Ион Агырбичану - «Архангелы»
— Да, тебя тоже приглашали, — выдавил из себя студент.
— Я уже сыт по горло, не пойду. А ты иди, если хочешь. Деньги есть?
— Нету, — буркнул студент.
Отец достал бумажник и выложил на стол три десятки.
— Возьми. Погуляй сегодня. Можешь все спустить, — сухо проговорил он. — Но знай, в школу едешь последний раз. — Он замолчал, бледные щеки прорезали глубокие морщины. Отец ждал, что ему ответит сын, но тот молчал как рыба. Побледнев, он упорно рассматривал стол.
— Этот год я тебя еще содержу. — Прункул наливался гневом, глядя на онемевшего сына. — И наверное, зря, но раз уж решил, еще годок жертвую. Потом считай, что я свой долг перед тобой выполнил. Ты хоть знаешь, сколько денег я на тебя извел?
Обиженный, студент встал, посмотрел на отца, но промолчал.
— На эти деньги можно было лошадь выучить на адвоката! У тебя что, ни капли мозгов не осталось? Ни капли совести? И хватает наглости появляться в городе? Мне стыдно от твоего бесстыдства! Еще год учись, но это будет последний! Сорок злотых в месяц — и все!
— Сорок злотых! — воскликнул удивленный молодой человек, впервые открывая рот.
— Сорок, и не больше! Думаешь, денег у меня куча и конца им нет? А ты знаешь, сколько их сжирает новая штольня? Да ты еще будешь сосать целый год! Так что договорились, — отец встал и бросил с порога: — Пусть меня не ждут. Я заболел.
Студент долго сидел неподвижно. Перед ним разверзлась бездна. Что же ему теперь делать? Кончить университет за один год, когда у него сдан всего один экзамен, когда у него нет никакой практики, нету и книг, когда он несколько лет подряд даже лекции не посещал, ну разве одну-две в год?! Старика он просто-напросто обманывал, рассказывая, что работает практикантом в конторе одного столичного адвоката! Как теперь признаться отцу, что все рассказы об успехах сплошное вранье, а за один год получить диплом невозможно? А если и удастся уговорить отца, разве это ему поможет? Разве сможет он переломить себя и взяться за работу?
Студент поднялся, махнув на все рукой.
— Будем жить, пока живется! — сказал он про себя и направился в трактир, решив, что погуляет так, как никогда еще не гулял.
Но он был слишком потрясен и никак не мог прийти в себя. Долгое время Прункул-младший пил молча, не обращая внимания на шуточки и насмешки, и повеселел, когда захмелел уже изрядно.
Трактирщик Спиридон то и дело подходил к столу, уносил позванивающие пустые кружки, и не успевали гости хлопнуть в ладоши, как приносил полные. Вот уже семь или восемь лет прощальную попойку со студентами Спиридон обслуживает самолично, а потому и вертится, как волчок.
— Так, Спиридон, так, дорогой! Я в твою честь выиграю сотню процессов! — приговаривал младший Унгурян всякий раз, когда трактирщик приносил полные кружки. Взрыв хохота следовал за этими словами.
— Да здравствует «бесплатный» адвокат! Виват человеколюб! — воскликнул, разражаясь хохотом, Прункул.
— Виват человеколюб! — подхватили остальные.
— Слышишь, отец? — расплываясь в улыбке, обратился молодой Унгурян к родителю. — Вот откуда начинается моя будущая слава! Вы, маловеры, смеетесь, а я всегда буду идти вперед! Виват! Смело вперед! Виват!
Последние слова студент пропел на мотив популярного марша. Его подхватил Прункул. Потом адвокат Паску, специально приехавший в Вэлень на проводы студентов. Замурлыкал себе под нос тот же марш и доктор Принцу. Наконец над всей этой невнятицей голосов возвысился голос писаря Брату, вдохновляя всю компанию. Время уже шло к обеду, все были наполовину пьяны. Вдруг Брату вышел из-за стола, раскланялся во все стороны и, взмахнув рукой, запел:
Тверже шаг —Тра-ла-ла.Все вперед быстрее!Весел всяк,Крепче шаг,Ну, вперед, смелее!Тра-ла-ла.
Он сбился, начал марш сначала, потом сбился хор, и только после того, как все глотки были еще раз промыты пивом, удалось допеть марш до конца.
Когда поющие дошли до слов:
Кубок может вскореСмыть любое горе,—
все подняли бокалы, которые поспешно наполнил Спиридон, и, чокаясь, под звон бокалов стоя закончили марш. Пенье превратилось уже во всеобщее завыванье. Было два часа пополудни. Бокалы опустели. Управляющий «Архангелов», повернув бычью голову к двери, крикнул:
— Эй, Спиридон, где ты там!
— К вашим услугам, домнул управляющий. Чего изволите?
— Цыц! — рявкнул Родян. — Поросят приготовил?
— Три молочных еще с вечера заколоты.
— Когда будет половина четвертого, знаешь? — прищурился Иосиф Родян.
— Поросят выпотрошили, опалили, на Оленьей поляне огонь развели! — по-военному отрапортовал Спиридон, поднеся ладонь к правому уху.
— Мошенник! — загремел управляющий. — Так ты исполняешь распоряжения!
— Десятиведерная бочка в тенечек поставлена! — быстро проговорил трактирщик, бледнея.
— И водички, Спиридон. Пошли два ящика минеральной.
— Все будет в порядке, домнул управляющий: и хлеб, и соль, и ножички, и вилочки!
— Да иди ты к черту, делай как знаешь! — икнул студент Унгурян.
Спиридон покосился на него насмешливым глазом:
— У каждого своя профессия, домнул адвокат. У вас законы, у нас стаканы.
Все покатились со смеху. Послышались крики: «Да здравствует Спиридон!» Старик Унгурян тоже хохотал во весь рот, не понимая, в похвалу ли сыну или в насмешку были слова трактирщика. Но ему доставляло удовольствие смеяться, смеяться просто так, не зная над чем, смеяться, и все. Появился Спиридон в сопровождении трех мальчиков, каждый из которых нес веер кружек с пивом.
— Прошу угощаться. Как говорится, разгонные. За это пиво плачу я!
Гости встали, готовясь уходить. Каждый взял по кружке.
— Да здравствует первый трактирщик в Вэлень! — провозгласил студент Унгурян.
— Да здравствует Спиридон!
Все принялись за пиво, и через считанные минуты кружки опустели. Старик Унгурян выпил кружку не отрываясь и даже высосал оставшуюся на дне пену.
— Ах ты, чертов сын, Спиридон, ведь это пиво из только что открытой бочки. А ну, обнеси нас всех еще разок!
— Браво, отец! Да здравствует великий дегустатор! — завизжал молодой Унгурян.
Толпясь вокруг стола, компания выпила еще по две кружки. Спиридон прикинул, что от бочки осталось меньше половины. Наконец гости вышли на улицу. Один студент Прункул остался сидеть за столом. Он подозвал Спиридона и жалобно попросил:
— Поставь бочонок рядом со мной, отец Спиридон… Ты теперь будешь моим отцом!
Трактирщик видел, что студент уже лыка не вяжет, однако отчаянье, прозвучавшее в голосе, его удивило. Прункул побледнел, стал почти зеленым.
— Хватит вам пить, домнул адвокат. Это плохо кончится, — стал уговаривать трактирщик, наклоняясь над ним.
Прункул глядел на него пустыми глазами. Казалось, он не узнает Спиридона. Потом тяжело вздохнул.
— Ты — мой отец. Дай я тебя поцелую.
— Не пейте больше, — брезгливо поморщился трактирщик. — Лучше бы вам пойти домой, домнул адвокат, пообедать, немножко соснуть до четырех часов. Иначе вам всю ночь не высидеть. Идите-ка лучше домой.
— Нет у меня дома, — горестно вздохнул молодой человек, покачивая головой. — Нет ни дома, ни родителей. Ты теперь мой отец. Разве ты меня бросишь на произвол судьбы? — Прункул не сводил с трактирщика своих’ мутных выпученных глаз.
— Ни за что на свете, домнул адвокат!
— Тогда услышь мольбу твоего сына и принеси бочонок. Больше ни о чем не беспокойся, отец Спиридон. Наливать в кружку я буду сам, я знаю, как это делается.
Трактирщик поклонился и тут же скрылся за дверью. Можно было подумать, что он поспешил выполнить просьбу, однако он занялся другими делами. «Сейчас заснет. Знаю я его!» — пробурчал про себя Спиридон. Переделав мелкие дела и распорядившись по поводу жаркого на лугу, Спиридон с женой и младшими детьми сел обедать. Не успел он проглотить ложку супу, как приоткрылась дверь и появилась голова студента.
— Ты не принес мне бочонка, отец? — захныкал он.
— Нет еще, домнул адвокат! — Спиридон удивился, что студент не заснул за столом.
— Это черт знает что! — возмутился молодой человек. — Тащи немедленно пиво. Сегодня ты ведешь себя по-свински!
Спиридон побледнел. Его даже затрясло от возмущения: да что же это такое, ложки супу проглотить не дают. Однако вскочив, прошел мимо адвоката, приволок начатый бочонок пива, поставил возле стола, приладил помпу и вежливо сказал:
— Пожалуйста, домнул адвокат. В нем кружек двенадцать еще будет.
— Прошу! — Прункул протянул трактирщику бумажку в двадцать леев.
— Не сейчас, домнул адвокат! Откуда мне знать, сколько вы выпьете. Потом рассчитаемся.
