Владимир Корнев - Нео-Буратино
— Кто завтра работает?
— Малыш, — отвечал бармен.
Поставив на стойку черный кейс с кодовым замком, брюнет вполголоса отдал указания:
— Положи деньги в сейф. Завтра придет человек от меня. Пусть Малыш передаст их ему.
Мишель быстро спрятал дипломат и, краем глаза следя за происходящим в зале, подставив ухо, ждал дальнейших распоряжений от хозяина.
— Выпьешь с нами? — спросил тот.
— Гуляете? Можно поздравить с хорошей работой? За солидное дело, конечно, выпью!
— Вчера с Костей такой куш сорвали… — самодовольно объявил брюнет и, улыбаясь, переглянулся с напарником.
— Да-а-а! Капитально заработали. Такого лоха кинули, — охотно подтвердил крепыш Костя.
— Вот где настоящие дела делаются! Это жизнь, это я понимаю… — протянул Мишель, сокрушаясь о своем уделе. — Везет же вам. А я тут с утра до вечера вкалываю, верчусь, света белого не вижу.
— Ну-ну! Не прибедняйся: только на одних чаевых реально поднимаешься.
— Да какие сейчас чаевые? — продолжал грустить Мишель. — Клиент пошел нищий, с него и взять-то нечего, а сам уж тем более не отстегнет. Вот я и думаю: может, в воры податься? Возьмете к себе? — И с заискивающей улыбочкой уверил: — А я бы смог бы…
Брюнет, проявив интеллект, прервал грезы Мишеля филологической выкладкой:
— «Смог бы» — сослагательное наклонение глагола, условное, а в нашем бизнесе условное наклонение недопустимо. Нет, брат Мишель, каждый должен быть на своем месте. Но если у тебя вдруг вырастут такие колотушки, как у Кости, — и он указал на кулаки своего компаньона, — и ты научишься так же быковать, я, может быть, возьму тебя в группу прикрытия…
Мишель ухмыльнулся, но брюнет, зная алчность работника стойки, тут же отрезал, смеясь:
— Шутка, брат! Видишь ли, для того чтобы стать таким, как мы, необходим многогранный талант.
— И я говорю! — подхватил Костя. — Именно талант, от Бога! Думаешь, просто кого-нибудь кинуть?
Чернявый красавчик самодовольно продолжал:
— Ни в одном институте тебя не научат совмещать чутье и тонкую актерскую игру, в считаные минуты распознавать психологию клиента и применять к нему коварный режиссерский замысел. Это или есть в человеке, или напрочь отсутствует. Искусственно не нарастишь ни на каком тренажере.
В это время молчаливый Костя, стараясь попасть в унисон с шефом, воодушевленно заговорил:
— Это точно. Алик тебе баки забивать не будет. С его актерским талантом, любовью к риску, с его головой плюс то, что я, если надо на крайняк, наеду по полной программе, — мы же ядерная сила… Вот попробуй средь бела дня при народе опустить мужика, у которого пресс бабок. Это ж высший класс, это надо уметь!
Разговор продолжил Алик:
— Попробуй разыграть спектакль перед клиентом, где в закамуфлированном виде выдашь второстепенное за главное, а главное известно лишь тебе одному и промелькнет лишь как что-то эпизодическое. Создать запутанную систему, о которой не догадается владелец наличности… Здесь, брат, и философия, и психология. Я бы сказал — точная наука.
— А что главное? — спросил озадаченный Мишель.
— Главное, сделать так, чтобы клиент был убежден, что он не только остался при своем, а еще и совершил выгодную сделку, нужно отвлечь его от суеты около его наличности. Создаешь вокруг этого простофили запутанную игру, в которой он участвует в качестве действующего лица, отвлекаешь разными деталями, которые должны естественно и органично вписываться в твой замысел. При этом следует помнить, что каждый клиент — личность со своим особым миром. Индивидуальный подход и тонкая режиссура обеспечат делу удачный финал, и ты выйдешь из игры победителем с чистыми руками, в которых окажутся денежки твоего клиента; кроме того, если ты мастер своего дела, то опущенный дядя еще будет обвинять других, а о тебе сохранит лишь самые светлые воспоминания. По большой дружбе скажу тебе сокровенное: клиент благодарен в любом случае, потому что плутовство — своего рода предостережение, а предостережение, брат, больших денег стоит.
Позевав и помолчав немного, отдыхая от собственной тирады, Алик решил подразнить Мишеля и лениво промолвил:
— Что-то скучно мне стало… Сыграть бы сейчас по-крупному… Правда, Константин?
Тот утвердительно кивнул головой, а брюнет-авантюрист продолжал, глядя в одну точку:
— Хочу так сыграть, чтобы обмануть всех и при этом самому не оказаться в дураках, но в том-то и дело, что человека с моим авантюрным складом ума, который просчитывает действие на ход вперед и всегда контролирует ситуацию, обмануть нереально, оттого и становится очень скучно… Мы с тобой, Константин, как Фауст и Мефистофель в одной великой трагедии… Впрочем, нет: я еще, может, и тяну на беса, но ты, брат, не Фауст…
Внезапно размышления изнывающего от тоски Алика были прерваны.
— Кажется, дозарекался, папа! — выпалил Константин. — Накликал! Вон лох вчерашний ползет, легок на помине. Долго жить будет, козел. Только вспомнили, а он уже тут.
— Неужели он? — поразился красавчик. — А он еще и богатым будет — я его не узнал.
Спокойно допив коньяк, Алик опустил голову и направился к выходу, за ним последовал простоватый напарник.
Папалексиев, искавший студента-филолога, приблизился к стойке бара и в очередной раз за эти дни увидел нечто совершенно неожиданное. Застыв на месте, он ошалело наблюдал, как через бар проследовали двое его вчерашних обидчиков-кидал и скрылись за дверью.
— Стойте! Вы никуда не уйдете, не скроетесь от правосудия! Я вас узнал! — завопил Тиллим.
В шуме увеселительного заведения его вопль остался гласом вопиющего в пустыне. Он кинулся было к бармену и потребовал вызвать милицию, но тот не отреагировал на зов о помощи и тут же куда-то исчез. Тогда Тиллим бросился в фойе догонять злоумышленников. Возле гардероба путь ему преградил двухметровый Костя, решивший, что в два счета успокоит недовольного лоха:
— Куманек, тебе чего? Не волнуйся так, это вредно. Капюшон надень, а то продует.
Но Папалексиев разорался, не обращая внимания на его реплику:
— Я знаю! Он злодей, и ты грабитель — его сообщник. Обманули честного человека! Деньги на фальшивые обменяли, бумажник с документами вытащили и думали, что я вас не найду? Теперь не уйдете, ворюги! Не упущу вас!
— Не понял? Ты о чем? — удивлялся Костя.
— Деньги мне фальшивые подсунули! Я думал, вы честные валютчики, а вы жулики!
— Но-но, ты полегче! Какие еще деньги? Говорю тебе, мужик, не выступай, успокойся! Ты нас перепутал с кем-то, понял?
Алик, до сих пор молчавший, надел очки в тонкой золотой оправе, повернулся к Папалексиеву, причем лицо его приняло удивленное выражение, и заговорил на некоем подобии итальянского языка:
— Бонжорно, сеньеро! Мио итальяно…
Костя, разыгрывая смущение, перебил его и опять обратился к Тиллиму:
— Знаешь, кто это? Это мой друг, очень известный в Италии комиссар полиции. Не позорь нашу страну перед иностранцами и делу не мешай: у нас тут операция по разоблачению мафии. Ты же умный мужик, я вижу! Кто-то тебя обидел? Разберемся потом, всех вычислим, мы и не такие дела расследовали. Давай свои координаты, если хочешь, возьми наши, но мы-то тебя и так найдем, поможем. Только не сейчас, брат. Операция идет, понимаешь?
Папалексиев закивал головой. Понимая, что его хотят обмануть, он все же основательно запутался в ситуации и пытался привести мысли в порядок. Костя же написал что-то на клочке бумаги, затем стал переговариваться с коллегой, скороговоркой произнося «итальянские» слова. При вручении бумажного обрывка с неразборчивой надписью Тиллим притронулся к богатырской руке кидалы, и все сомнения по поводу виновности этой подозрительной парочки в его вчерашнем ограблении моментально рассеялись. Однако, сохраняя бдительность, Тиллим решил узнать, о чем думает второй преступник. Он попытался подыграть жуликам и схватил за руку мнимого итальянца, словно желал пожать героическую десницу, покаравшую не одного нарушителя закона.
— О! Мио итальяно! Русо амиго! — завопил Алик, изображая восторг.
В то же мгновение Папалексиев почувствовал, что вторую руку брюнет уже запустил к нему в карман и нашаривает там портмоне. Тиллиму стало понятно, что ничего более оригинального в замыслах бандитов нет: еще раз поживиться чем Бог послал и улизнуть, и тогда он гневно возопил:
— Бросьте спектакль разыгрывать! Я знаю, кто ты такой! Перестань рыться в моих карманах, бандит!
Когда Алик обнаружил пустоту там, откуда надеялся выудить что-нибудь существенное, ему стало неинтересно, и он тотчас обратился к буянившему клиенту:
— Сколько в тебе веса, парень?
— При чем тут мой вес? Ты мне голову не морочь! — не сдавался Папалексиев, но Алик властно повторил:
