Елена Сазанович - Всё хоккей

Я задержал взгляд на ее лице. И окончательно понял, что сегодня потерял своего союзника. И только потому, что союзник имел неосторожность в меня влюбиться. Теперь ей было наплевать и на папку, и на тайны мужа, и на его прошлое. Ей было важно не разбить по неосторожности такое хрупкое настоящее. И любой шаг в сторону она считала рискованным. И любой шаг назад казался ей опасным. И неизвестно чего можно было ожидать от любого шага вперед. Она предпочитала стоять на месте. Единственное (как она думала), что способно сохранить надежду на будущее.

Я, как можно правдоподобнее, скривился в гримасе и схватился за голову.

— Не знаю, что такое! Адская головная боль!

Надежда Андреевна растворила аспирин в стакане с водой. И протянула мне, укоряюще заметив:

— А все потому, что забиваете голову ерундой. Вместо того, что бы съездить на природу, такая чудная сейчас погода! Ведь вы и так для меня и для мужа столько сделали! Наша совесть перед Юриной памятью чиста. Труды его выйдут, Макс непременно этому поспособствует.

— Значит, его совесть тоже чиста.

— А знаете, есть только один человек, кого может действительно мучить совесть.

Я вздрогнул. И поднял тяжелый взгляд на Смирнову. Голова вдруг и впрямь резко заболела и готова была развалиться на части.

— Кто же это, Надежда Ан… Надежда?

— Этот несчастный хоккеист. И его больше всего жаль. Жить с таким грузом, хотя, по сути, и не виновен.

— А если бы вам пришлось с ним встретиться? — мой голос предательски дрогнул. И я процедил сквозь зубы. — Что, что бы вы ему сказали?

— Я? — казалось, Смирнову ошарашил этот вопрос. И мы несколько секунд, молча смотрели друг другу в глаза. — Ну, я… Я бы просто сделала вид, что его не узнала. Это лучшее, что я могла бы сделать и для него, и для Юры, и для себя.

Не говоря больше ни слова, я тяжело поднялся с места и ушел в комнату, плотно прикрыв за собой дверь. Включил по традиции старенький проигрыватель, поставил вальс Грибоедова и попытался решить что делать дальше. И с тайной Смирнова, и с любовью Смирновой. И с самим собой. Но ни один из этих вопросов так и не разрешил. Сильная головная боль лишила меня возможности думать. И я провалился в глубокий сон.

Как ни странно, утром я проснулся в отличном настроении. Даже подумал: может быть, Смирнова права? Что я в конце концов пытаюсь найти? От мысли, что ученый Смирнов — просто-напросто негодяй, которого и убить не жалко, я, безусловно, отказался. Этот человек вызывал искреннюю симпатию. Тогда что? Его труды, в которых я мало что смыслил и в которых гораздо профессиональнее и успешнее сможет разобраться Макс. Еще что? Какое-то мифическое открытие, которое все ждали от Смирнова, но которое вполне возможно он и не совершал… Ни одной ниточки, ни одной зацепки, превращающие домыслы в факт и реальность, не было. Не все ученые совершают гениальные открытия, но при этом они не перестают быть учеными. Похоже, таким был и Смирнов. Чувство вины перед ним меня никогда не покинет.

Но перед его женой я себя виноватым уже не чувствовал. Не так уж долго она носила траур по нему. И потом, я все что мог, для нее сделал. Я даже на ее счет перечислил очень большую сумму, и она теперь гораздо богаче меня. Совсем скоро она об этом узнает. Если я захочу, то уже сегодня. И тогда окончательно смогу быть свободным. И мне непременно следует решить, как дальше строить свою жизнь. Я и понятия об этом не имел. Но, безусловно, эта жизнь не будет похожа на мою прежнюю. И на нынешнюю у Саньки Шмырева она тоже не будет похожа.

Из учений Смирнова ясно вынес одно. Долгую и спокойную жизнь можно организовать. И я ее обязательно организую и сумею достойно прожить.

Этим солнечным утром чувство свободы настолько опьянило меня, что я даже громко замурлыкал джазовую мелодию из Дюка Элингтона.

Надежда Андреевна постучалась в мою комнату и тут же без приглашения заглянула. Она была уже одета. Старомодное ситцевое платьице под поясок, босоножки на широком каблуке. И только игривая стрижка молодила ее.

— Приятно видеть вас в таком хорошем настроении, — приветливо улыбнулась она. — Я ни разу не слышала, что вы поете. И вот уж не предполагала, что любите джаз.

— Я люблю классику, Надежда Ан… А джаз я пою.

— И какие планы на утро? Если не секрет?

— Не секрет. Потому что сам понятия о них не имею.

— Не иметь планов это тоже признак счастья. Если бы я не все про вас знала, то непременно бы решила, что вы влюблены!

Я напрягся. Смирнова была тоже в превосходном настроении. Глаза ее сияли, даже губы были подкрашены. Я уже знал почему. Мне же это было меньше всего нужно.

— Дело не в любви, Надежда Ан… Просто у меня такое настроение, потому что я жду встречу с природой, — неожиданно для себя заявил я. — Вот решил проведать, как там ваша дача поживает, и все ли там благополучно?

— Я вам давно говорила, бросьте эти глупости и отдохните, подышите воздухом, приведите себя в порядок! А то вы прямо, как мой Юра! Ведь вы еще совсем молоды и если бы захотели, очень даже могли бы привлекать внимание женщин, — кокетливо подмигнула она.

Я собирался замахать руками, закричать, что не хочу никакого внимания. И вообще, моя мечта — прожить жизнь в одиночестве. Но не успел. Она тут же скрылась за дверью. Я отчетливо услышал, как стучат ее толстые каблуки по лестнице. Я облегченно вздохнул и вытер пот со лба. Ну что ж. Идея поехать на дачу и все решить окончательно на свежем воздухе, не так уж плоха. Летний солнечный день к этому явно располагал. Я громче и громче напевал джазовую мелодию Элингтона. Хотя меньше всего уже походил на джазмена, на модного мальчика, влюбленного в джаз и, тем более, на суперхоккеиста, кичащегося познаниями в джазе. Больше всего я сегодня хотел походить на свободного человека.

Через часа три я приехал на дачу. Последний раз я был здесь весной. Когда приходилось пробираться по слякотной дороге, и даже чистый воздух и шум сосен не спасал от невыносимой тоски. С тех самых пор все стало неузнаваемо. Дачный поселок вырос, окреп, посвежел и похорошел. И погода, задорно стреляющая солнечными лучами, и природа, кричащая многоголосьем птиц, шелестом зеленых веток, мягкой сочной травой, усыпанной белыми ароматными цветами, достойно и весело вписывались в интерьер всего нашего не слишком достойного и не слишком веселого мира.

Я даже поначалу не узнал дачу Смирновых. Во всяком случае, не зря я выделил на это кругленькую сумму. Строители не подкачали. Дом был не низок, не высок, но очень уютен и красив. Красный кирпич, белая веранда, на втором этаже балкон, перила которого украшали вырезанные узоры. Все утопало в густой траве и цветах. Могучих деревьев еще, конечно, не было, они просто за такой короткий срок не смогли бы вырасти, но маленькие саженцы яблонь и рябин были разбросаны повсюду вокруг дома.

— Эй! Есть тут кто! — громко закричал я, зная, что рабочие достраивают сарай за домом. — Эй, чего молчите! Мужики!

Наконец из-за фасада дома появилась здоровенная фигура рабочего с золотым зубом. С ним я несколько месяцев назад успел познакомиться, и даже чуть было не подрался. Он, лениво раскачиваясь, шел мне на встречу по дорожке, усыпанной красным гравием. В одной руке держал бутылке молока, в другой толстую краюху хлеба, которую периодически откусывал.

Он так и не сумел ко мне вплотную приблизиться. За пару десятков шагов застыл на месте, как, вкопанный. И вскрикнул:

— Хозяин! Воскрес! — он проворно перекрестился, бутылка с молоком выпала из его рук, и молоко тонкими струями полилось по розовому гравию.

— Мертвые не воскресают, — сквозь зубы процедил я и близко подошел к нему. — И мертвые не разговаривают.

— Это уж точно, — он облегченно вытер пот со лба, приторно улыбнулся, вызывающе блеснув золотым зубом. — Ошибочка вышла. Хотя, может, и не ошибочка вовсе.

— Вы о чем? — я нахмурился.

— Ты, пацан, и впрямь изменился за эти несколько месяцев. И как видимо, не просто стал походить на хозяина, но хозяином, поди и заделался.

— А вот это не ваше дело! — резко ответил я.

— Уж конечно не мое. Хозяин может, всю жизнь мечтал о своем домишке. А ты, можно сказать, его мечту воплотил в жизнь. Можно сказать, по его мечте жить и будешь.

— Я здесь жить не собираюсь. Теперь это воплощенные мечты хозяйки. И не более.

Золотой зуб тоненько захихикал.

— А я бы так не сказал, скорее наоборот. Все мечты хозяйки и бывшего хозяина — для вас!

Вообще, этот наглый бугай разговаривал так, словно он сам хозяин. Мне даже захотелось предложить ему свое место, только бы не ввязываться в любовную историю.

Мне захотелось тотчас уйти. Похоже, покой на сегодняшний день не может мне даровать даже природа. К тому же, какая это природа, если в центре ее не деревья, цветы и птицы. А здоровенный нахальный мужик с золотым зубом. Нет уж, пусть такая природа достанется кому-нибудь другому. Я резко развернулся, не желая продолжать этот бессмысленный диалог.