Алена Артамонова - Маша, прости
– Где ты шлялась?
– Просто гуляла по улице.
– Гуляла? – не унимался муж, продолжая нарезать круги. – Да от тебя мужиком пахнет! – он схватил ее за горло. – Сука! Шлюха! Ждешь, когда я подохну? Молодого хахаля привести не терпится! Вот тебе! Выкуси! – он тыкал ей в нос дулю. – А если отравить меня вздумаешь, так и знай, я все завещал государству, – он не рассчитал силы и больно ударил ее в лицо.
Из носа потекла тонкая струю крови, женщина посмотрела на мужа взглядом, полным ненависти.
– Да, у меня есть другой! А что ты хотел? Посмотри на себя, – пошла в наступление жена. – От тебя же воняет, как от дворовой псины! Ты даже мыться забываешь или мыло жалеешь? А я женщина, я любви хочу! А не твоих сальных ощупываний и текущих слюней! Я детей хочу! Квартира? – она засмеялась. – Представляешь, а мне от тебя ничего не надо! Ни-че-го! – она смотрела ему прямо в глаза. – Кроме свободы! – и, развернувшись, хлопнула дверью.
Макс, он же Андрей, уже порядком устал от этого навязанного ему романа, а после того, как тихонечко разузнал у Людмилы, кто ее муж, пришел к страшному открытию, что это родной отец Федора. «Господи, да он же воспринимает жизнь, как тир, где ведет прицельную стрельбу по сердцам и душам!»
Ему было мерзко и гадко участвовать в этой игре, и он хотел как можно скорее вырваться из этого ада, поэтому, когда среди ночи на пороге возникла заплаканная Людмила, он вздохнул с облегчением. Развязка была близка. Андрей не раздумывал о женщине, о ее чувствах. Он хотел только одного – как можно скорее выйти из игры.
Обняв плачущую женщину, он крепко прижал ее к себе.
– Вот и молодец, я рад, что ты наконец-то ушла от него, – сейчас он нисколько не лукавил.
На следующий день Андрей подвез Людмилу к ее дому.
– Ты уверена, что справишься сама? – заботливо поинтересовался он, осечки быть не должно.
Женщина нервно кивнула.
Открыв дверь, она обнаружила сидящего на кухне Павла.
– Что-то быстро отбегалась? – со злорадством произнес он. – Небось, хахаль выгнал, так тебе и надо! Думаешь, я назад приму? – измывался он над Людмилой, хотя провел бессонную ночь, полную страхов и беспокойства перед замаячившим на горизонте одиночеством.
– Я за вещами.
– За вещами? – он поперхнулся. – За какими вещами?
– Не переживай, я возьму только свою одежду.
Она зашла в спальню и, собрав в два чемодана только самое необходимое, потащила их к выходу. Павел все так же неподвижно сидел за столом. Людмила подошла к мужу.
– Прости, я оставила в прихожей свой телефон, если что-то понадобится, – она замялась, – постирать, приготовить, ты звони.
Павел встряхнулся, вскочил и смачно плюнул ей в лицо.
– Вон! Вон! – толкая и пиная, он погнал ее к выходу, а когда закрыл дверь, подбежал к окну и из-под занавески стал смотреть на улицу.
Во дворе стояла красная «девятка», а возле нее, нервно прохаживаясь, курил молодой парень. «Бандит, новый русский!» – сделал свои выводы мужчина, и тут он увидел Людмилу. Парень бросился ей на помощь, а женщина подняла голову и посмотрела на их окна. Павел спрятался за штору, и его стали душить слезы.
Через два дня Макс объявил, что ему нужно на недельку уехать по делам в Питер, а еще через три появился молодой человек и сообщил ничего не понимающей женщине, что квартира была сдана на два месяца, и срок давно истек. Ей показалось, что это дурной сон. Ничего не видя перед собой, Людмила машинально собрала вещи и, сев в такси, назвала адрес своих родителей.
1720 г. Франция. Париж
Филипп, скованный кандалами, стоял на Гревской площади, а вокруг абсолютно голые кружили хоровод регент, аббат Дюбуа и мадам Феран, а позади них с рогами и копытами, перевязанный орденской лентой, корчил злые рожицы д’Аверн.
Филипп пытался вырваться из оков, но чувствовал только, что силы оставляют его, и тут он с трудом открыл глаза.
– Ух, это всего лишь сон, – выдохнул он с облегчением.
– Филипп, наконец вы очнулись! – над ним склонилось озабоченное лицо Габриэль.
– Где я? – слова давались ему с трудом.
– Вы у нас дома уже пять дней. Вы ничего не помните?
– Нет, – соврал Филипп. То, что он помнил, вспоминать совсем не хотелось.
– Давайте, я напою вас отваром, который приготовил доктор Брюни.
– Здесь был доктор? – Филипп попытался встать, но слабость во всем теле не позволила ему этого сделать.
– Я помогу, – она приподняла подушки. – А теперь пейте маленькими глотками, – Габриэль осторожно поднесла к губам небольшую чашу.
Напиток был горьким, и Филипп закашлялся.
– Ничего, ничего, – словно маленького, уговаривала его хозяйка дома. – Сделайте еще глоточек, вот так. А теперь полежите спокойно, я принесу вам бульон.
Габриэль вышла, а Филипп опять провалился в сон.
На следующее утро он почувствовал себя совсем здоровым и попросил у любезной хозяйки что-нибудь перекусить.
– Сначала лекарство…
– Опять? – закапризничал он.
– Мэтр Брюни приказал принимать его на голодный желудок.
– Габриэль, помилуй, все доктора – бездельники и пройдохи, они говорят глупые вещи, чтобы выглядеть значительнее, – взмолился Филипп.
– Вы ведете себя как ребенок! А ну-ка быстро! – она осталась равнодушной к его нытью.
Через пятнадцать минут Габриэль принесла ему аппетитно пахнущее бланманже – густое пюре из риса и курицы, сдобренное миндальным молоком, сахаром и свиным салом.
– Напугал ты нас, – в комнату вошел Артур.
– Извините, что доставил вам столько хлопот и особенно вам, Габриэль, – Филипп с благодарностью посмотрел на девушку.
– Ну, что вы, это то малое, что мы могли для вас сделать, – прошептала она.
– Хлопоты? Ну, ты даешь, да, по-моему, моей женушке это доставило огромную радость. Они с Джо не отходили от тебя ни на минуту, так что мне приходилось силой оттаскивать их от твоей кровати, – бросив беглый взгляд на жену, весело выдал все тайны Артур. – Так что в следующий раз, когда захочешь поболеть, милости просим в наш дом.
– Что ты болтаешь, – Габриэль сердито посмотрела на мужа и тут же обратилась к маркизу: – Не слушайте его! Пусть эта болезнь будет последней в вашей жизни!
– Вы ангел, – Филипп поцеловал ей руку, чем еще больше ее смутил.
– Да, кажется, я опять что-то не то сказал, – виновато пробурчал хозяин дома.
– Вы настоящие друзья, и я так рад, что вы у меня есть! – с чувством поблагодарил Филипп.
– А несколько дней назад ты говорил обратное, – поддел его Рыжий.
Филипп сразу вспомнил постыдную сцену в кабаке.
– Ты прав, и мне очень стыдно, испытанные друзья – величайшее из земных благ, хотя как раз за этим благом мы меньше всего гонимся.
– Да ладно, брось! – Артур присел на кровать. – Ты лучше скажи, что с этим гвардейцем делать?
– Каким гвардейцем?
– Ну вот, говорил же я Косому, что бредит человек, а он «убить, убить!» – Артур задумчиво почесал голову.
– Кого вы убили?
– Да не убили, так, покалечили малость, да заперли на барже, пока ты не оклемаешься.
– Слушай, Рыжий, ты не на причастии, – разозлился Филипп, – говори понятно.
– Вот я и говорю, мы тебя сюда принесли, то есть привезли, – тут же поправил он, чтобы не задеть самолюбие друга. – А ты стал кричать: «Узнайте, что с мадам д’Аверн, а ее мужа убить, немедленно!» Мы тебя спросили, за что, а ты говоришь: «Он свою жену регенту продал» за эту, как ее, – Артур нахмурился, – ну за ленту там какую-то.
– Орденскую, – прошептал Филипп.
– Правильно, орденскую.
– И?
– Про мадам д’Аверн говорит весь Париж, уж слишком дорого обошлась регенту его новая прихоть.
– Ее заставили, – прошептал Филипп.
– Мы и поехали к ее муженьку, привезли на баржу, Косой его немного… ну того, потряс, – Артур хитро прищурился. – Зачем, говорим, жену продал. Он – в отказ. Нет, говорит, это ее идея, все она придумала, я только следовал ее советам.
– Мерзавец! – Филипп с силой ударил кулаком по кровати. – Они ее заставили!
– Простите меня, – тихонько перебила Габриэль. – Но мне кажется, я должна вам это сказать. Женщину нельзя заставить, ее можно убедить, обмануть, купить, но заставить, – Габриель покачала головой, – заставить нельзя.
– Вы ее не знаете, она чистый ангел!
– Мы тоже ничего не поняли, – продолжал Артур, – поэтому послали Воробушка в славный Аменьен. – Воробушек был одним из головорезов Рыжего, за свой маленький рост и невероятную способность вынюхивать и разведывать получил прозвище в честь этой юркой, наглой и неприметной птички.
– И что? – Филипп почувствовал, как заныло сердце.
– Эта дамочка еще с ранних лет зарекомендовала себя как распутная девка.
