Амин Маалуф - Самарканд
XLVI
Я нисколько не погрешу против правды, если заявлю, что в 1911 году вся страна жила по часам Американца и что из всех ответственных лиц в стране он был самым популярным и влиятельным. Газеты поддерживали его начинания с тем большим воодушевлением, что порой он давал себе труд созвать главных редакторов и объяснить им суть реформ, а то и выслушать их советы по некоторым щекотливым вопросам.
Самым же важным было то, что его трудная миссия осуществлялась успешно. Еще даже до оздоровления фискальной системы он смог привести бюджет в равновесие одним лишь тем, что поставил препоны на пути воровства и растрат. До него многие владетельные и знатные лица, высокопоставленные министры посылали в казначейство свои запросы в виде цифры, нацарапанной на замусоленном клочке бумаги, а чиновники были вынуждены удовлетворять их под страхом потери должности или жизни. С Морганом все круто изменилось.
Вот один из многочисленных примеров. 17 июня на Совете Министров Шустеру был сделан запрос на сумму сорок две тысячи туманов, чтобы заплатить жалованье войскам.
— Если этого не сделать, бунта не миновать и вся ответственность падет на генерального казначея! — патетически воскликнул Амир-и-Азим, «Эмир эмиров», военный министр.
— Но господин министр уже получил эту сумму десять дней назад. На что пошли те деньги?
Я погасил часть задолженности, солдатские семьи голодают, офицеры в долгах, ситуация недопустимая!
— Господин министр уверен, что от этой суммы ничего не осталось?
— Ни тумана!
Шустер вынул из кармана карточку из бристольской бумаги, исписанную мелким почерком, демонстративно сверился с записями и заявил:
— Сумма, выданная казной десять дней назад, была целиком положена на личный счет министра, не был израсходован ни один туман. Имя банкира и номер счета у меня записаны.
«Эмир эмиров», тучный гигант, встал, сверкая глазами, положил руку на грудь и разъяренно оглядел собрание:
— Здесь что, подвергают сомнению мою честь? — Но поскольку никто не стал его в этом разубеждать, он прибавил: — Клянусь, если такая сумма и впрямь находится на моем счете, я — последний, кто об этом узнал.
Ответом ему были недоверчивые мины окружающих. Решено было призвать банкира. Шустер попросил членов кабинета не расходиться. Как только доложили, что банкир прибыл, военный министр поспешил ему навстречу, о чем-то с ним пошептался и вернулся к коллегам с невинной улыбкой:
— Проклятый банкир не уразумел моих указаний и еще не заплатил войскам. Это недоразумение!
На этом была поставлена точка, но с тех пор государственные чиновники больше не смели беззастенчиво грабить казну, как это происходило на протяжении многих веков. Были, конечно, и недовольные, но им приходилось помалкивать, поскольку большинство, и даже те же самые работники государственного аппарата кое-что получили взамен: впервые в истории страны чиновникам, солдатам и дипломатам вовремя выплачивалось вознаграждение за их труд.
Даже в иностранных финансовых кругах заговорили о чуде Шустера. К примеру, братья Селигман, лондонские банкиры, решили выдать Персии заем в четыре миллиона фунтов стерлингов без всяких там кабальных условий вроде отчислений из таможенных сборов, ипотеки и тому подобное. Это были уже новые отношения между двумя уважающими друг друга партнерами. Для тех же, кто спал и видел, как подчинить себе всю Персию с потрохами, прозвучал звонок. Британское правительство заблокировало заем.
Царь прибег к более грубым методам. В июле стало известно, что прежний шах вернулся с двумя своими братьями во главе армии наемников, чтобы отвоевать престол. В ответ на запрос Меджлиса: разве шах не был задержан в Одессе, не помещен в резиденцию, находящуюся под усиленным наблюдением, и разве русское правительство не пообещало персидскому не выпускать его, — русские власти ответили, что он бежал из-под стражи, путешествует с фальшивым паспортом, а оружие упаковано в ящик с надписью «Минеральная вода», словом, что они не несут никакой ответственности за предпринятые им шаги. Выходило, что он покинул Одессу, пересек со своими солдатами несколько сотен миль, отделяющих Украину от Персии, погрузился с оружием на русский пароход, пересек Каспий, а царское правительство и охранка так-таки ничего не знали?
Однако было не до разговоров, приходилось спасать едва народившуюся демократию. Парламент затребовал у Шустера кредиты, и на этот раз Американец не возражал. Напротив, сделал так, чтобы армия буквально за несколько дней была приведена в боевую готовность, вооружена по последнему слову и ни в чем не ощущала недостатка. Он даже сам назвал имя нового командующего — Эфраима Хана, блестящего офицера, армянина, которому удалось в три месяца прогнать бывшего шаха с персидской территории.
В целом мире отказывались этому верить: неужто Персия и впрямь превратилась в современное государство? Обычно подобные конфликты носили затяжной характер. Для большинства обозревателей, как в Тегеране, так и за его пределами, ответ был в одном слове: Шустер. Его роль в государстве намного превосходила должность казначея. Это он подсказал парламенту объявить бывшего шаха вне закона и на всех стенах страны повесить объявления «Wanted»[81] в лучших традициях Far West[82], обещая немалое вознаграждение за поимку мятежника и его братьев, что окончательно лишило экс-шаха авторитета в глазах населения.
Царя брала досада. Ему стало ясно, что его претензиям на Персию не сбыться, пока там всем заправляет Шустер. Он задался целью заставить того покинуть страну. Нужен был какой-то повод. Дело было поручено Похитанову, бывшему консулу России в Тебризе, ныне генеральному консулу в Тегеране.
«Поручение» — слишком целомудренное слово, в данном случае скорее приходится говорить о тщательно спланированном, хотя и отличающемся особой тонкостью заговоре. Меджлис постановил конфисковать имущество двух братьев экс-шаха, выступивших против нового государства. Обязанный по должности исполнять решения законодательного органа, Шустер намеревался осуществить это, не отходя от буквы закона. Главное имение, подлежащее конфискации, располагалось неподалеку от дворца Атабак и принадлежало принцу крови по прозвищу Свет султаната. Американец выслал туда отряд жандармов и гражданских чиновников с мандатом. Однако их встретили казаки и русские офицеры из консульства и не позволили войти в имение.
Когда ему донесли о случившемся, Шустер отправил одного из своих заместителей в русскую миссию. Его принял Похитанов и в агрессивной манере дал ему следующее объяснение: мать Света султаната обратилась к царю и царице с просьбой о защите, которую ей и предоставили.
Американец не верил своим ушам: что иностранцы пользуются в Персии безнаказанностью, а убийцы персидского министра не подлежат суду, поскольку являются подданными царя, — это не лезло ни в какие рамки, однако так уж повелось, но что персы ставят свои имения под защиту иностранного монарха, дабы обойти законы собственного государства, — это было что-то неслыханное. Шустер не желал с этим мириться. Он отдал жандармам приказ захватить имение, без применения силы, но самым решительным образом. Похитанов позволил им это сделать. Инцидент был создан.
Последствия не замедлили сказаться. В Санкт-Петербурге было опубликовано коммюнике, в котором заявлялось, что по отношению к России допущен акт агрессии, царю и царице нанесено оскорбление, и содержалось требование официальных извинений от Тегерана. В полной растерянности премьер-министр испросил совета у англичан. Форин-офис ответил, что с царем шутки плохи, что к Баку уже подтянуты войска и что лучше принять ультиматум.
24 ноября 1911 года министр иностранных дел Персии чуть живой предстал перед министром-посланником России с такими словами:
«Ваше превосходительство, мое правительство поручило мне представить вам извинения от его имени за оскорбление, нанесенное офицерам вашего консульства».
Пожимая протянутую ему руку, царский посланник ответил:
«Ваши извинения приняты в ответ на наш первый ультиматум, однако я должен проинформировать вас о втором, готовящемся в Санкт-Петербурге. Я дам вам знать».
Пять дней спустя, 29 ноября в полдень, дипломат передал министру иностранных дел текст нового ультиматума, добавив на словах, что уже получено одобрение Лондона и что сатисфакция должна быть дана в течение сорока восьми часов.
Ультиматум был следующего содержания: первое — выслать Моргана Шустера; второе — никогда впредь не пользоваться услугами иностранного эксперта, не получив на то согласия русской и британской миссий.
XLVII
Семьдесят шесть депутатов парламента — кто в тюрбане, кто в феске, а кто и в европейском платье — собрались и ждут заседания. В 11 часов на трибуну, как на эшафот, восходит премьер-министр и задыхающимся голосом читает ультиматум, затем информирует собравшихся о позиции Лондона и, наконец, заявляет о решении правительства: не оказывать сопротивления, принять ультиматум, отослать Американца, словом, вернуться под опеку двух держав, чтобы не быть раздавленными ими во избежание худшего развития событий. Ему нужен мандат, и потому он выносит вопрос на обсуждение депутатов, напоминая, что срок ультиматума истекает в полдень, время пошло и дебаты не должны затянуться. При этом он то и дело поворачивается в сторону гостевой трибуны, где восседает г-н Похитанов, которому не посмели отказать присутствовать на заседании.
