Михаил Балбачан - Шахта
– Ты иди, Андрей, – Слепко осторожно потрогал разбитую нижнюю губу, – видишь, какие дела. Жавтра поговорим.
Шевцов встал, непонятно махнул рукой и вышел, переставляя ноги, как марионетка.
Дома он вытащил все из шкафа. Достал из-под матраса холщовый мешок с лямками, пришитыми его мамой, еще когда он, ее Андрюшенька, уезжал поступать в институт. Подумал, бросил мешок, выволок из-под койки чемодан, вывалил оттуда все, положил хорошую одежду, аккуратно завернул в газету штиблеты и сунул туда же. Внимательно оглядел комнату. Вытащил из-под подушки дневник, который вел время от времени, взял с подоконника любимую чашку, вытряхнув на пол присохшие чаинки. Вспомнил, что надо бы запастись едой, но идти на кухню не хотелось. В конце концов, он всю жизнь ждал чего-то подобного. Эфемерное его существование в качестве советского «командира производства» кончилось разом, просто и обыденно. От одного взгляда на кульман желудок скрутило, Андрей закашлялся. Сгреб рейсфедеры и прочую ценную мелочовку. «Какой же я был идиот! Изобретатель сверхскоростных электровозов для народного хозяйства! Воображал, пуская слюни, триумфальные арки в Москве и все такое прочее». Он присел на дорожку. Комната уже стала чужой. «Мы же пришли просто поговорить, а эти двое ни с того ни с сего начали кулаками размахивать. Ох нет, они не только кулаками махали, они и языками мололи. Многие слышали. Слепко. Хорошо, не о том совсем мы ночью говорили, не настолько же я пьяный был. Или – все-таки? Все равно решат, что я соучастник». Андрей взял чемодан и вышел. Дверь не запер, ключ так и остался торчать в скважине. «Неплохо, если товарищи пролетарии напоследок меня обчистят, – подумал он, – очень удачно получится». Денег у него имелось: рупь с мелочью. «А и были бы деньги? На поезд нельзя, там станут искать в первую очередь». Оставалось подаваться в леса, которых, впрочем, в округе не наблюдалось. Поставил чемодан на обочину, бегом бросился назад, в свою бывшую комнату, схватил с этажерки «Королеву Марго» и вновь скатился на улицу. «Теперь я еще и библиотечную книгу спер», – обрадовался Андрей и потопал куда глаза глядят.
Целую неделю исчезновения главного механика шахты никто не замечал. Слепко, как всегда, находился в запарке и, хотя вспоминал временами об Андрее, его всегда что-нибудь отвлекало. Подчиненные Шевцова только рады были неожиданному перерыву в потоке поучений и нахлобучек. На седьмой день после злосчастной заварушки Евгений поднялся пораньше на-гора и, предвкушая близкий обед, на минутку зашел к себе в кабинет.
У окна стоял высокий, подтянутый военный. Он обернулся. Оказалось, это Петр Иванович Савин, начальник местного райотдела НКВД и хороший приятель Евгения. Они дружески обнялись. Поинтересовавшись, как поживают Наталья и подрастающее поколение, Савин перешел к делу:
– Слушай, а где у тебя этот, как его, Шевцов? Я тут порасспрашивал малость, никто ничего не говорит.
– Не знаю, а в чем дело?
– Значит, ты тоже не в курсе. В комнате у него хоть шаром покати. Из вещей ни горелой спички не осталось. Соседи уверяют, что неделю уже его не видали. Кое-кто даже поет, что – месяц.
– Черт-те что! Нет, я вчера, кажется, его встречал. У него там все нормально… Да нет, я бы знал.
– Говорю тебе, неделю его нет! А ты, дорогуша, под самым носом у себя ни черта не замечаешь. Надо все-таки побдительнее быть.
– Куда уж нам. Это вы у нас такие пинкертоны, что остается, как говорится, встать и снять шляпу. А правда, что Кузьмин оказался польским шпионом?
– Вот и работай в таких условиях! Уже, значит, все об этом болтают?
– Обо всех не скажу. Мне вот жена рассказала, а она в магазине слышала.
– Что будешь делать с трепачами этими? Чего тогда от штатских ждать, если свои… – Савин раздраженно хлопнул ладонью по бедру. – Ну тебе-то я могу доверять. Сознался голубчик, во всем сознался. Целая система в районе действовала. Шпион, говоришь? Подымай выше! Резидент ихней вельможнопанской разведки!
– Ни хрена себе! Мне этот типус всегда был чем-то отвратителен. А Рубакин?
– Он Кузьмина и разоблачил. «Приезжаю, – говорит, – лезу с делами разбираться, а там, мама родная! Чего он только без меня не наворотил!» Ну, Рубакин – молодец, долго не раздумывал и сейчас же к нам. Да, кстати, тебя тоже поздравить можно. Ловко ты умудрился милицию-то вызвать! Смело. Хотя, если честно, довольно-таки безответственно.
– Это почему же?
– А ты не подумал, чего они могли с тобой сотворить? Ты, Жень, нам еще живым нужен.
– Подумаешь, по морде разок съездили.
– И сапожками чуток попинали… Что, кстати, при этом Шевцов твой поделывал?
– Шевцов? На диване сидел…
– Говорил чего?
– Ничего вроде.
– А зачем он вообще приходил?
– Я думал, совпадение.
– Думал он. Спиноза. Вот ты его помочь просил. Просил?
– Просил, кажется, сейчас точно не помню.
– Просил, просил. А он тебе помог?
– Нет. Очумел совсем от всего этого. Он и пришел уже какой-то сдвинутый. Вот черт, а потом, значит, пропал! Может, несчастье с парнем?
– Это точно. А приходил он к тебе, Женька, как организатор акта саботажа. Проследить за подельничками, чтобы все как надо исполнили.
– Да ты что? Быть не может! Он же наш, комсомолец! Отличную транспортную систему спроектировал…
– Это уж у них, сволочей, так заведено. До времени все они прекрасные работники. А между тем, если повнимательней посмотреть, гнилое нутро всегда просвечивает. Тебя кадровик предупреждал насчет Шевцова?
– Ну, предупреждал…
– То-то. Мягкотелые мы очень. Ты не обижайся, я ведь и сам такой же. Каждый вечер зарок себе даю: со следующего утра ни на йоту слабины не давать. Потом – то-сё, и пошло-поехало! Ладно, бывай. Кстати, о Зощенко. У тебя о нем какое мнение?
– А что? Что Зощенко? – всполошился Евгений. – Он прекрасный работник, знающий…
– Тоже, значит, прекрасный работник? Эх, Женька! Да не дергайся ты, нет пока на него ничего. Никаких связей с Кузьминым и вообще ни с кем. Столько вокруг народу привлекали, а он всегда ни при чем оказывался. И сигналы-то на него все какие-то несерьезные поступают, хоть плюнь да разотри.
– Так и что?
– А то, что странно это. Вот тебя, при желании, много за что прихватить можно. Такое сообщают… С Шевцовым, опять же, с этим… И любого так прихватить можно, поверь, я знаю, что говорю. А его – нет! Бережется старый хрен, сильно бережется. С чего бы?
– Ну, происхождение у него…
– Вот именно. Ладно, пошел, устал я нынче чего-то. Впредь осмотрительнее будь, как друг тебя прошу. Времена сейчас… Да, транспортную систему эту замечательную проверь, хорошенько проверь! Зощенке поручи, он землю копытами будет рыть. А если Шевцов сюда сам заявится, сейчас же позвони. Осторожно только, не спугни. Там такое дело, ниточки далеко потянулись. Помнишь, был тут вредитель такой, Бирюков?
– Ну?
– Одна это шайка. Очень даже может быть, что он сам заявится. Деньги в кассе недополучил, и вообще. Я распорядился, чтобы все пока тихо было. Решит, что пронесло, и высунется из норы. Есть шанс.
– Да его небось искать теперь, как ветру в поле!
– Обижаешь, Женя. Тут он где-то отсиживается. Но хитер, подлюка. Мы уже всех девок его перетрясли – дохлый номер, молчат! Ревут только да глазами хлопают.
– Девок? Его девок?
– Его, его. Обалденные, между прочим, девахи! Мы с тобой света белого не видим, вкалываем как проклятые, а эти деятели везде поспевают. Одна, там, евреечка, ну я тебе доложу! Ладно, договорились. Будь.
Савин, посвистывая, легкой походкой вышел на крыльцо. Из-за угла навстречу ему выдвинулся длинный черный автомобиль.
У Евгения голова шла кругом. «Саботаж? А ведь правда, они же пытались организовать массовый уход рабочих с шахты! Девки обалденные? У этого мозгляка? С ума сойти!»
О происшествии в кабинете начальника шахты никто вслух не поминал. Десятка полтора из задержанных по этому делу вернулись на шахту, но помалкивали. Наступило лето. Однажды, стоя под душем, Слепко увидал рядом с собой Шевцова. Тот стоял, натурально голый, под соседним рожком и яростно драил спину мочалкой. На начальника шахты он не обращал ни малейшего внимания. Стоял, отвернувшись.
– Здорово, Шевцов!
– А, здравствуйте, Евгений Семеныч!
– Как дела?
– Да так, ничего. Вот только из шахты вернулся. Почти две недели меня не было, а положение вполне нормальное. Кое-кому, конечно, пришлось немного всыпать. Самое удивительное: захожу сейчас в кассу – оказывается, никто вообще не заметил моего отсутствия. Даже обидно, – Андрей издал что-то похожее на смешок, глотнул воды и закашлялся.
– Так ведь сам говоришь, все нормально шло. Потом, чего ж ты хотел? Ты у нас главный механик, третий человек на шахте. Прикажешь прогулы тебе писать? Мы не знали, где ты и что, хотели даже с милицией искать, – говоря это, Слепко внимательно смотрел в лицо Шевцову, но из-за водяных струй ничего не разобрал.
– Несчастье у меня, то есть неприятность одна произошла. Я хотел отпуск за свой счет попросить, а у вас там такое началось…
