Алена Артамонова - Маша, прости
– Артур! – маркиз закипел от негодования.
– Хорошо, как распутная дама, хотя смысла это не меняет. Ты дослушай, а потом ори, – разозлился Рыжий. – Так вот, в тринадцать лет она сбежала с бродячими музыкантами, но папаша быстро ее отыскал и вернул домой, в четырнадцать она соблазнила местного священника и даже родила от него ребенка. Святого отца с позором изгнали из лона церкви, а мадам занялась мясником. Потом был булочник. В общем, в городе не осталось ни одного мужчины, который бы не побывал в ее постели. Родители хватались за голову, не зная как сбыть с рук непутевую дочь. Как ты сам понимаешь, никто из соседей не хотел брать ее в жены. Но на счастье семьи в городе проездом оказался лейтенант д’Аверн, он сразу же влюбился в доверчивую, наивную, с глазами мадонны девушку. Хотя Феран был не богат, родители с радостью вручили ему свое «сокровище». Приехав в Париж, мадам д’Аверн огляделась и решила, что она достойна более лучшей жизни, нежели способен дать ей муж. Вот так и родился план по охмурению регента.
– Я тебе не верю! Я сам слышал ее разговор с графиней де Конфлан.
Артур посмотрел на наивного и чересчур доверчивого друга, тяжело вздохнул и продолжил свой рассказ.
– Хитрая дама поняла, что для соблазнения регента нужно придумать что-нибудь необычное. В Пале-Рояле хватает распутниц на любой вкус и возраст, а вот невинности и верности не найдешь. Вот она и решила разыграть добродетельную барышню.
– Но она ему отказала, он сам мне признался, – Филипп не хотел верить услышанному.
– Конечно, отказала, – согласился Артур. – Потому что за непокорность платят дороже. Разыграв на глазах у слуг мерзкую сцену, мадам сделала вид, что оскорблена, и покинула Париж. Муж, следуя ее указаниям, отправился к регенту и получил столько, сколько ни при каких других обстоятельствах регент никогда бы не заплатил.
Филипп в бессилии откинулся на подушки, и его плечи тихонько вздрогнули.
– Ты давай бросай свои благородные штучки! Нечего из-за дамы, черт ее подери, голову терять! Лучше скажи, что с мужем делать? Вся полиция на ногах, он ведь теперь как-никак зятек нашего правителя, – не удержался от смеха Рыжий.
– Одежду давай!
– Прямо сейчас?
– Да! Покончим с этим немедленно!
Друзья приехали на заброшенную баржу, где иногда, под дешевое вино с местными «дамами», предавались воспоминаниям о былых днях юности.
В темноте, на соломе лежало бездыханное тело мужчины.
– Эй, зажгите свечи, – крикнул Артур и, подойдя поближе, споткнулся о пустой, глиняный кувшин. Он тихонько поднял его и с недоумением посмотрел на Косого. – Ты его что, не кормил?
– А что сразу я? – занял оборону гигант. – Я думал, ты покормишь.
Мужчина на полу тихонько застонал.
– Ну, кажется, жив, – облегченно вздохнул Рыжий и посмотрел на Филиппа. – Что делать будем?
– Выкиньте его на пристань, там кто-нибудь подберет, – брезгливо поморщился маркиз. Всю дорогу он думал о том, что случилось. Ему не хотелось верить в то, что рассказали ему друзья, но не доверять им у него не было основания. Вся эта история стала ему настолько омерзительна, что он быстрым шагом вышел на свежий воздух.
– Я сказал маркизе, что ты срочно уехал по делам в поместье, – предупредил Джо, когда они сели в карету.
– Спасибо.
– Эх, спасибо, – Джо легонько дал ему подзатыльник.
– Не ругайся, старина, – Филипп положил голову ему на плечо. – Ты лучше ответь мне, отец, почему меня в жизни преследуют разочарования?
– Ты хочешь, чтобы люди поступали исключительно согласно твоим желаниям, чтобы они говорили слова, которые тебе кажутся правильными. А люди? – он немного подумал. – У каждого свое мнение, свои идеалы. Они просто не могут быть такими, какими ты их нарисовал в своем воображении.
– Значит, я виноват в том, что ошибаюсь?
– Разве я сказал, что ты виноват? Нет, ни ты, ни они не виновны. Посмотри в небо, видишь, птицы парят, а теперь представь себе, что ты начнешь учить их летать, а они тебя – скакать на лошади? Просто мы все разные, и делаем только то, что именно нам кажется правильным. Нельзя разделить мир на добрый и злой, нет белого и черного, плохой поступок не бывает только плохим, а хороший может иметь плохое последствие, – старик погладил его по голове. – Середина и есть справедливость к себе и другим.
2001 г. Россия. Москва
– Вот ты где? – в спальню просунулась светловолосая голова сынишки. – Спрятался? – заговорщицки поинтересовался он и прыгнул к отцу на кровать.
– Понравилось у Романовых? – сын вместе с бабушкой вернулись от соседей.
– Не-а! Не люблю в гости ходить, – честно признался маленький человечек.
– Почему?
– Там нужно всем показывать, что ты хороший, и все доедать.
– Значит, дома можно быть плохим? – еле сдерживая улыбку, поинтересовался отец.
– Дома можно быть самим собой, – совсем по-взрослому признался мальчик.
– Феденька, – в комнату, предварительно постучав, вошла Катя с телефонной трубкой в руке. – Тебя.
– Кто? – Федор, недовольный прерванным общением с сыном, укоризненно посмотрел на жену.
– Николай Крылов, – прикрыв трубку рукой, тихонько прошептала Катя, – говорит, что это срочно. Он уже несколько раз звонил, – она передала ему аппарат и взяла на руки сына. – А тебе пора спать, поздно уже.
– Мамочка, спать опоздать нельзя, это не кино, – мальчик с надеждой посмотрел на отца, но поддержки не получил, поэтому грустно помахал рукой.
– Алло, – оставшись один, Федор поудобнее устроился на кровати.
– Зазнался, знаменитостью стал, старых друзей – побоку, – голос у одноклассника совсем не изменился, был таким же бодрым и жизнерадостным.
– Ну, это еще не известно, кто зазнался, – рассмеялся Федор. – Это ты у нас знаменитость – владелец газет, пароходов.
– Врут, все врут! Ни газет, ни пароходов, так, маленький краник на трубе, ведущей из щедрых недр родины, – отшутился Колька. – Как все-таки здорово вновь слышать твой голос. А то исчез, женился и даже на свадьбу не пригласил.
– Так получилось, извини, но я тоже чертовски рад, – он широко улыбнулся. – А ты с нашими общаешься?
– Не то чтобы плотно общаюсь, а так – созваниваюсь кое с кем, иногда на тусовках пересекаемся. Лерку помнишь?
– Рыжову?
– Она у нас теперь не Рыжова, а жена депутата, Валерка – дома строит, а Юрка Самсонов, помнишь? Погиб.
– Неужели? – оба замолчали.
– А помнишь, как ты в пятом классе у отца пистолет стащил и хвастался, что тебя им лично министр обороны наградил? – почему-то вспомнил Федор.
– Как же забудешь, неделю на заднице сидеть не мог.
Они весело вспоминали школьные годы, и Федору стало как-то легко и спокойно, хотя все, над чем они сегодня смеялись, тогда не вызывало столь приятных впечатлений.
– А чего мы с тобой по телефону треплемся? Давай встретимся? – предложил Федор. – Приезжай ко мне.
– Долго ехать, я в Лондоне, а насчет встречи ты совершенно прав! Обязательно надо увидеться! Ты знаешь, после того, как решили снять эту передачу, я теперь все время наше детство вспоминаю, и так хорошо на душе, жду не дождусь, когда вас всех увижу. Федь, ты чего замолчал?
– Я туда не пойду.
– Здрасьте, ты же у нас герой дня?
– Герой не герой, не пойду, – резко оборвал Федор.
– Постой, – Колька немного помолчал. – Ты из-за Маши?
Федор по-прежнему молчал.
– Ну и зря! О ней никто говорить и не собирается после того, как она сбежала. Да, что там! Даже вспоминать противно! Так что не морочь голову, приходи! А какой я банкет заказал, скажу тебе по секрету, – он почему-то перешел на шепот. – Огромный торт, а там девочки…
Федор чувствовал себя мучительно-скверно, но разговор с одноклассником уже посеял зерно сомнения в его душе, ностальгические картинки школьной жизни так четко всплывали в памяти, что казалось, будто все это происходит сейчас. Желание встретиться с детством взяло верх. «В конце, концов, почему я должен портить себе жизнь из-за этой дряни!» – и он с новой силой рисовал в воображении картинки униженной жизнью Маши.
1986 г. Тибет. Монастырь Тикс
– Прощайтесь.
– Разве мы не останемся с ней?
– Нет, этот путь она должна пройти сама.
– Когда мы сможем забрать… – Алекс не смог произнести это страшное слово.
– Через три года, – лицо монаха не выражало никаких эмоций.
– Что? – ахнула Надежда Николаевна.
– Вы хотите сказать, что она проживет еще три года? – заикаясь, переспросил отец.
– Сколько она проживет, мне не известно, но через три года она должна будет покинуть эти стены.
Лучик надежды коснулся родителей, и они склонились над дочерью, веря и не веря в услышанное.
