Максим Чертанов - Правда
— Я не играю в азартные игры, — сухо отвечал тот. — Тем более с чужими больными. Вас, насколько я знаю, курирует мой шеф профессор Плейшнер. Ему и предложите.
— Пожалуйста, доктор, сыграем! Если вы откажетесь, я буду плакать. — Ленин сморщил лицо и жалобно замигал глазами. «Какой великий артист во мне пропадает! — самодовольно думал он. — Мочалов и Качалов ничто в сравнении со мной!»
— Ну хорошо, хорошо. — Д-р Гортхауэр досадливо нахмурил красивые брови. — Значит, с вас франк. А ежели я не угадаю?
— Колечко хочу. — Ленин потупился, как юная девица, и застенчивым жестом показал на руку доктора.
К его удивлению, австриец согласился. Они присели на лавочку. Владимир Ильич закатал рукава рубашки и начал проворно сучить руками, гоняя шарик и приговаривая «Кручу-верчу, обмануть хочу!» Наконец он остановил мельтешение наперсточков. Шарик находился под левым.
— Вот, — сказал д-р Гортхауэр и показал на левый наперсток.
Ленин сделал круглые глаза и приподнял наперсток над поверхностью скамьи, осторожно прижимая шарик к его внутренней поверхности. Иногда лохи угадывали правильно — от наблюдательности или просто случайно, — но, убедившись, что под выбранным наперстком ничего нет, вздыхали и расплачивались. Австрийский доктор, однако, вздыхать не стал, а сказал спокойно:
— Шарик там. Вы его держите пальцем. — И ловко схватил Ленина за запястье, не давая ему проделать еще какую-нибудь профессиональную манипуляцию.
Изумленный Владимир Ильич был вынужден признать поражение. Но у него имелись запасные планы, и он решил пустить в ход один из них. Вместо того чтобы расплатиться франком, он сказал д-ру Гортхауэру:
— Вы страсть какой умный. Вы меня побили, и за это я хочу вам сделать подарок.
— Какой? — без особого интереса осведомился психиатр.
— Коньяк. Настоящий французский. — Всякий раз, когда Крупская или Зиновьев навещали Владимира Ильича в больнице, они приносили под подолом или за пазухой бутылку коньяку, и больной заново наполнял плоскую фляжечку, с которой, как и с наперстками, никогда не расставался.
— Гм...
Д-р Гортхауэр быстро оглянулся по сторонам (сухой закон в клинике Бургхельцли распространялся не только на больных, но и на персонал) и, убедившись, что свидетелей нет, кивнул согласно. Владимир Ильич тоже повертел головой, осторожно извлек из-за пояса брюк заветную фляжку и передал ее доктору. Затем, обменявшись сдержанными заговорщическими улыбками, они расстались. Ленин улыбался про себя. В коньяке были растворены снотворные таблетки, которые он копил много недель. Оставалось только ждать ночи, о чем он и сказал английскому лейтенанту.
В течение дня Ленин раз двадцать пытался поговорить с Моторолли и упросить его передать русским чертеж чудесного телефона. Но безумный изобретатель только истерически смеялся и бормотал что-то бессмысленное. «Ну и пропадай, коли так! — с досадой подумал Ленин. — Ей-богу, я сделал все, что мог. Не могу же я отнимать чертеж силой и угрозами, как эти австрийские шпионы. Да я и не знаю, как этот чертеж выглядит. Итальяшка мне подсунет вместо телефона какую-нибудь бесполезную банку-матку».
Наступила полночь... Моторолли был все еще жив и невредим и спокойно спал на своей кровати. Ленин подумал, что, быть может, угроза Маргарет Зелле была пустым вздором и никто не собирается причинять итальянцу вреда. Ведь в сумасшедшем доме никакие слова нельзя принимать за чистую монету... Он аккуратно, бесшумно оделся и вылез в окно. Англичанин уже ждал его в саду. Они пошли к корпусу, где жил д-р Гортхауэр. Окна доктора были темны. Ленин подсадил Джона, и тот, перевалившись через подоконник, сообщил, что из спальни слышится легкое похрапывание. Тогда Ленин тоже влез внутрь. Несколько секунд они стояли, дожидаясь, пока глаза привыкнут к темноте; потом отворили дверь в спальню.
Удача! Красавчик доктор, полураздетый, в одном ботинке, лежал навзничь на постели и крепко спал. Рука с кольцом безвольно свешивалась с кровати. Пустая фляжка валялась на полу. Осторожными, бережными движениями Ленин стянул с пальца доктора кольцо; англичанин, приплясывая от нетерпения, потянулся к нему... Но Владимир Ильич отвел свою руку за спину и шепнул — от волнения почему-то по-итальянски:
— Uno momento...
Он кинулся из спальни обратно в гостиную (не забыв, впрочем, прихватить свою фляжку); недоумевающий англичанин бежал за ним. Ленин поднес кольцо к раскрытому окну и в бледном свете луны, проглядывающей сквозь рваные тучи, глянул на него... Никакой надписи на внутренней стороне не было. «Значит, волшебное колечко лежит себе, где положено — в Петербурге!» Он подавил вздох — то ли облегчения, то ли разочарования — и отдал кольцо английскому лейтенанту. Тот схватил его трясущимися руками и, не говоря ни слова, перемахнул через подоконник...
Луна выплыла из-за туч и ярко осветила комнату. Владимир Ильич из праздного любопытства осмотрелся вокруг себя; взгляд его упал на лежащий под столом мешок. Он нагнулся и тронул его: в мешке что-то звякнуло... Он ощупал его весь: бутылки, бутылки, бутылки... Одна из них выпала и откатилась в угол. Шнапс — вот что прятал в саду, вот что носил к доктору в мешках полоумный Шикльгрубер! «И вся тайна-то!» Ленин выбрался через окно наружу и, насвистывая, неторопливо пошел к своему корпусу. Он был спокоен. Но, подходя к окнам своей комнаты, он услышал доносящиеся оттуда звуки: сдавленное мычание, женский голос, шум борьбы... «Убивают моего итальяшку!» Не раздумывая, он перескочил подоконник и ввалился в комнату. Моторолли извивался на кровати, хрипел и бился, пытаясь вырваться из рук санитара Шикльгрубера, который сидел у него на груди и душил подушкой; Маргарет Зелле держала несчастного за ноги... Ленин бросился в гущу схватки; он за шкирку оторвал Шиклырубера от итальянца и швырнул его на пол, но тут раздался выстрел... Тело Моторолли дернулось в конвульсии, вытянулось и застыло. А Маргарет уже направила свой револьвер на Ленина... С минуту она стояла и держала его на прицеле, потом по ее красивому лицу пробежала тень, и она сказала:
— Убирайтесь вон. Не возвращайтесь до завтрака. Молчите, если хотите жить, и не пытайтесь покинуть клинику: у нас длинные руки.
Ленин молча пошел к двери. Вслед ему полетели его пиджак и бумажная шляпа... Он понимал, что весь остаток ночи Маргарет Зелле будет заниматься обыском: упрямый итальянец не захотел добровольно отдать свою мотороллу. «Как жалко его! И я дурак! Надо было не клянчить у него чертеж, а хватать его самого в охапку и вместе бежать отсюда! Но что же теперь делать?! У них ведь длинные руки... Кому сказать о них? Профессор Плейшнер уехал в Вену на собрание фрейдистов... Доктор Гортхауэр пьян мертвецки... Остальной персонал — кто их знает, может, тут все шпионы и заговорщики... Надо посоветоваться с Джоном, больше-то не с кем...» Он подошел к двери англичанина, постучался и вошел. Тот расхаживал по комнате с довольным видом и время от времени высоко подпрыгивал, не в силах сдержать свою радость.
— Где ваше «кольцо всевластия», Джон?
— Я топить его ватерклозет, — гордо отвечал англичанин. — Теперь Гортхауэр лишился своей силы. Темные разбиты, Мордор побежден!
Ленин не стал говорить ему, что д-р Гортхауэр — просто безобидный алкоголик, а истинные силы зла вовсе не побеждены, а только что совершили убийство и торжествуют. Он уже пожалел, что пришел к этому безумцу. «Чем он может помочь?» Ленин сел на стул и стал нервно вертеть в руках свою шляпу. Это было единственное, что осталось ему на память от Моторолли... Снаружи шляпа была белая, но внутренняя сторона ее была вся исчерчена карандашом и исписана какими-то пометками. Он машинально разглядывал эти надписи, на которые никогда не обращал внимания, и вдруг ахнул... Средь прочих пометок он прочел слово «motorolla». Он поспешно стал развертывать шляпу и разбирать ее на листы, как капустный кочан; то, без сомнения, были чертежи! Так вот что означали слова итальянца «Вы мне уже помогли», сказанные, когда Владимир Ильич предложил ему помочь спасти и спрятать чертеж! Вот она — чудесная моторолла! А значит — нужно во что бы то ни стало бежать! Ехать к своим, в Ставку! Передать изобретение в русский генштаб! Вот он — подвиг, коего так жаждала душа!
— Джон, умоляю, перестаньте прыгать! Помогите мне!
После завтрака больные и персонал могли наблюдать следующую картину: сумасшедший англичанин и сумасшедший русский, положив на полено длинную доску, по очереди становились на один конец ее, а тот, кто не стоял на доске, разбегался и прыгал на другой конец, заставляя партнера взлетать высоко в воздух. По-видимому, это была какая-то английская или русская народная игра. Они скакали так долго, что всем надоело на них смотреть; и никто не обратил внимания на то, что постепенно игроки перетаскивают свое чудное сооружение все ближе и ближе к высокому железному забору, ограждавшему клинику. А вскоре начал накрапывать дождь, и зрителей вообще не стало...
