на серьёзное чтение (и при этом не обидеть его)? В последнее время то и дело возникали дискуссии как раз на тему «понятности»: опускать ли литературу до уровня обезьяны или нет?
Позиция издателей (а с ними агентов и продавцов) была недвусмысленной: конечно опускать (это увеличивает прибыль). Писатели же (особенно в недоразвитых странах) грызлись и отстаивали каждый своё. Успешные презирали неудачников, а те в свою очередь либо нападали на успешных, либо чурались и тех, и других. «Что ж у них за коллеги такие? – рассуждали неудачники из тех, кто поприличнее: – Совсем с ума сошли. Пишет себе человек, и пишет. Ведь сразу же видно – кто честен, а кто лишь кормит „обезьян“, заискивая с властью» (или с цензурой – если уж мы об этом).
Ослик не хотел ни с кем заискивать, да и писателем он себя не считал. Иначе говоря, он был слишком скромен для удачливого писателя и прекрасно понимал, к чему всё идёт: слово становится товаром.
За словом последует образ (образ – продукт искусства), а там и любовь с ненавистью. Он вдруг припомнил оккупацию Украины (русские тогда «постарались») и недавние теракты в США – чем не искусство? Яркие и профессионально поставленные теракты хорошо продавались, вызывали бурю эмоций и становились предметом оживлённой дискуссии – как среди «обезьян», так и среди образованной интеллигенции. Подобно книжным детективам и любовным романам теракты имели бешеную популярность, а их авторы становились героями.
«На хуй таких героев», – заключил Ослик, и уже к августу 35-го закончил книгу – заведомо непопулярную и понятную лишь немногим единомышленникам.
Как тут не вспомнить его «злосчастную» диссертацию? В 2012-м её тоже поняли лишь наиболее близкие люди. Хотя, нет, – Генри стал забываться, – кое-кто понял и со стороны. ФСБ, к примеру (мужчина с выправкой коня и портфелем в ВАК), а литературный агент (довольно известная тётя из Союза писателей) даже похвалила его и дала несколько советов. Агент отметила «вполне сложившийся стиль», но посоветовала смягчить краски (а то ведь и экземпляра не продашь). По её словам, Россия в «диссертации» была показана как-то уж совсем в чёрном цвете. «Какая есть» (улыбнулся Ослик).
Его тогдашнюю работу поняли и в «Эксмо», и в «Фолио», и в ОГИ (правда, стеснительно промолчали). Поняли и в «Корпусе» (но сослались на занятость). Поняли даже в секретариате «Большой книги», отдав предпочтение депутату-фигуристке из правящей партии (депутат ещё в СССР каталась). Одна радость – небольшое издательство «Захаров». «Захаров» хоть и отказались от публикации его «труда», зато извинились («Извините, но нет») и пожелали успехов в будущем.
Как раз о будущем Ослик и писал теперь.
По сюжету, учёный-эмигрант из России разработал гаджет, стимулирующий работу ума и таким образом призванный ускорить падение авторитарных режимов. Заметим (и Ослик настаивал на этом), гаджет «не навязывал» никаких идей, а лишь «пробуждал» критическое мышление. «Чувство собственного достоинства» – мечтал изобретатель и всё надеялся на будущее.
Мобильное устройство, надо сказать, понравилось людям и пользовалось всё большим спросом, хотя эффект если и был, то крайне слабый. Пользователи гаджета хоть и становились более вдумчивыми и рассудительными, приобретённое ими критическое мышление («гражданское самосознание» – по выражению некоторых блогеров) приводило лишь к новым трудностям. Обострялись отношения с властью, а власть, будучи коварной и беспринципной, использовала техническое новшество в своих интересах.
«Ваши интересы, Генри, и интересы наших читателей не совпадают» (как же точно, блядь!), – ответили ему в одном из московских издательств на предложение о сотрудничестве. Главный редактор наотрез отказался заниматься его книгой и даже пригрозил судом, заподозрив писателя в экстремизме.
«А кто у них не экстремист?» – вопрошала Софи. Собака Софи и по себе давно знала, что к чему («у этих русских»). Она с радостью прочла рукопись, тут же узнала главных персонажей и предложила не изменять имён. «Оставь, как в жизни», – попросила Софи, и Ослик оставил. Никто, тем более, не возражал. Наташа Лобачёва, таким образом, осталась Наташей Лобачёвой, Лена Гольц – Леной Гольц (впоследствии – Смит), Эльвира Додж – Эльвирой Додж (после эмиграции – Томоко Нодзаки), Марк Лунгу – Марком Лунгу («Марронье», хотя спросить тут было некого) и так далее.
Большую помощь в подготовке рукописи оказали (спасибо им) Клод Вулдридж и Паскаль Годен. Клод, будучи профессиональным издателем (издательство «Вулдридж и анемоны», Лондон), взялся за корректуру, а Паскаль (инженер и популяризатор науки) занялся научными вопросами. Он то и дело уточнял принципы технического устройства гаджетов, проверял теорию и предлагал доступные формы изложения трудных понятий.
Рукопись с воодушевлением восприняли и коллеги Ослика из CVI, в особенности Джони Фарагут и Тайка Нефёдова. По мнению Джони, роману недоставало интриги, любовных сцен и счастливого конца. Насчёт «конца», правда, Джони поправился. «Счастливый конец – как-то слишком», – заметил он спустя время и вскоре согласился, что перебрал. Ни о каком счастье не может быть и речи, поскольку его или нет, или оно трагически условно (кому как нравится). Человеку для счастья, по словам Льва Толстого, нужно столько же счастья, сколько и несчастья. Так что – судите сами.
Что же до Тайки – она искренне порадовалась за Ослика и предложила помощь с рекламой. Любая помощь – на пользу, и Генри немедленно согласился.
Странно – с возрастом он всё больше радовался любой сопричастности к человеческой жизни. Да и не только к человеческой. К примеру, его удивляло (и Генри едва сдерживал чувства) – с какой добротой подчас люди поглаживают бездомную собаку или даже кормят её и разговаривают с нею. В такие моменты он и сам хотел стать собакой. Видно, так проявляла себя некоторая специфика Осликовой психики: его никто не прикармливал и никто не разговаривал с ним, разве что – требовали сигарет или денег.
И всё же, наибольший интерес к его рукописи проявила Наташа Лобачёва. Она как никто другой знала Ослика, любила его (безответно, правда, да делать нечего) и использовала каждую возможность, чтобы приблизиться к нему. Они часами обсуждали его работу, новые идеи и уж, конечно, книгу. Это был его первый опыт серьёзного романа, и Наташа (в прошлом – главный редактор «Тараса Бульбы» и довольно известная писательница сегодня), безусловно, могла помочь ему.
Помимо прочего, Наташе нравился и замысел книги (как поиск новаторских способов пробуждения критической мысли). Лобачёва ведь тоже настрадалась от русского режима, а в основе любого режима, как известно – всё та же дремучесть населения (власть делает то, что позволяют им люди). Люди? «Паства» – по выражению Ослика, находившего прочную связь между религией и диктатурой.
Хотя аллюзия «Генри Ослик – ослик из Евангелия», положенная в основу книги, как раз и настораживала Осликову подругу. Издатели вообще не терпят прямых сопоставлений, реальных имён, а тем более «сомнительных» выводов. «Здесь будет непросто», – предупреждала Ната, а Генри кивал и улыбался – Лобачёва была не только издателем и художником, но и в высшей степени приличным человеком, воспитанным на идеалах свободы. В её представлении свобода была самым аргументированным правом человека.
«И нечего кататься на ослице с осликом! – смеялась она. – Какой безумец всё же этот Иисус Христос (и паства его безумна)».
По меньшей мере, поступки «спасителя» (то он устраивает дебош в храме, то объявляет себя «царём», то вдруг «исцеляет» больных) явно указывает на некоторую его амбивалентность. Вот Лобачёва и решила разобраться. Даже не столько разобраться (шизофрения и без того достаточно изучена), сколько предположить варианты – как если бы Иисус (или вымышленный его образ) был другим. Может и мир был бы другим? И войн было бы поменьше (а большинство войн имеют как раз религиозную подоплёку), да и люди были бы разумней.
Спустя время она погрузилась в литературу, пересмотрела множество фильмов на тему Иисуса Христа и изучила вопрос с точки зрения социологии. Вопрос действительно был интересным, чрезвычайно объёмным и захватывающим. К маю 35-го Лобачёва составила черновик работы, а уже в июле предложила Ослику включить её в рукопись отдельной частью, что он и сделал. Так собственно и появилась четвёртая (и последняя) часть его книги под названием «Ослик Иисуса Христа (Общая теория счастья)».
