Халед Хоссейни - Бегущий за ветром
— Непостижимо. — Меня душила злость. — То есть все как раз предельно ясно. Но все равно это выше моего понимания.
Омар нахмурил лоб.
— К последствиям любого бедствия — а Талибан куда хуже землетрясения, уж вы мне поверьте, Амир, — можно отнести практическую невозможность доказать, что тот или иной ребенок остался сиротой. Разберись, поди, может, у этого конкретного мальчика родители живы и просто бросили его из-за невозможности прокормить. Или, может, он в одном лагере беженцев, а папа с мамой — в другом. С этим сталкиваешься на каждом шагу. Так что иммиграционная служба визу не выдаст, пока официально не будет доказано, что ребенок подпадает под определение «сирота». Как ни нелепо, вам необходимо представить свидетельства о смерти.
— И кто мне их в Афганистане даст?
— Более того. Даже если доказано, что родители погибли, Служба иммиграции придерживается мнения, что пусть уж лучше ребенка усыновят в его родной стране. Хотя бы право наследования останется за ним.
— Что наследовать-то? — воскликнул я. — Талибы подмели все подчистую. Вы видели, что они сделали с гигантскими статуями Будды в Бамиане?
— Простите, Амир, я излагаю точку зрения официального органа. — Фейсал посмотрел на Сохраба и улыбнулся. — Ребенка можно усыновить только согласно законодательству его страны. И если в стране смута, как сейчас в Афганистане, властям не до приемных родителей с их бедами.
Я вдохнул и протер глаза. Мигрень начиналась сразу же за веками.
— Предположим даже, что случилось чудо и ваше дело официально рассмотрят афганские чиновники. — Омар скрестил руки на выступающем животике. — Скорее всего, последует отказ. Мусульманские страны, даже маленькие, не любят отдавать своих детей за границу. Ведь шариат в большинстве из них не признает усыновлений.
— По-вашему, мне не стоит связываться с этим делом?
— Я вырос в США, Амир. Америка меня научила: отступать, не ввязавшись в битву, значит обосраться. Но как юрист я обязан представить вам факты. А они подсказывают мне еще вот что: ни одно агентство не пошлет своего представителя в Афганистан для оценки условий жизни ребенка.
Сохраб сидел на кровати, подтянув колени к подбородку (любимая поза Хасана), и исподтишка наблюдал за нами.
— Я его дядя, это принимается в расчет?
— Если есть доказательства. Соответствующие документы или свидетели.
— Документов нет, — утомленно произнес я. — Сохраб узнал обо всем от меня, да и сам я до недавнего времени пребывал в неведении. У меня только один свидетель, да и тот, возможно, уже умер.
— М-да.
— Омар, у меня есть какие-то варианты?
— Говоря откровенно, очень мало.
— Так что же мне делать, ради всего святого?
Фейсал набрал воздуху в грудь, постучал авторучкой по подбородку. Выдохнул.
— Вы можете подать заявление на усыновление и надеяться на лучшее. Вы можете попытаться усыновить ребенка по его собственному желанию. Для этого вам придется прожить вместе с Сохрабом в Пакистане два года, день в день. Вы можете попросить политического убежища от его имени. Процедура длительная, и вам придется доказывать факт политического преследования. Вы можете подать просьбу о выдаче гуманитарной визы. Вопрос этот в компетенции Генерального прокурора, и ее не всем дают. — Адвокат помолчал. — Есть и еще вариант, для вас, пожалуй, самый выгодный.
— Говорите же!
— Вы можете отдать мальчика в детский дом здесь, а потом обратиться с просьбой об усыновлении. Пока суд да дело, все эти формы «Ай-600» и обстоятельства семейной жизни, он будет в безопасности.
— Что еще за формы?
— Простите. Форма «Ай-600» — стандартная процедура анкетирования Службы иммиграции. Обстоятельства семейной жизни изучает агентство по усыновлению. Надо же убедиться, что вы с женой — не буйные сумасшедшие.
— Но я обещал Сохрабу никогда больше не отдавать его в детский дом!
— Как я сказал, этот вариант для вас самый подходящий.
Мы поговорили еще немного, и я проводил его до машины.
Солнце садилось. Старый «фольксваген»-жук просел под тяжестью толстяка-юриста. Фейсал опустил стекло и окликнул меня.
— Да? — Я подошел поближе.
— Вы подумайте хорошенько. Если действовать, то только так.
Как жалко, что рядом со мной нет Сораи!
Когда я вернулся в номер, телевизор был выключен. Я опустился на свою кровать и попросил Сохраба сесть рядом.
— Господин Фейсал считает, что у меня есть возможность забрать тебя с собой в Америку.
— Правда? — Сохраб слабо улыбнулся, впервые за все дни, что мы провели вместе. — Когда едем?
— В этом-то все и дело. Придется немного потерпеть. Но с его помощью мы добьемся своего.
Я погладил мальчика по голове. С улицы донесся слабый призыв муэдзина.
— Сколько потерпеть? — спросил Сохраб.
— Не знаю. Какое-то время.
Сохраб повел плечами. Улыбка его сделалась шире.
— Ничего. Можно и подождать. Это как кислые яблоки.
— Яблоки?
— Однажды, совсем маленький, я забрался на яблоню и наелся зеленых яблок. У меня разболелся живот, его раздуло как барабан. Мама сказала, что если бы я подождал, пока яблоки созреют, живот бы не прихватило. И теперь, когда мне очень хочется чего-то, я всегда вспоминаю ее слова.
— Зеленые яблоки, — пробормотал я. — Ты умница, Сохраб-джан. Такой разумный мальчик мне еще не попадался.
У Сохраба даже уши покраснели от похвалы.
— И ты возьмешь меня на красный мост, который часто окутан туманом?
— Обязательно возьму.
— И мы поедем по крутым улицам, где из машины видно только капот и небо?
— Проедемся по всем до единой. — Я постарался сморгнуть слезы.
— А английский язык трудный?
— Через год ты будешь говорить так же свободно, как на фарси.
— Правда?
— Да. — Я взял его за подбородок и повернул лицом к себе. — Только вот что, Сохраб…
— Что?
— Господин Фейсал считает, что нам будет проще уехать, если… если ты согласишься некоторое время побыть в детском доме.
— В детском доме? — Улыбка исчезла у него с лица. — В приюте?
— Совсем недолго.
— Нет. Ни за что. Прошу тебя.
— Сохраб, это правда будет недолго. Даю слово.
— Ты обещал мне, что никогда не отдашь меня в такое место, Амир-ага. — Голос у Сохраба пресекся, по щекам потекли слезы.
Хорошо же я выгляжу в глазах мальчика!
— Это же Исламабад, не Кабул. Здесь все будет совсем по-другому. Я буду часто навещать тебя. Время пролетит быстро. Очень скоро я заберу тебя оттуда, и мы улетим в Америку.
— Нет! Нет! Только не в приют! Я боюсь! Там меня будут обижать!
— Тебя никто больше не обидит. Никогда и нигде.
— Это неправда! Они всегда говорят: «Мы не сделаем тебе ничего плохого!» И всегда врут! Ради Аллаха, не отдавай меня в приют!
Я смахнул слезы у него со щеки и мягко сказал:
— Яблоки, помнишь? Это как кислые яблоки.
— Ничего подобного! Это место совсем не такое! Только не в приют! Умоляю тебя!
— Ш-ш-ш-ш. — Я прижал к себе дрожащее маленькое тельце. — Ш-ш-ш-ш. Все будет хорошо. Мы вместе вернемся домой. Вот увидишь, все будет хорошо.
— Обещай, что не отдашь меня туда! Ради Аллаха, Амир-ага! Дай слово! — В сдавленном голосе Сохраба сквозил ужас.
Дать слово и нарушить? Я крепко обнял мальчика и принялся укачивать. Через некоторое время он затих, слезы высохли, дрожь прекратилась. Немного погодя Сохраб мирно засопел, тело его обмякло. Ужас усыпляет детей, вспомнились когда-то прочитанные строки.
Я отнес его в постель и уложил, потом лег сам. За окном пылал закат.
Когда меня разбудил телефонный звонок, небо было совершенно черное. Я протер глаза и включил торшер. Половина одиннадцатого вечера. Я проспал почти три часа.
— Алло?
Усталый голос господина Фаяза:
— Звонок из Америки.
— Спасибо.
Свет в ванной горел: Сохраб совершал вечернее омовение.
Щелчок в трубке. Радостный голос Сораи:
— Салям!
— Привет.
— Как прошло совещание с адвокатом?
Я рассказал ей о предложении Омара Фейсала.
— Не забивай себе голову, — сказала жена. — Мы поступим иначе. Звонил Кэка Шариф. Он говорит, главное, привезти Сохраба в США. А уж дядюшка позаботится, чтобы мы уже не расставались. Он тут посоветовался с приятелями и почти уверен, что Сохраб получит гуманитарную визу.
— Серьезно? Да здравствует Кэка Шариф!
— А мы выступим в качестве опекунов. Только надо все провернуть очень быстро. Виза действительна в течение года, времени для всех формальностей по усыновлению достаточно.
— Неужели у нас все получится?
— Похоже на то.
— Вот ведь радость! Люблю тебя.
— И я тебя.
Я повесил трубку и поднялся с кровати.
— Сохраб! У меня замечательная новость! — Я постучал в дверь ванной. — Только что из Калифорнии звонила Сорая. Нет нужды связываться с детским домом, Сохраб. Мы летим в Америку, ты и я! Слышишь меня? Мы отправляемся в Америку!
