Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 12 2009)
7
Будь у Беккины сердце из алмаза
И будь она хоть в сталь облачена,
Как сам январь, к Амору холодна
В стране, где солнце не утешит глаза,
Будь ей папашей великан из сказок
(Да только дочь сапожника она),
Будь я ослом, нагруженным сполна, —
Все было б легче горечи отказа.
Когда б она была не столь горда,
Я б ей сказал (решись я в том признаться),
Что я судьба ее — и навсегда.
Я жизнь ее, я все ее года,
Все то, чему сегодня начинаться...
И мне б она тогда сказала: “Да”.
8
Когда она с утра лишь из постели
И красоту еще не навела,
Смазливой рядом с ней бы прослыла
Любая мымра при достойном теле.
Да вы б лица на ней не разглядели!
Но в ход пошли притирки и масла:
То подровняла, это подвила…
Страшна как грех, но столько краски в деле!
Зато когда она закончит труд —
Дивись красе и падай ниц, мужчина!
Перед такой они от страсти мрут.
И в этом объясненье и причина:
Мне не уйти из этих бренных пут.
Была б она, а дальше все едино.
9
Да проклянет Господь тот день и час,
Когда меня сподобило влюбиться
В ту, для которой надо мной глумиться,
Терзать меня прилюдно, напоказ —
Такое наслажденье каждый раз!
Не дай вам бог в подобных муках биться!
И все ей мало, все ужалить тщится,
На страсть жестокосердьем ополчась.
Она горазда находить предлоги,
Чтоб разбивать покорные сердца.
Вот и с моим расправилась в итоге.
Я не могу забыть ее лица.
Мой разум слабнет, и не держат ноги...
И равнодушно тело ждет конца.
10
Я лгу и клянчу, Данте Алигьери,
Но ты во всем со мною наравне:
Я прихлебатель — ты подобен мне.
Я жир жую — ты сало есть намерен.
Я гонорист — а ты высокомерен.
Я ткань крою — ты шерстобит в цене.
Я сквернослов — ты мне под стать вполне.
Я в Рим подался — ты ломбардцам верен.
Так что, ей-богу, Данте, ни к чему
Прилюдно грязью поливать друг друга:
Не к нашей чести и не по уму.
Ну, а продлить захочешь эту ругань —
Прошу: я жало-пику подниму…
С такой осой волу тягаться туго.
Русаков Геннадий Александрович родился в 1938 году, воспитывался в Суворовском училище, учился в Литературном институте. Работал переводчиком-синхронистом в Секретариате ООН в Нью-Йорке и Женеве. Художественные переводы Г. Русакова входили во многие антологии, издавались отдельными сборниками. Автор семи книг стихотворений. Лауреат нескольких литературных премий. Живет в Москве.
«...Если бы вдруг позвонил Евгений Онегин или Тарас Бульба»
Для Лидии Чуковской оксфордский профессор, философ, дипломат сэр Исайя Берлин (1909 — 1997) был персонажем из ахматовской «Поэмы без героя», легендарным «Гостем из будущего», адресатом многих ахматовских стихотворений. Недаром накануне предстоящей встречи с Берлином (в марте 1988 года) Л. К. пишет в дневнике: «В субботу 19/III он позвонил в 6 ч. Чистый русский язык. Твердый голос. Я попросила приехать в 9 ч., совершенно без ума от удивления. Это как если бы вдруг позвонил Евгений Онегин или Тарас Бульба. — Странно до остановки дыхания.
Он здесь в качестве гостя британского посла. В 7 ч. позвонил шофер, переспросил адрес (хотя я подробно продиктовала его сэру Исайе). Затем так: — Г-жа Чуковская, вам известно, что у вас в 9 ч. будет гость? — Да. — „Это гость такого высокого ранга, что я должен буду сделать пробный рейс”. (В центре города — пробный рейс!) Ну что ж, говорю, делайте пробный рейс...»
Их переписка началась задолго до личного знакомства. Сэр Исайя был еще с 1945 года знаком с Корнеем Чуковским, принимал его в Оксфорде в мае 1962 года, когда Чуковскому присудили там докторскую степень honoris causa1. После смерти Корнея Ивановича (28 октября st1:metricconverter productid="1969 г" w:st="on" 1969 г /st1:metricconverter .) Лидия Корнеевна послала И. Берлину первые журнальные публикации из его архива. Отзыв Берлина о прочитанном и послужил началом переписки.
В последующие годы Лидия Корнеевна очень ждала мнения И. Берлина о своих «Записках об Анне Ахматовой». Напоминаю читателю, что они были опубликованы в Париже в издательстве «YMCA-Press», (т. 1 — 1974, т. 2 — 1980).
Л. К. была в 1974 году исключена из Союза писателей, в почтовых письмах надо было соблюдать осторожность. 20 ноября 1975 года Берлин пишет: «Я прочел также кое-что Вами написанное об А. А. и это так глубоко меня задело и напомнило мне столько „пережитого и передуманного”, что я не знал (и не знаю) как суметь сказать Вам чего-то не слишком недостойного». И в другом письме: «Это произвело на меня неимоверное впечатление: ничего лучшего не существует — так мне кажется — со времен Герцена и писем Байрона, как evocation2 не только личности А. А., но и жизни и быта и внутреннего мира целого общества в обществе — по абсолютной правдивости, бесконечной моральной чуткости, полноте и — позвольте мне сказать — благородству (если можно так выразиться) — и, конечно, художественности…» (16/17 июня st1:metricconverter productid="1981 г" w:st="on" 1981 г /st1:metricconverter .).
В дневнике Лидии Корнеевны сохранилась запись о встрече с И. Берлином в марте 1988 года:
«Гость высокого ранга явился минута в минуту. Тяжелая шуба. Трость на руке. Что-то не совсем ладное с глазом (кажется). Но легок, быстр и свободен в движениях. От всякой еды отказался, согласился только на боржом.
Разговор был пустой, потому что я за все 21/2 часа не могла оправиться от удивления.
Когда он ушел, я кое-как записала некоторые реплики.
Об АА: — Она была трудная. Я не виноват, что она сочинила миф.
— Пастернак изо всех сил не хотел быть евреем, он хотел быть белокурым, голубоглазым новгородцем...
— Бродский плох здоровьем. Он не будет жить долго.
— Когда К. И. был у нас в Оксфорде, он, я заметил, очень хотел приобрести английский костюм. Я повел его к хорошему портному. Тот сказал, что для джентльмена такого высокого роста и с такими длинными руками у него костюма нет. Я предложил сшить. „Могу, но это займет 7 месяцев”, — был ответ. Я подумал, что после такого ответа и таких сроков К. И. навсегда разлюбит Англию.
Потом пересказал свою встречу с АА (ленинградскую). Очень смешно изобразил, как Черчиль (сын) орал под окном „Исайя! Исайя!”»
— Это было ужасно, он был пьян.
О себе: — Я тогда был personanongrata, а теперь nonnongrata.
Я его в начале разговора спросила, как мне называть его:
— Исай Менделевич.
Конечно, для романа с АА, для выслушиванья неистовых речей3 он недостаточно тяжел, он легок, а не тяжел.
Я его направила к Толе4, соединясь с ним по телефону — Толя ахнул! — и на следующий день они встретились».
Еще через год, в апреле 1989 года, я приезжала в Лондон и гостила у своей давней подруги СильвыРубашовой. Мы подружились с Сильвой еще в 1962 году в Ялте, потом она уехала в Израиль, оттуда переехала с мужем в Лондон, работала на Би-би-си, написала автобиографическую повесть «Воробей на снегу» (М., «Слово», 1992). По моей просьбе сэр Исайя согласился дать интервью советскому телевидению, и мы ездили к нему в Оксфорд вместе с Сильвой и тогдашним лондонским корреспондентом Гостелерадио Всеволодом Шишковским. Было записано большое интервью, которое показали в России, а Берлин надолго подружился с Сильвой, и его последние письма к Лидии Корнеевне написаны ее почерком под его диктовку. Сильва была переводчицей первого тома «Записок…», вышедшего по-английски в Лондоне и США, после 1989 года она часто упоминается на страницах этой переписки.
В 2009 году в России широко отмечалось 100-летие со дня рождения И. Берлина. К этому времени переведены и изданы по-русски многие его статьи и книги (см.: И. Берлин. История свободы. Россия. «Новое литературное обозрение», 2001; Философия свободы. Европа. Там же).
В архиве Л. К. Чуковской сохранилось 7 писем И. Берлина. Одно из этих писем (от 20 ноября 1975) теперь находится в ОР РНБ (ф. 1414). Остальные в начале 2009 года переданы мною в РГАЛИ. 13 писем Лидии Чуковской хранятся в Оксфорде, в «Bodleian Library», The Isaiah Berlin Literary Trust5. Письма Л. К. Чуковской печатаются по ксерокопиям, которые любезно предоставил попечитель фонда мистер Генри Харди (HenryHardy). В эту публикацию не вошло одно письмо Лидии Чуковской (повторение предыдущего письма, которое она сочла утраченным). Все остальные письма публикуются полностью.
